— Простите, Вы ещё тут? — Да. Это вы меня простите, просто замолчала. Так Вы говорите это уже седьмая попытка? — Да, во все остальные разы люди отключались сразу, или заносили в черный список. В прошлый разговор, например, много всего услышал нового о себе. — Чего так? — девушка подошла к ночному окну. — Дозвонился, оказывается, подростку, и он обвинил меня в домогательстве, — он немного помолчал.– Извините, забыл представиться. Я Максим… Орлов Максим Николаевич. — Почему Вы всё время извиняетесь? — Боюсь Вас спугнуть, — девушка услышала его усмешку, — простите, а Ваше имя? Девушка нервно теребила пальцами узел шторы. — Я Стрельцова Надежда Андреевна, можно просто Надя. — Привет, Надя, приятно познакомиться, — собеседник снова усмехнулся. — Взаимно. Это было похоже на детское знакомство в песочнице. «Привет», «привет». «Давай дружить?» «Будем друзьями». Оставалось только рукопожатие, но их разделяли сотни километров. — Так, что же, Надя, у Вас сейчас вечер? Надя даже зевнула: — Вроде в Москве тот же час? Сейчас, минутку, — она развернулась, чтобы посмотреть на часы, — сейчас только полночь. — Забавно. Почему «только»? Надя уже без замедления ответила на этот вопрос: — Город в этот час только оживает. Она часто отвечала подобными несуразицами. Например, «буду через семь минут». Не через «пять», а именно «семь». Или сказать «добрый вечер» в шесть утра. На любую надоевшую ей фразу она отвечала «чу́дно», или «прелесть». Только бы от неё отстали. Она бы придумала ещё кучу странных ответов, если бы с кем-нибудь общалась. — Часто гуляете ночь? Надежда ещё несколько секунд смотрела в окно, а потом решилась ответить: — Днём гуляют компании, вечером выходят одиночки. — Значит, Вы тоже не умеете с ними общаться? — спросил Максим. Надя опешила, а потом спросила: — С кем? — С людьми. Они какие-то странные. Никогда не получалось заводить с ними разговор. — Но со мной то Вы сейчас говорите, — заметила Надя. — Тогда будем считать, что мы нелюди. Надя улыбнулся и отошла от окна. У неё предательски заурчало в животе, пришлось пойти в сторону холодильника. — Надя, можно перейти на «ты»? — Давай. Надя как раз достала из холодильника макароны с мясом и полезла за вилкой. — Честно, доже не знаю, что люди говорят в подобных разговорах дальше, — признался Максим. — Но ведь мы же нелюди, расскажите о себе, — предложила Надя, удобнее усаживаясь за стол. — Мы опять на «вы»? — Прости, так расскажи о себе. Максим откашлялся, ненадолго убрал телефон от уха, собираясь с мыслями. О себе? Это достаточно много и в тоже время ничего. — Ну… Что можно сказать? Подскажи с чего начать. Надя тоже задумалась и весело напела в трубку: — Как автобиографический фильм, — и немного понизила голос, чтобы было похоже на ее собеседника. — Я Орлов Максим Николаевич родился в роддоме номер, — и сделала небольшую паузу. — Правда, я не помню номер роддома. Я родился двадцать шестого июня 1980 года в Ростове-на-Дону. — Правда? — удивилась Надя, — я тоже там родилась, только на четыре года позже. — А через два года после моего рождения мы уехали от туда. Семья у меня была весьма подорванная, мы много путешествовали. Закончили только десять лет назад, когда попали в ливень где-то близ Сорренто, там заболела и умерла мама. Отец открыл бизнес, мы занимались перевозкой импортных машин. Все даже вроде пошло на лад. Я окончил университет, обзавелся девушкой. Милая Барбара так и ждала свадьбы, но как оказалось не со мной, а моими деньгами. Я знал, что у отца проблемы с сердцем. Он часто ходил в больницу, и каждую среду его навещал его врач. И когда он сообщил мне, что отцу остались от силы год, я заработал свой первый инфаркт. Это случилось полгода назад. С тех пор я здесь. Отец отказался от своего лечения, оплатил мне палату, лечение и возможную операцию, переписал на меня бизнес, предварительно его заморозив. И через неделю умер. В собственной машине. Он ехал ко мне, но в пути что-то случилось, он отпустил руль и машину сбили. Умер он от остановки сердца. Барбара, узнав, что я умираю и скорее всего останусь инвалидом, просто собрала вещи и уехала. Вот так я и живу, — Максим ненадолго замолчал. Затем вытер едва мокрые глаза и тоже спросил, — а ты? Теперь твоя очередь. А Надя после такой истории и рта открыть не могла. — Прости. — Мы же просто общаемся, знакомимся. Наверняка у тебя тоже поучительный рассказ. Давай начнем? — он откашлялся и попытался сыграть ее голос, — я Стрельцова Надежда Андреевна родилась в 1984 году в Ростове-на-Дону. Продолжай, — хоть Надежда и не видела его улыбки, но ей почему-то стало так тепло на душе. — Я родилась третьего марта в Ростове-на-Дону. Отца своего я не помню. У мамы было немного денег. Я всегда знала, что она чем-то болеет. Но она не подавала виду, чтобы не волновать меня. Тетка моя всё предлагала уехать учиться в Питер, мол у нее там родственники, и она поможет. На мой выпускной мама потеряла сознание, а через неделю ее не стало. У неё были проблемы с сердцем, врождённый порок трёхстворчатого клапана. Помню, как мама водила меня по врачам, чтобы убедиться, что у меня нет этой проблемы, — Надя шмыгнула носом и тоже вытерла глаза, — после ее смерти тетка забыла про меня. Тогда я собрала свою сумку и села на первый поезд. Подала документы на юридический и филологический. Приняли и там и там. Поступала на филфак. Снимала однокомнатную квартиру у добродушной пожилой дамы, — она опять шмыгнула в трубку, — у нее никого не было и Зоя Михайловна переписала квартиру на меня. Уже два года как ее нет. Вот. А я закончила универ, устроилась работать в журнал. Корректирую статьи иногда предлагаю свои работы. Собственно это всё. — Ты же понимаешь, что теперь мы не сможем просто так попрощаться? — он говорил одновременно сочувствующие и радостно. — Почему? — Ты знаешь обо мне больше, чем моя бывшая. Когда тебе можно звонить? Надя поковыряла вилкой макароны. — Да когда угодно, разве что желательно по будням сначала смс маякнуть, могу быть занята, — вдруг Надя остановила себя на мысли, что так легко разговаривает с человеком, с которым познакомилась только полчаса назад. И даже не знает как выглядит, не знает правду ли он ей говорит. Но почему-то не хочет сопротивляться разговору, а наоборот, — а тебе? — Любой день кроме четверга, у меня процедуры. А так, когда угодно. Максим сказал ещё раз номер больницы, Надя записала кратко все данные о своем собеседнике, как о пациенте в мед. карте. На листике был записан номер больницы, возраст, дата рождения, имя, фамилия, отчество и номер палаты. Завтра она узнает правда ли то, что он ей рассказывает. — Приятного аппетита, — Максим услышал, как Надя доедает свой поздний ужин. А Надя, буркнув испуганное «спасибо», услышала на заднем фоне какой-то шум. И Максим стал говорить тише: — Это ночной обход. И почему-то он сказал это с весельем, как ребенок в летнем лагере, судорожно собирающий карты, услышав шаги вожатого в полночь. Странное чувство из детства за мелкое нарушение правил. Тогда казалось, что, правда, могут выгнать из лагеря, а сейчас это вызывает лишь улыбку. — Красивые хоть медсестры? — Надя решила его приободрить. — Издеваешься? — все тот же гневный шёпот, — с чем у тебя ассоциируется имя Тамара? Надя только опешила, что она это отвечать она не придумала, поэтому решила, что это риторический вопрос. — Вот и я за всю жизнь стройных и молодых Тамар не видел, — Дорогой читатель, если Вы вдруг знаете или являетесь девушкой по имени Тамара, то приношу свои извинения, — ладно, всё. Перезвоню завтра. Надя услышала как открывается дверь в его палату, какое-то разочарованное: «Ну, что же ты?!». И радостный ответ Максима: — Добрый вечер Тамара Ивановна, — почему-то вышло что-то вроде «Тамар Иванна». И длинный писк в трубке. Он отключился. *** Утро началось с того же гневного писка. Надя перевернулась и выключила будильник. Но писк продолжался. Этот звук исходил с кухни. Телефон. Да, она забыла его вчера там.