Вместо этого я сразу перешел к делу. — Могу я поставить пятьсот долларов на победу Тома Кейса в поединке с Диком Тайгером в Мэдисон-сквер-гарден? — Да, конечно, — ответил Фрати. — Еще вы можете сунуть раскаленную кочергу сами знаете куда, но зачем вам это нужно? Его дочь радостно рассмеялась. — И какой я получу коэффициент? Он посмотрел на дочь. Она подняла руки. С двумя оттопыренными пальцами на левой и одним на правой. — Два к одному? Это нелепо. — Это нелепая жизнь, друг мой. Пойдите и посмотрите пьесу Ионеску, если вы мне не верите. Я рекомендую «Жертвы долга». Что ж, он хотя бы не стал называть меня «братком», как его браток из Дерри. — Давайте это обсудим, мистер Фрати. Он взял акустическую гитару «Эпифон-Хаммингберд» и начал настраивать. Получалось очень ловко. — Подкиньте мне материал для обсуждения или поезжайте в Даллас. Там есть место, оно называется… — Я знаю это место в Далласе, но предпочитаю Форт-Уорт. Раньше я здесь жил. — Сам факт вашего переезда показывает, что вы не лишены здравого смысла. Чего не могу сказать о вашем желании поставить на Тома Кейса. — Как насчет того, что Кейс победит нокаутом в первых семи раундах? Что я за это получу? Он посмотрел на дочь. На этот раз она оттопырила три пальца на левой руке. — А если Кейс победит нокаутом в первых пяти? Она обдумала вопрос, добавила к трем пальцам четвертый. Я решил, что на этом можно и остановиться. Записал свое имя в гроссбухе, показал водительское удостоверение, закрыв большим пальцем адрес в Джоди, как проделал это почти три года тому назад в «Честном платеже», когда ставил на «Янкиз». Потом отдал деньги, составлявшие примерно четверть всей имеющейся у меня наличности, сунул расписку в бумажник. Двух тысяч вполне хватало для того, чтобы оплатить как расходы Сейди, так и мои до окончания миссии. Кроме того, мне не хотелось очень уж обдирать этого Фрати, как не хотелось обдирать Чеза, хотя тот и заложил меня Биллу Теркотту. — Я вернусь на следующий день после танцев, — предупредил я. — Приготовьте мои деньги. Дочь рассмеялась и закурила. — Разве не это сказала хористка архиепископу? — Вас, часом, зовут не Марджори? — полюбопытствовал я. Она застыла, держа сигарету перед собой, а дымок тонкой струйкой выходил между губ. — Откуда вы знаете? — Она увидела выражение моего лица и рассмеялась. — Если на то пошло, я Ванда, приятель. Надеюсь, со ставкой у вас получится лучше, чем с угадыванием имен. Шагая к своему автомобилю, я тоже на это надеялся. Глава 25 1 Утром пятого августа я оставался с Сейди, пока ее не положили на каталку, чтобы увезти в операционную, где уже ждал доктор Эллертон с другими хирургами, которых хватило бы на баскетбольную команду. Глаза Сейди блестели от вколотого успокоительного. — Пожелай мне удачи. Я наклонился и поцеловал ее. — Всей удачи этого мира. Спустя три часа ее прикатили в палату — ту самую палату, с той самой картиной на стене, тем самым отвратительным низким унитазом, — крепко спящую и похрапывающую, со свежей повязкой на левой стороне лица. Ронда Макгинли, медсестра с плечами футболиста, позволила мне остаться, пока Сейди не очнется, пойдя на серьезное нарушение инструкций. В Стране прошлого часы посещений соблюдались строго. Исключение делалось лишь для того, к кому старшая медсестра проникалась теплыми чувствами. — Как ты? — спросил я, взяв Сейди за руку. — Все болит. И я сонная. — Так поспи еще, дорогая. — Может, в следующий раз… — слова оборвались мягким «х-з-з-з-з-з-з», глаза закрылись, но Сейди усилием воли открыла их вновь, — будет лучше. В твоем месте. Она отключилась, а у меня появилась пища для размышлений. Когда я подошел к сестринскому посту, Ронда сказала, что доктор Эллертон ждет меня в кафетерии. — Мы оставим ее на эту ночь и, возможно, на завтрашний день, — сообщил он. — Меньше всего нам хочется, чтобы началось какое-нибудь заражение (позже, разумеется, я вспомнил об этом… вроде бы и забавно, но не так чтобы очень). — Как все прошло? — Как и ожидалось, но повреждения, нанесенные Клейтоном, очень серьезные. В зависимости от заживления вторую операцию мы назначим на ноябрь или декабрь. — Он закурил, затянулся, выпустил струю дыма. — У нас потрясающая хирургическая бригада, и мы делаем все, что можем… но есть пределы. — Да, я знаю. — Но я знал и кое-что еще: больше операций не будет. Во всяком случае, здесь. В следующий раз, когда Сейди ляжет под нож, это будет совсем и не нож. Это будет лазер. В моем месте. 2 Когда экономишь на мелочах, обычно это выходит боком. Я отказался от телефона в квартире на Нили-стрит, чтобы сократить расходы на восемь долларов в месяц, а теперь он мне понадобился. Но в четырех кварталах от моего дома находился небольшой магазинчик «У-Тоут-Эм». Телефонная будка стояла у двери рядом с холодильным шкафом для колы. Номер де Мореншильдта я выписал на полоску бумаги. Бросил в щель дайм и позвонил. — Резиденция де Мореншильдта, чем я могу вам помочь? — Это не Джин. Вероятно, служанка… И откуда у де Мореншильдтов такие деньги? — Я хотел бы поговорить с Джорджем. — Боюсь, он на работе, сэр. Я достал ручку из нагрудного кармана. — Вас не затруднит дать мне его телефон? — Конечно, сэр. Си-Эйч-пять-шесть-три-два-три. — Благодарю. — Я записал номер на тыльной стороне ладони. — Могу я узнать, кто звонил, если вы не сможете с ним связаться, сэр? Я повесил трубку. Меня вновь окутал холод. Этому я мог только порадоваться. Если мне когда и требовалась холодная ясность ума, так это сейчас. Я бросил в щель другой дайм, и на этот раз секретарша сообщила мне, что я позвонил в «Сентрекс корпорейшн». Я сказал, что хочу поговорить с мистером де Мореншильдтом. Она, разумеется, пожелала знать, а зачем мне это нужно. — Передайте, что речь пойдет о Жан-Клоде Дювалье и Ли Освальде. Передайте, что ему от этого разговора будет только польза. — Ваше имя, сэр? Паддентарю здесь не катило. — Джон Леннон. — Пожалуйста, подождите, мистер Леннон. Я посмотрю, свободен ли он. Обошлось без музыкальной заставки, и я решил, что это скорее плюс, чем минус. Привалился к горячей стене и прочитал надпись на табличке: «ЕСЛИ ВЫ КУРИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ВКЛЮЧИТЕ ВЕНТИЛЯТОР». Я не курил, но включил вентилятор. Не помогло. В ухе щелкнуло, достаточно громко, чтобы я поморщился.