— Я уже так думаю, — подала голос Марни Каллем. — Пусть уходит, Энди. — В этом нет ничего плохого, ничего противозаконного, ничего опасного, и это не афера, клянусь вам. — Но мне в голову уже закралась мысль, что ничего не выйдет, с клятвой или без. Идея оказалась с изъяном. И теперь Каллем отнесется ко мне очень настороженно, встретив пятнадцатого ноября неподалеку от Молельного дома квакеров. Но я продолжал гнуть свое, чему научился в Дерри. — Это всего лишь криббидж. Вы учите меня играть, мы играем несколько часов, я отдаю вам двести долларов, и мы все расстаемся друзьями. Что вы на это скажете? — Откуда вы, мистер Амберсон? — Приехал из Дерри, недавно. Занимаюсь коммерческой недвижимостью. Сейчас я в отпуске на Себаго, потом поеду на юг. Вам нужны имена? Рекомендации? — Я улыбнулся. — Люди, которые подтвердят, что я не псих? — В сезон охоты он по субботам уходит в лес, — ответила миссис Каллем. — Это его единственный шанс, потому что он работает всю неделю и до дома добирается практически в сумерках, когда уже не имеет смысла заряжать ружье. На ее лице по-прежнему читалось недоверие, но я увидел и кое-что еще, вселявшее надежду. Когда ты молода, у тебя ребенок, а у мужа тяжелая физическая работа (об этом говорили его мозолистые, с потрескавшейся кожей руки), две сотни долларов — это много продуктов. Или, в 1958-м, два с половиной месячных взноса по закладной. — Я могу пропустить один день в лесу, — вставил Каллем. — Да и дичь около города практически выбили. Только на Боуи-Хилле еще можно подстрелить этого чертова оленя. — Следи за тем, что говоришь при ребенке, мистер Каллем, — резко бросила она, но улыбнулась, когда он поцеловал ее в щеку. — Мистер Амберсон, мне надо поговорить с женой. — Каллем повернулся ко мне. — Ничего, что вам придется постоять на крыльце минуту или две? — У меня есть вариант получше. Я поеду в «Брауни» и куплю шипучку. — Так большинство деррийцев называло любую газировку. — Вам привезти чего-нибудь прохладительного? Они вежливо отказались, а потом Марни Каллем закрыла дверь перед моим носом. Я поехал в «Брауни» и купил «Орандж краш» себе и лакричного червяка для малышки, предположив, что ей понравится, если она такое уже ест. «Каллемы мне откажут, — думал я. — Вежливо, но твердо». Незнакомец, да еще с таким странным предложением. Я-то надеялся, что на этот раз изменить прошлое будет проще, раз Эл уже дважды его менял. Выходило, что это не тот случай. Но меня ждал сюрприз. Каллем согласился, а его жена позволила мне дать лакричного червяка малышке, которая взяла угощение с радостным смехом, пососала и начала им причесываться. Они пригласили меня остаться на ужин, но я отказался. Предложил Энди Каллему задаток в пятьдесят долларов, от которого отказался он… но потом все-таки взял по настоянию жены. Я вернулся на Себаго в превосходном настроении, однако утром пятнадцатого ноября, по пути в Дарэм (поля так заиндевели, что одетые в оранжевое охотники оставляли следы), оно изменилось. Он позвонит в полицию штата или местному констеблю, думал я. И пока меня будут допрашивать в ближайшем полицейском участке, пытаясь выяснить, какая у меня придурь, отправится охотиться в лес у Боуи-Хилла. Но на подъездной дорожке стоял только «форд» Каллема с панелями под дерево. Я взял новую доску для криббиджа и пошел к двери. Энди открыл ее и спросил: — Готовы к уроку, мистер Амберсон? Я улыбнулся. — Да, сэр, готов. Он отвел меня на заднее крыльцо: не думаю, что его женушка хотела, чтобы я находился в доме с ней и малышкой. Правила оказались очень простые. Под колышками подразумевались очки. Игра заключалась в том, чтобы дважды пройти вокруг доски. Я узнал, что такое правый валет, последовательность, застрять в грязевой яме и «загадочные девятнадцать» — так называемая невозможная рука. Потом мы начали игру. Сначала я вел счет, но прекратил, как только Каллем вырвался вперед на четыреста очков. Время от времени издалека доносился выстрел, и Каллем обреченно смотрел на лес, который начинался сразу за его небольшим двором. — В следующую субботу, — сказал я ему после очередного такого взгляда. — В следующую субботу вы точно отправитесь на охоту. — Скорее всего пойдет дождь, — ответил он, потом рассмеялся. — Мне-то чего жаловаться? Я получаю удовольствие и зарабатываю деньги. Вы играете все лучше, Джордж. В полдень Марни приготовила нам ленч — большие сандвичи с тунцом и по миске домашнего томатного супа. Мы поели на кухне, а потом она предложила нам продолжить игру за кухонным столом. Все-таки решила, что я неопасен. Меня это очень порадовало. Я давно уже понял, какие они милые люди, эти Каллемы. Прекрасная пара с прекрасным ребенком. Иногда думал о них, слушая, как Марина и Ли Освальды кричат друг на друга в дешевых съемных квартирах… или видя, как они, по крайней мере один раз, вываливаются со своей злобой на улицу. Прошлое стремится к гармонии, а также старается все уравновесить, и у него получается. Каллемы — одна сторона доски-качалки, Освальды — другая. А Джейк Эппинг, известный также как Джордж Амберсон? Само собой, перелом. Ближе к концу нашего марафона я выиграл первую игру. Тремя играми позже, уже в самом начале пятого, я его разгромил и рассмеялся от счастья. Малышка Дженна рассмеялась вместе со мной, потом наклонилась вперед из своего высокого стульчика и по-свойски дернула меня за волосы. — Все! — воскликнул я, продолжая смеяться. Трое Каллемов мне вторили. — На этом ставлю точку! — Я достал бумажник и выложил три купюры по пятьдесят долларов на красно-белую клетчатую клеенку, покрывавшую стол. — Ни один цент не пропал даром. Энди пододвинул купюры ко мне. — Уберите их обратно в бумажник, где им самое место, Джордж. Я получил слишком много удовольствия, чтобы еще брать ваши деньги. Я кивнул, словно соглашаясь, а потом пододвинул купюры к Марни, которая тут же их схватила. — Спасибо вам, мистер Амберсон. — Она с упреком посмотрела на мужа, потом вновь на меня. — Мы найдем, на что их потратить. — Хорошо. — Я встал и, потянувшись, услышал, как хрустит позвоночник. Где-то — в пяти милях от дома Каллемов, может, в семи — Каролин Пулин и ее отец возвращались к четырехдверному пикапу с надписью на водительской двери «СТРОИТЕЛЬНЫЕ И СТОЛЯРНЫЕ РАБОТЫ ПУЛИНА». Может, подстрелили оленя, может, и нет. В любом случае они — я в этом не сомневался — провели отличный день в лесу, болтая, как умеют отцы с дочерьми, и наслаждаясь компанией друг друга. — Оставайтесь на ужин, Джордж, — предложила Марни. — У меня тушеная фасоль и хот-доги. Я остался, а потом мы смотрели выпуск новостей по маленькому настольному телевизору Каллемов. Сообщили о несчастном случае на охоте в Нью-Хэмпшире, но не в Мэне. Я позволил уговорить себя на второй кусок яблочного коблера, хотя уже наелся до отвала. Потом встал и поблагодарил их за гостеприимство. Энди Каллем протянул руку. — В следующий раз сыграем бесплатно, хорошо? — Будьте уверены. — Следующего раза быть не могло, и, думаю, он это знал. Его жена, как выяснилось, тоже. Она подошла ко мне, когда я уже собирался сесть за руль. Малышку укрыла одеялом и надела ей на голову шапочку, но сама пальто не накинула. Я видел пар ее дыхания, и она дрожала от холода. — Миссис Каллем, вы должны вернуться в дом, прежде чем просту… — От чего вы его спасли? — Простите? — Я знаю, почему вы пришли. Я молилась, пока вы играли на крыльце, и получила от Бога ответ, но не полный. От чего вы его спасли? Я положил руки на ее трясущиеся плечи и заглянул в глаза. — Марни… если бы Бог хотел, чтобы вы это узнали, Он бы вам сказал. Внезапно она обхватила меня руками, прижала к себе. От удивления я ответил тем же. Крошка Дженна, зажатая между нами, переводила глаза с нее на меня. — Что бы это ни было, спасибо вам, — прошептала Марни мне в ухо. От ее теплого дыхания по коже побежали мурашки. — Идите в дом, милая. Пока не закоченели. Дверь открылась. На пороге появился Энди с банкой пива в руке. — Марни? Марн? Она отступила на шаг. Посмотрела на меня широко раскрытыми черными глазами. — Бог прислал нам ангела-хранителя. Я не буду об этом говорить, но никогда не забуду. Буду слагать в сердце своем[79]. — И она поспешила к крыльцу, где ее ждал муж. Ангел. Второй раз я услышал это слово и слагал его в своем сердце, сначала ночью, когда долго лежал без сна в коттедже, потом утром, когда плавал на каноэ по ровной глади озера под холодно-синим, поворачивающим на зиму небом. Ангел-хранитель. В понедельник, семнадцатого ноября, я увидел первых белых мух, кружащих в воздухе, и принял их за знак свыше. Собрал вещи. Поехал в Себаго-Виллидж и нашел мистера Уинчелла в ресторане «Лейксайд», где он пил кофе и ел пончики (в 1958 люди съедали множество пончиков). Я отдал ему ключи и сказал, что прекрасно отдохнул и отлично провел время. Он просиял. — Это хорошо, мистер Амберсон. Так и должно быть. Вы заплатили до конца месяца. Напишите адрес, куда я смогу отправить деньги за последние две недели, и я вышлю чек по почте. — Я не знаю, где буду, пока боссы в головном офисе не примут корпоративного решения, — ответил я, — но обязательно вам напишу. — Путешественники во времени постоянно лгут. Он протянул руку. — Такие постояльцы мне в радость. Я пожал ее. — Взаимно. Сел в «санлайнер» и покатил на юг. Снял номер в бостонском отеле «Паркер-хаус», вечером погулял по пользующейся дурной славой Боевой зоне[80]. После недель тишины и покоя Себаго от сияния неона и толп вечерних гуляк — в большинстве своем молодых, в большинстве своем мужчин, преимущественно в военной форме — у меня случился приступ агорафобии, и я затосковал по умиротворенным вечерам западного Мэна, где редкие магазины закрывались в шесть, а после десяти дороги вымирали. Следующую ночь я провел в отеле «Харрингтон» в округе Колумбия. А еще через три дня добрался до западного побережья Флориды. Глава 12 1 На юг я ехал по автостраде 1. Часто ел в придорожных ресторанах с «маминой домашней кухней», где «Синяя тарелка»[81], включая фруктовый салат на закуску и пирог с шариком мороженого на десерт, стоила восемьдесят центов. Не встретил ни одного кафе быстрого обслуживания, если не считать таковым «Говард Джонсон» с его двадцатью восемью вкусами и Простаком Саймоном на логотипе. Видел отряд бойскаутов, жгущих костер из осенних листьев под присмотром командира отряда. Видел женщин в длинных пальто и галошах, пасмурным днем снимавших с веревок выстиранное белье из опасения, что пойдет дождь. Видел пассажирские поезда под названием «Южный экспресс» или «Звезда Тампы», мчавшиеся в те американские края, где зиму не пускали на порог. Видел стариков, куривших трубки на скамейках городских площадей. Видел миллион церквей и кладбище, на котором не меньше сотни прихожан стояли вокруг еще не засыпанной могилы и пели «Старый шершавый крест». Я видел людей, строящих амбары. Я видел людей, помогающих людям. Двое таких, ехавших на пикапе, остановились, чтобы помочь мне, когда у «санлайнера» выбило крышку радиатора. Произошло это в Виргинии, около четырех часов дня, и один из них спросил, не нужно ли мне место для ночлега. Я могу представить, что такое возможно и в 2011 году, но с большой натяжкой. И вот что еще. В Северной Каролине я свернул на заправочную станцию «Хамбл ойл» и, пока в бак заливали бензин, отошел за угол, чтобы воспользоваться туалетом. Увидел две двери и три надписи. «МУЖСКОЙ» — на одной двери. «ЖЕНСКИЙ» — на другой. Третью сделали на дощечке со стрелкой, которая указывала на заросший кустами склон. Надпись гласила: «ДЛЯ ЦВЕТНЫХ». Заинтригованный, я пошел вниз по тропинке. В нескольких местах поворачивался боком, чтобы не коснуться маслянистых, густо-зеленых, с красноватым отливом листьев ядовитого плюща. Я надеялся, что папы и мамы, которые вели детей к той туалетной кабинке, что ждала внизу, могли определить, какую опасность представляет это растение, потому что в конце пятидесятых большинство детей носило короткие штанишки.