– Мои министры не разбежались. – А ты разве не получил от князя Голицына прошение об отставке правительства? Николай кивнул. – Получил, но отставку правительства я не принял, так что они продолжат работать дальше. – Правда? А ты проверь! Правительства в империи больше нет, и на твои телеграммы уже никто не ответит. И, кстати, не уговаривай меня разделить с тобой поездку в твоем чудесном поезде. – Очевидно, я должен у тебя спросить «почему», не так ли? – Именно. Потому что дурак из нас только один, а я предпочитаю остаться в живых. Должен же кто-то радовать великих интриганов своей недалекостью и несамостоятельностью! – О чем ты говоришь?! – О том, брат мой венценосный, что твой поезд будет блокирован, тебя принудят к отречению, а потом убьют. И, кстати, сразу после этого убьют и всю твою семью. Меня, скорее всего, тоже, но я все же постараюсь… И тут он меня буквально вырвал из кресла, схватив за грудки. Император в ярости прошипел мне в лицо: – Что! Ты! Такое! Говоришь! Что ты знаешь?! Говори!!! – Тихо, Никки, тихо… Даже в твоем вагоне стены имеют уши. Пока поезд стоит на месте, ни тебе, ни семье ничего не грозит. Успокойся наконец. Я с определенным усилием разжал его хватку и высвободился. Теперь мы стояли друг напротив друга. – Говори! Сказано было уже тише, и было ясно, что вспышка ярости пошла на убыль, и самодержец потихоньку обретал способность рассуждать логически. – Я пролетел шестьсот верст не для того, чтобы молчать. Но давай сразу условимся – мы с тобой в одной лодке. Убьют тебя – убьют и меня. Поэтому, пока мы за закрытыми дверьми, давай обойдемся без всей этой верноподданнической мишуры и поговорим как два брата. И если тебе легче, можешь и дальше меня воспринимать в качестве легковерного дурачка, мне это не принципиально. Итак, главное. Твой поезд обречен, как только тронется из Могилева. По плану заговора военных, впереди и сзади твоего поезда якобы случится крушение, и вагоны, сошедшие с рельсов, заблокируют тебе путь. Поезд будет блокирован мятежными войсками. Затем к тебе прибудет совместная делегация депутатов Государственной думы и генералов. Тебе предложат отречение. Николай вскинулся. – Чушь! Я на это никогда не пойду! Кроме того, со мной мой конвой! – Пойдешь. Они захватят в заложники твою семью. Ты все подпишешь. – Семью? Это невозможно! В Царском Селе надежный гарнизон! – Гарнизон Царского Села участвует в заговоре. Ты удивительно слеп, мой брат. Зачем тебе министры и разведка, если ты ничего не знаешь? Ты говоришь, что ты осведомлен о заговорах? Тогда почему их участники до сих пор не дают показания в Петропавловской крепости? В частности, пяток великих князей я бы обязательно повесил. Со всем великокняжеским шиком. Привселюдно, с большим стечением народных масс. Им бы понравилось, я уверен. – Князьям или массам? – Всем. Царь-батюшка прошелся по салону. Судя по всему, этот вопрос он задавал себе многократно, но ответ меня ничуть не удивил. Вероятно, себя он успокаивал так же. – Нет, это невозможно. Я не могу этого сделать. Не могу, потому что идет война. И внутренние наши разногласия нужно отложить до того времени, когда закончится эта война. Хмыкаю. – Боюсь, что к тому моменту в живых не будет ни тебя, ни меня. Ни твоей семьи. И тут я ничуть не лукавил. Николай с отчаянным непониманием (вернее, отказываясь понимать очевидное) воскликнул: – Но… почему? – Никки, ты же прекрасно осведомлен о том, как решаются вопросы устранения претендентов на трон. Так было во все времена, вспомни того же Макиавелли. Только в те времена монарх избавлялся от любых возможных конкурентов, вырезая целые семьи поголовно, не щадя ни стар, ни млад, а сейчас речь идет об упразднении монархии как таковой. И постараются устранить всех членов императорской фамилии от мала до велика, дабы никто из них не мог быть использован в качестве знамени реставрации. И если ты меня не будешь перебивать, то я постараюсь тебе рассказать все, что знаю о заговорах этого дня, а там уж сам решай, верить мне или не верить. Последующие четверть часа я излагал ему все, что мне было известно о заговорах февраля 1917 года. О роли «союзников» по Антанте в деле свержения монархии, о деньгах из английского и французского посольств, о поощрении ими оппозиционных настроений, в том числе и среди высшей элиты империи. О заговоре элит, сосредоточенных вокруг Госдумы и Земгора, о заговоре военных, о роли Германии и Австро-Венгрии в раздувании революционных и сепаратистских настроений в России, о действиях генерала Хабалова и военного министра Беляева, о хаосе в Петрограде и о многом другом. Император стоял у окна и, выкуривая папиросу за папиросой, неотрывно глядел в ночь. Он молчал и вопросов не задавал. Наконец, когда я выдохся, царь затушил папиросу и сел в кресло напротив меня. Пару минут мы молча сидели друг напротив друга. В конце концов Николай прервал затянувшееся молчание: – У тебя есть доказательства твоих слов? – Нет, разумеется. Откуда они у меня могут быть? Там, где я бывал, как-то не принято брать с присутствующих подписи под протоколами общих собраний. Позволь тебя спросить, а дядю Николая ты сместил с поста Верховного Главнокомандующего просто потому, что захотелось самому покомандовать? Или он стал слишком много на себя брать и стал опасен? А чем был вызвано спешное выделение Петрограда и столичного военного округа из состава Северного фронта? Ты так торопился забрать из-под генерала Рузского столицу, что даже не нашел более приличной кандидатуры, чем эта тряпка – генерал Хабалов! Вот только не говори, что это ты сделал, не имея подозрений насчет Рузского и заговора! – Возможно. И я принял превентивные меры. Но они не повлияли на подготовку фронтов к весеннему наступлению. Мои сомнения не повод обезглавливать армию во время войны! – Зато их игнорирование ведет к обезглавливанию нас с тобой! Император поморщился. – Опять лишь громкие слова. – Слова? Не к тебе ли приходил британский посол Бьюкенен, требовавший уступок оппозиции и прямо грозивший революцией? Не тем же был занят французский посол Палеолог? Или тебе не докладывают про то, как целые табуны элиты империи, включая руководство Госдумы, генералов и даже членов императорской фамилии ошиваются в приемной посольств Британии и Франции? Ты по-прежнему витаешь в облаках священного союзнического долга? Или думаешь, что вся эта публика, включая нашу с тобой ближайшую родню, ходит туда только чаю попить? Знаешь, чем заканчиваются такие чаепития? При всей моей нелюбви к Распутину, он не дал бы соврать! Или ты и вправду веришь, что Распутина Юсупов убил? Вновь повисло молчание. Царь выкурил еще одну папиросу, затем решительно ее затушил. – Нет, брат, все слишком… живописно. Да, генерал Хабалов проявил отсутствие воли. Да, по его вине столица сейчас кишит смутьянами, а войска растеряны отсутствием твердого командования. Да, назначение Хабалова было ошибочным. Военный министр Беляев также долго слал успокаивающие телеграммы, и момент для быстрого усмирения бунта был упущен. Но это не значит, что все именно так, как ты говоришь. Я полностью владею ситуацией, я получаю доклады министров, в том числе и министра внутренних дел. А твой Родзянко шлет мне панические телеграммы одну за другой, надеясь, что я дрогну. Грозит революцией и требует от меня уступок. Но я не уступлю! Они хотели получить ответственное министерство, а получили роспуск Государственной думы. Они хотят меня принудить к уступкам, а я подавлю их силой. В мое царствование уже была подавлена одна революция, и я не вижу причин, чтобы в этот раз было иначе. – Нет, Никки, нет, кое-что все же изменилось с тех пор. Тогда войска оставались верными императору. Смею тебе также напомнить, что, невзирая на верность армии, та вспышка волнений и восстаний продлилась целых два года. Даже если сегодня или завтра не победит революция и власть удержится – сможет ли Россия выдержать два года бунтов в условиях третьего года мировой войны, когда истощены ресурсы и озлоблены подданные? Боюсь, что сегодня в столице, а завтра и в Царском Селе озлобленных подданных будет слишком много. А войск, которые ты посылаешь для подавления мятежа, напротив, слишком мало. Они не справятся. Самодержец всероссийский все так же неотрывно смотрит перед собой. И кажется, он пытается в чем-то убедить самого себя, когда раздельно проговаривает: – Мои данные говорят о том, что размеры волнений сильно преувеличены. Во всем виновата паника и растерянность власти в столице. Они нуждаются в твердом и решительном руководителе. Потому я и назначил генерала Иванова новым главнокомандующим Петроградским военным округом. Он отправится в столицу с Георгиевским батальоном. Иванов сможет недрогнувшей рукой восстановить порядок в городе и окрестностях. – Одним батальоном? В Петрограде стотысячный гарнизон! Николай качает головой, слегка оживляясь. Думается, что он спорил сам с собой на эту тему уже множество раз за сегодня. – В таких ситуациях все решает не количество штыков и сабель, а стойкость и моральное превосходство. Уверен, что излишне ставить вопрос о том, у кого большее моральное преимущество – у солдата, который верен своему императору, или у мятежника, который думает лишь о воровстве, пьянке и разбое. Даже если все сто тысяч принялись бунтовать, то их военный потенциал сведется к одиночным выстрелам из-за угла. Отсутствие дисциплины, анархия и бунт – плохие помощники в военном деле. А Георгиевский батальон – это закаленные в боях ветераны, всей душой ненавидящие всю эту бунтующую тыловую шваль. Как только в столице появятся георгиевцы, мятеж быстро пойдет на спад, основные силы гарнизона внезапно вспомнят о присяге, а бунтари разбегутся как крысы. К тому же в помощь генералу Иванову из состава Северного фронта будут выделены надежные части и пулеметные команды. Так что там будет не один Георгиевский батальон. – Ты в этом уверен? – Конечно. Я сам видел телеграмму наштаверха Алексеева главкосеву Рузскому, где предписывалось выделить соответствующие надежные войска в распоряжение генерала Иванова. – Так вот, не хочу тебя разочаровывать, но войска с Северного фронта генералом Рузским выделены не будут. – Опять же – твои слова. Пожимаю плечами. – А ты проверь! – Как? – Ну, тут два варианта. Первый – я выхожу из поезда, а ты едешь дальше. Приедешь в Царское Село – значит, ты прав. А нет, так нет. – Это несерьезный разговор. – Второй – самый осторожный. Ты остаешься в Ставке. Генерал Иванов со своими георгиевцами, под предлогом чего угодно, берет под охрану все основные органы управления войсками. Приставь к Алексееву, Лукомскому и прочим ключевым персонам своих людей и лично проконтролируй прибытие в Петроград надежных полков с фронта. И замени наконец Хабалова с Беляевым! Твое назначение генерала Иванова имеет один существенный недостаток. Петроград там, а Иванов – здесь. И между ними шестьсот верст по прямой, а по железной дороге и того больше. Они два-три дня будут туда только добираться. За это время все будет кончено. Смени Хабалова и Беляева сейчас! Неужели во всей столице не сыщется решительный и верный тебе человек, который недрогнувшей рукой наведет порядок? Назначь генерала Маннергейма, он сейчас в Петрограде. Или полковника Кутепова! – Кутепова? А кто это? – Полковник лейб-гвардии Преображенского полка. Как раз сейчас пытается что-то сделать для восстановления порядка в столице. И назначь нового главу правительства из числа тех, кто будет верен лично тебе и кто пойдет по головам ради твоего благоволения. Николай вновь заходил по салону. Резко остановившись, он воскликнул: – То есть ты предлагаешь, устроить кровавую баню исключительно на основе твоих слов и предположений? Реки крови в тылу во время войны только на основе твоих подозрений! Пожимаю плечами. – Ты знаешь, сколько твоих подданных убили сегодня и вчера в Петрограде? А сколько убьют завтра, если ты не предпримешь что-нибудь? Да, подавление мятежа – это всегда кровь. Но это минимальная кровь для всеобщего спокойствия. Бездействие же приведет к революции и к гражданской войне, на которой погибнут миллионы, если не десятки миллионов. И вся эта кровь будет на твоей совести. – Тебе легко рассуждать! Ты не отягощен короной империи и не несешь бремя ответственности за ее судьбу! – И слава богу, брат мой. Я многое в жизни делал для того, чтобы оказаться от твоей короны как можно дальше. Но увы, не судьба. Как только корона слетит с твоей головы, наши с тобой головы слетят с плеч, вот и вся диалектика. Так что я весьма заинтересованное лицо в наших с тобой общих делах. Император продолжил хождение туда-сюда. Затем, что-то вспомнив, он спросил: – Кстати, мне докладывали, что ты из Гатчины вылетел в Москву. Каким образом ты оказался здесь? Я поморщился. – Никки, это не столь важно. Давай по существу вопроса. Времени у нас с тобой не так уж и много. Царь насторожился.