Мостовский вытянулся: – Письмо доставлено адресату и встретило понимание. Нас ждут! Я кивнул и обратился к бывшим моим конвоирам. – Что ж, братцы, я обиды не держу на вас, потому как вы выполняли приказ, не зная о его преступности. Но сейчас всем, кроме штабс-капитана Добронравова, я предлагаю решить, с кем вы – с государем императором, который готовит принятие народных законов о земле, власти народной в уездах и деревнях, о статусе ветеранов войны и наделении их особо землей и хозяйством, о многом другом столь же важном для простого народа, или же вы с заговорщиками, которые хотят свергнуть Богом данную власть и всласть грабить народ русский? Народ зашумел. Люблю задавать вопросы с очевидными ответами, типа кем хочешь быть – молодым, здоровым и богатым или старым, нищим, больным и отсидевшем на зоне лицом нетрадиционной сексуальной ориентации? Реакция меня не разочаровала – не прошло и пяти минут, как мы все грузились в автомобиль и грузовик. Связанная тушка штабс-капитана Добронравова была заброшена в кузов, и наша колонна двинулась навстречу рассвету. Могилев. 28 февраля (13 марта) 1917 года. Несколько ранее – Ну, что там, ваше императорское высочество? Пригодился пакет? Стоило оно тех усилий? Я хмуро поглядел на Мостовского. – Ваши усилия, дорогой мой Александр Петрович, привели к катастрофе. Видя его растерянную физиономию, я пояснил: – Фокус в том, господин Мостовский, что в вашем пакете ничего не было. В смысле ничего вообще. Он, видите ли, оказался пустым. – Как пустым?! Как так? Я промолчал. Мостовский нервно зашагал по перрону. Затем вполголоса горячо заговорил. – Во имя чего же мы с боями прорывались в Могилев? Во имя чего я потерял несколько человек? Кому это было нужно?! А может, мне дали неправильный пакет? Или письмо перепутали? Вместо письма положили чистый лист бумаги? Ведь, черт возьми, должно же быть рациональное объяснение этой нелепице! Я не понимаю… Вы уверены? – Уверен. Штабс-капитан опускает глаза под моим тяжелым взглядом. Выслушав его сбивчивую речь, я заметил: – А еще я уверен, что ваше письмо погубило императора и всю нашу империю. Я имел глупость выполнить данное вам обещание не вскрывать пакет и несчастье воспользоваться вашим письмом для аргументации государю. И вот, в момент, когда я его почти убедил, черт меня дернул за руку достать ваш пакет. Можете представить, какой эффект на государя произвела чистая бумага вместо списков заговорщиков? Итог – государь уезжает. Впереди его ждет западня, арест и принуждение к отречению от престола. А Россию ждет анархия и гражданская война. Именно мы с вами, из-за вашего рокового пакета, теперь несем моральную ответственность за грядущую гибель России и за те миллионы русских людей, которые теперь погибнут по нашей с вами милости. Вот так, Александр Петрович. Штабс-капитан подавлен. Нервно рвет ворот и пытается вздохнуть поглубже. Хрипло спрашивает: – Неужели ничего нельзя сделать? Жестко смотрю ему в глаза. – Смотря на что вы готовы для спасения России и государя. Мостовский выдерживает взгляд и твердо отвечает: – Кого надо убить? Я чуть истерически не расхохотался, так забавно звучала в это время и в этих обстоятельствах эта популярная в мое время фраза. Но штабс-капитан серьезен. – Приказывайте, ваше императорское высочество. С минуту мы бодаемся взглядами, а затем я киваю в конец императорского состава. – Пойдемте, Александр Петрович, прогуляемся. Здесь не место для подобных разговоров. В последнем вагоне я выгнал из тамбура солдата императорского Конвоя, и мы смогли продолжить беседу. – Я собираюсь арестовать заговорщиков. Вы со мной? – Так точно, ваше императорское высочество. Приказывайте. С минуту я помолчал, собираясь с мыслями, затем быстро заговорил. – Существует военный заговор против государя императора. Его возглавляют Алексеев, Лукомский, Брусилов, Рузский, Гурко и ряд других генералов и высших офицеров. Цель заговора – воспользоваться смутой в Петрограде и совершить переворот. Руководят заговором из-за границы. Силами заговорщиков поезд государя будет блокирован между Петроградом и Могилевом, где он и будет принужден к отречению, или же его убьют. Царская семья будет арестована, а Алексей станет марионеткой в руках регентского совета, который заговорщики и возглавят. Я сейчас попытаюсь обойтись словами и постараюсь склонить Алексеева и Лукомского к переходу на сторону государя. Однако велик риск неудачи, и тогда, скорее всего, я буду взят под арест. Мостовский был потрясен. – Но… Тогда зачем с ними разговаривать? Качаю головой. – В условиях войны и смуты я бы предпочел обойтись без таких потрясений, как силовое противостояние в Ставке Верховного Главнокомандующего. Я предпочту, чтобы первый шаг в активных действиях сделали сами заговорщики. Видя недоумение на лице штабс-капитана, я пояснил: – Я должен попытаться обойтись без рек крови. Если мне удастся с ними договориться хотя бы на время, мы сможем разобраться со смутой. Иначе гражданской войны не избежать. Если же мне не удастся их склонить на сотрудничество или хотя бы на его видимость, то нам придется зачищать всех. – Зачищать? Блин, следи за языком, майор Романов! – В смысле арестовать всех заговорщиков, а при сопротивлении их уничтожить. Итак, ваша боевая задача, господин штабс-капитан. После того, как я удалюсь с перрона вместе с генералами Алексеевым и Лукомским, а также с великим князем Сергеем Михайловичем, вы должны сделать следующее. Прежде всего, вы должны найти полковника Горшкова и изложить ему все случившееся. Если он все еще со мной в вопросе подавления мятежа, то пусть немедля найдет генерала Иванова и передаст от меня письмо, а также расскажет суть происходящего сейчас. Я думаю, что полковнику будет легче сговориться с генералом. Вас же, Александр Петрович, я попрошу сделать следующее. Нужно будет организовать наблюдение за зданием Ставки, дабы понять, взяли ли меня под арест и где я буду находиться. Если я правильно понимаю традиции и привычки, то, очевидно, местом моего заточения будет избран мой номер в гостинице. Возможны варианты запереть меня в здании Ставки или отвезти в другое место. Поскольку охранять меня будут не обученные конвоиры, а обычные солдаты, то делаться это будет кое-как. Ваша задача – обеспечить мое немедленное освобождение, где бы я ни оказался в результате ареста. Есть вопросы? – Никак нет. Все ясно. – Я надеюсь на вас и ваших людей, Александр Петрович. Мне пора возвращаться на перрон. Поезд вот-вот тронется. Рубикон будет перейден. Глава X Просветление Могилев. 28 февраля (13 марта) 1917 года Я неоднократно читал о том, что главным оружием генерала Иванова была его борода, и вот теперь имел возможность воочию в этом убедиться, глядя на монументальную фигуру не имеющего сомнений честолюбивого человека, который стоял передо мной, решительно выпятив вперед бороду. – Ваше императорское высочество, я рад, что с вами все в порядке! Взятие под арест брата императора – это неслыханная дерзость! – Рад приветствовать вас, Николай Иудович. Дерзость – это ерунда по сравнению с организацией заговора и изменой государю. Вы получили мое письмо? Ну, собственно, это было совершенно ясно по присутствию рядом с генералом полковника Горшкова. Но, как говорится, нужно же как-то разговор поддержать. Борода качнулась вниз. – Получил. Все, что вы написали, – это очень серьезно. Прошу простить, но как вы, ваше императорское высочество, допустили отъезд императора, если обладали такими сведениями? Иванов с некоторым вызовом смотрел на меня. Да и чего ожидать от человека, который прошел такой путь наверх, о котором многим и задуматься страшно – от сына ссыльнокаторжного до полного генерала от артиллерии, для которого нынешняя война была уже третьей, поскольку воевал он и в русско-турецкую войну 1877–1878 годов, и в Русско-японскую 1904–1905 годов, и в нынешнюю Первую мировую, именуемую в эти времена Великой. Передо мной стоял, выставив вперед свою бороду, кавалер ордена Святого Георгия II, III и IV степеней (причем Георгием II степени за всю Первую мировую войну было удостоено лишь четыре человека, включая генерала Иванова), кавалер Георгиевского оружия и Георгиевского оружия с бриллиантами (за Русско-японскую войну). А нужно опять вспомнить, что такие награды не давались абы за что. Как было записано в статуте ордена: «Георгиевское оружие никоим образом не может быть жалуемо в качестве очередной боевой награды или же за участие в определенных периодах кампаний или боях, без наличия несомненного подвига». И подвиг этот (для любого ордена Святого Георгия) должен был быть четко документирован, иметь описание самого подвига, доказательную базу и свидетельские показания его совершения. Например, даже во времена постреволюционного хаоса и разгула революционной целесообразности, для награждения «первого солдата Революции» Тимофея Кирпичникова солдатским Георгиевским крестом IV степени генералу Корнилову пришлось подделывать наградные бумаги, включив в них описание не существовавшего в природе подвига Кирпичникова, который якобы лично героически нейтрализовал полицейские пулеметы, стрелявшие в борцов Революции. Так что генерал Иванов заслуженно считался человеком по-настоящему героическим. Но ко всему прочему, он был очень – очень! – честолюбив. Это был человек, обиженный на всех, включая самого Николая Второго. Человек, считающий, что его задвинули завистники, что он не оценён и, по его мнению, достоен много большего, но вынужден коротать дни в унизительной должности генерала по особым поручениям при императоре. Возможно, кого-то и порадовала бы эта синекура, но болезненно честолюбивый Иванов буквально спиной чувствовал ироничные взгляды придворного окружения, а уж про время докладов на высочайшее имя и говорить нечего! Как он мечтал удавить собственными руками всех тех, кто хихикал ему в спину! Я кивнул. – Моим сведениям о заговоре недоставало лишь одной малости – доказательств. Теперь они у меня есть! Я прямо обвинил генерала Алексеева в измене государю, в организации мятежа и попытке свергнуть императора. И он нисколько не возражал против моих обвинений. Более того, заявил о том, что они найдут, кого посадить на престол. Заговорщики начали приводить свой план в исполнение, арестовав меня! Поезд императора будет остановлен в пути, и государя принудят к отречению, шантажируя безопасностью августейшей семьи! А ваш собственный поход в Петроград не состоится, Георгиевский батальон будет также блокирован в пути. Вас снова хотят выставить на посмешище, генерал! Лицо Иванова потемнело от гнева. – Негодяи! Патетически восклицаю: – Настал ваш час, генерал! Спасите Россию! Благодарное Отечество и государь император вас не забудут. Пришло время покарать изменников и войти в историю! Глаза Николая Иудовича сверкнули торжеством. – Я готов, ваше высочество!