Воейков кивнул и вышел. Но отправлять высочайшее повеление не стал, твердо уверенный, что государь действует на эмоциях и через некоторое время изменит свое решение. Во всяком случае, сам генерал Воейков приложит все силы для этого. Петроград. 28 февраля (13 марта) 1917 года – Именем революции я приказываю вам сложить оружие и покинуть здание Министерства путей сообщения! С этого момента я являюсь здесь главным! Ходнев с удивлением поднял голову на зашедших в кабинет уверенным шагом двух человек. – Мазайков! – Тут я, вашвысокоблагородь! Полковник строго посмотрел на денщика и брезгливо поинтересовался. – Кто пустил сюда вот это… этих… Говоривший возмутился: – Позвольте, господин полковник, вы забываетесь! Вы не отдаете себе отчета в том, что вы разговариваете с новым комиссаром путей сообщения! Я попросил бы вас сменить тон и освободить мой кабинет! Ходнев продолжал игнорировать вновь прибывшего и смотрел на Мазайкова, ожидая ответа на свой вопрос. Тот явно стушевался. – Так это, вашвысокоблагородь, они прибыли с солдатами лейб-гвардии Кексгольмского запасного полка и, значится, хотели поговорить с однополчанами, вот. Стоят они щас там внизу, у баррикады, разговаривают с нашими солдатами. А этих господ в здание провел сам товарищ министра путей сообщения Борисов, ну и солдаты не посмели препятствовать ему. Вот, значится, как было дело, вашвысокоблагородь… Полковник наконец перевел взгляд на вошедших. – Итак, милостивые государи, соблаговолите объяснить, кто вы такие и почему я вообще должен уделять вам внимание. Лицо Некрасова потемнело от гнева. – Я, милостивый государь, Некрасов Николай Виссарионович, депутат Государственной думы, и я назначен комиссаром в Министерстве путей сообщения! Мне предписано арестовать прежнего министра господина Войновского-Кригера и принять управление министерством на себя. Ходнев обратил свой взор на второго гостя. – А вы кто такой будете? – С вашего позволения, я Бубликов Александр Александрович, депутат Государственной думы и товарищ комиссара в Министерстве путей сообщения. Ходнев подумал несколько мгновений и уточнил: – Стало быть, и вы тоже назначены? – Точно так, – Бубликов степенно кивнул, – назначен. – Итак, вы, господа, оба назначены, и с этим ничего не поделаешь. – Ходнев сокрушенно вздохнул и отхлебнул чай из чашки. А затем спросил: – Но позвольте поинтересоваться, а кем назначены, собственно? Взбешенный Некрасов закричал в лицо полковнику: – Назначены Временным комитетом Государственной думы, которому сейчас принадлежит вся власть! Ходнев еще раз подумал, вновь отпил чай и крикнул: – Конвой! И уже вошедшим солдатам приказал: – Этих взять под арест как изменников. Некрасов взвизгнул: – Вы не имеете права! Полковник спокойно возразил: – Насколько мне известно, вся власть в России принадлежит государю императору, Государственная дума именным повелением распущена, не имеет права заседать и принимать какие-либо решения. Ваш комитет депутатов – самозваная группа заговорщиков, которая устроила мятеж в столице. А что касается управления железными дорогами, то я имею телеграмму из Ставки, которая указывает, что сейчас означенное управление осуществляет генерал Лукомский через генерала Кислякова. Так что вы, милостивые государи, самозванцы и заговорщики. Мазайков! Денщик подскочил. – Тут я, вашвысокоблагородь! – Где эти агитаторы, что пришли с этими господами? На улице? Ну и славно. Под арест их. Глава XIV На суше, на море и в воздухе Петроград. 28 февраля (13 марта) 1917 года Генералы смотрели через окно на то, как по площади марширует колонна солдат лейб-гвардии Преображенского полка с полковым знаменем и оркестром. – Хорошо идут. – Беляев аж крякнул. – Наконец-то! Хабалов с сомнением покачал головой: – Идут-то они, может, и хорошо, только… Он недоговорил, и в зале повисло напряженное молчание. Через несколько минут тишина была нарушена мерными шагами множества сапог по коридору, и вот, наконец, спустя несколько невыносимо долгих мгновений двери распахнулись, и на пороге появился полковник Кутепов. – Александр Павлович, голубчик, наконец-то! Кутепов смерил генералов тяжелым взглядом и сообщил: – Генералы Хабалов и Беляев, вы арестованы по обвинению в трусости, должностных преступлениях и государственной измене. Соблаговолите сдать личное оружие… Кронштадт. 28 февраля (13 марта) 1917 года Адмирал Вирен проклинал все на свете. Ведь только сегодня они проводили совещание офицеров флота и гарнизона о том, можно ли будет рассчитывать на надежность балтийцев в случае получения приказа на подавление мятежа в столице. Итогом этого совещания стал вывод о том, что не только нельзя быть уверенными, что матросы флота не перейдут на сторону мятежников, но и вообще желательно сделать все возможное для того, чтобы не допустить распространения среди нижних чинов информации о событиях в Петрограде. И вот теперь ему докладывают, что словно чертик из табакерки возник господин Керенский и он даже проводит митинг! Адмирал Вирен в сопровождении контр-адмирала Бутакова спешил к месту событий. Однако вскоре сама возбужденная толпа матросов во главе с Керенским показалась из-за угла и двинулась им навстречу. Адмирал Вирен отметил, что тут и моряки 1-го Балтийского флотского экипажа и 2-го крепостного артиллерийского полка, и других частей Кронштадтской базы флота. Дело приобретало нешуточный оборот, и информация о мятеже в столице явно разлетелась повсюду. И джинна из сказки назад в бутылку не загонишь. Да и какая уж тут сказка… – Что здесь происходит? – адмирал постарался перекричать толпу. Керенский широко улыбнулся и сообщил: – Революция, Роберт Николаевич! – И нараспев повторил: – Ре-во-лю-ци-я! Вирен выхватил наган и, размахивая им, закричал: – Я приказываю всем вернуться по своим местам! Я не допущу анархии и беспорядков! – Дави Вирена! Адмирала окружили и начали толкать со всех сторон. Раздался выстрел и, обернувшись, Вирен увидел, как у Бутакова отобрали наган и ударили им контр-адмирала по голове. Кровь залила ухо и лицо. – Александр Федорович, остановите их! – вскричал Вирен. Продолжая улыбаться, Керенский покачал головой. Адмирала схватили и стали срывать с него погоны. Рядом хрипел избиваемый Бутаков. – Бейте их! Дави Вирена! Кончай! Двух адмиралов поволокли к ближайшей стенке и буквально силой впечатали в нее. Кто-то из матросов поднял наган Вирена и выстрелил сначала в одного адмирала, а затем в другого. Еще несколько выстрелов, и расстрелянные перестали шевелиться. К окровавленным и растерзанным телам адмиралов подошел Александр Керенский. Весело осмотрев место расстрела, он сообщил убитому Вирену: – Революция, Роберт Николаевич! Именно так и только так! А затем обратился к толпе: