Увидев мои глаза, матрос, который вел переговоры о деньгах, вдруг побелел как мел и запричитал: – Ваше императорское величество! Не губите, ваше императорское величество! Это он виноват! Мы собирались отпустить вашу семью! Без денег отпустить! Правда! Это он! Он! Он! И, упав на колени, зарыдал: – Не губите… Век бога молить буду… Отслужу… Христом Богом в том клянусь… Отслужу, только прикажите… Остальные последовали его примеру и также бухнулись на колени, моля о пощаде. Лишь Тимофей Кирпичников с трудом поднялся с пола и крикнул мне в лицо: – Ненавижу! Я выстрелил в него из маузера и стрелял до тех пор, пока в пистолете не закончились патроны. Изрешеченное тело Кирпичникова рухнуло к подножию царского трона, а его подельники на коленях и четвереньках расползлись в стороны, стараясь держаться подальше и от покойника, и от меня. Тяжело дыша, я оглядел унижающихся и размазывающих сопли по лицу революционеров и приказал брезгливо: – Под арест всех. Я с ними позже вдумчиво поговорю. А затем добавил, глядя на них: – И живые позавидуют мертвым. Это я вам обещаю! Развернулся и ушел искать сына. День событий Глава XVII Весна Империи Петроград. 1 марта (14 марта) 1917 года – Но ваше императорское величество, мы же договаривались… Я наградил их тяжелым взглядом и покачал головой. – Нет, господа, я не склонен больше с вами торговаться. Наша договоренность была в силе, пока поднятые вами революционные процессы не убили мою жену. Это событие несколько изменило мое душевное состояние, и я настоятельно рекомендовал бы вам не портить себе жизнь возражениями мне. Поэтому мои условия такие. Вы сейчас вместе со мной идете в зал заседаний Государственной думы, где весь депутатский корпус приносит мне верноподданническую присягу, а также принимает обращение к народу о полной поддержке нового царя и верности императору. Текст заявления Госдумы я вам привез. Далее. Назначаете на должность председателя правительства Российской империи генерал-майора Нечволодова Александра Дмитриевича и объявляете его правительство народным и обличенным доверием Государственной думы. Вы, Павел Николаевич, становитесь в этом правительстве министром иностранных дел. Вы, Михаил Владимирович, продолжаете занимать пост председателя Госдумы. Помолчав и поняв, что возражать мне никто не решается, я продолжил: – И сегодня же Государственная дума начинает подготовку закона о выборах, основанных на принципах прямого, равного, тайного, всеобщего голосования. И не вздумайте мне сказать, что не вы этого все время добивались. Пакет и перечень других народных законов вы получите. Выдержав паузу и убедившись, что и тут нет разночтений в наших позициях, я закончил переговоры с Родзянко и Милюковым: – И последнее. Я надеюсь, что я не ошибся в оценке вашей роли в успокоении общества. Напомните всем депутатам, будьте добры, что Таврический дворец взят под охрану солдатами генерала Кутепова, а расследование событий последних дней идет полным ходом. Я обещал прощение всем, кто не повинен в крови, но я ничего не обещал тем, кто подстрекал других эту кровь проливать. Поэтому передайте депутатам, что я искренне надеюсь, что они все невиновны, а донесения относительно роли каждого члена Государственной думы в подстрекательстве к вооруженному мятежу и кровопролитию являются клеветой и не стоят внимательного изучения следственной комиссией. Петроград. 1 марта (14 марта) 1917 года Толпа шумела у Таврического дворца. Какой-то малец дернул генерал-майора Кутепова за рукав. Александр Павлович обернулся и увидел мальчика лет десяти. – Чего тебе, пацан? Тот шмыгнул носом и спросил: – Дядя, ты генерал? Кутепов, усмехнувшись, посмотрел на свои новенькие золотые погоны с вензелями нового императора и кивнул: – Генерал. А ты кто? – Я – Егорка, Егор Знахарев, – поправился малец. – Дядя генерал, а ты царя увидишь? Кутепов согласно кивнул. – А можешь меня взять с собой? Ну, хоть одним глазочком на него посмотреть охота! Генерал засмеялся и подмигнул ему заговорщицки. И вот он глядит с балкона в огромный зал, полный возбужденно перешептывающихся депутатов. Видит, как стоящий за президиумом огромный портрет Николая Второго спешно закрывают полотнищем с большим государственным гербом Российской империи, слышит, как кто-то провозглашает: – Господа депутаты Государственной думы, господа приглашенные и гости торжественного заседания, перед особой его императорского величества государя императора Михаила Второго прошу всех встать! В едином порыве поднимается зал и с какой-то истерической воодушевленностью начинает петь: Боже, царя храни! Сильный, державный, Царствуй на славу, На славу нам! Царствуй на страх врагам, Царь православный; Боже, царя храни! Боже, царя храни! Славному долгие дни Дай на земли! Гордых смирителю, Слабых хранителю, Всех утешителю Всё ниспошли! Петроград. 5 марта (18 марта) 1917 года Прошло четыре дня. Смута практически сошла на нет, положение в столице и на местах стабилизировалось. В отличие от известной мне истории, здесь удалось избежать вооруженного восстания в Москве и в других городах. Незначительные стычки, конечно, имели место, но далеко не такие, как в той истории, которая здесь уже не случится. Здесь не пала монархия и удалось хотя бы формально удержать в едином правовом поле вертикаль власти. Здесь нет явного противостояния императора и Государственной думы, а Петросовет вообще сгинул без следа, уйдя от греха в подполье. С ними, конечно, будут проблемы, но это уже потом. А пока правительство генерала Нечволодова было сформировано и приступило к работе. Готовятся новые законы и реформы нового экономического курса, провозглашенного новым правительством. Готовятся кадровые перестановки и на фронте, и в тылу. Готовится новый избирательный закон. Страна вступила в эпоху решительных преобразований, готовясь успешно завершить войну и строить свое новое будущее. Конечно, на всех активных участников подавления мятежа пролился и прольется золотой дождь моей благодарности, которая выразится главным образом в повышении в чине и в новых перспективных назначениях. Награждать орденами за стрельбу русских в русских я не собирался. Принципиально. Вообще, голова кругом идет от объемов того, что придется сделать и что нужно изменить в России, да и во всем мире. Будет еще много работы и много битв. Но вряд ли у меня будут еще такие насыщенные событиями дни, как эти двое огненных суток с 27 февраля по 1 марта. Пожалуй, единственное, что объединяет эту историю и историю, которая уже никогда не случится, это то, что годом начала строительства Новой России станет все тот же 1917 год. Только это будет уже новый февраль семнадцатого. Конец первой книги