Часть 5 из 13 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И больше всего Павлова сейчас бесило именно то, что все эти механизированные прорывы в районах Гродно и Бреста, под фланги Белостокского выступа, – все это произошло в точности так, как и предвидели, как и опасались все последние годы перед войной!
Ведь все было так очевидно!!! Слабые и недостаточно укрепленные фланги Белостокского выступа, с подходящими к ним шоссейными и железными дорогами, ведущими в глубь территории Белоруссии, прямо к Минску! Отсюда высокая опасность их прорыва и выхода на оперативный простор, причем с последующим использованием этих транспортных коммуникаций для перемещения и снабжения войск противника!
И ничего!!! Ничего ведь не было сделано – ни для исправления ситуации в целом, ни хотя бы для усиления обороны в приграничных районах на наиболее танкоопасных направлениях. Причем не только наверху, но и им самим, командующим округом, чего уж теперь греха таить. Да, наверху можно было сделать многое, как по его предложениям, так и помимо них. Ну, а сам-то он что?! Видя, что наверху ничего не делается, сам-то он, что предпринял для исправления ситуации как командующий ЗОВО?
Самому себе Павлов уже признался – от себя ведь не скроешься, что да, мог ведь – сам, лично, – мог многое сделать, а многое уже сделанное мог сделать не так, а по-другому – лучше. Мог, и ничего ему в этом не мешало. По крайней мере, объективно не мешало, потому что многое можно было сделать и без помощи сверху, своими собственными силами и ресурсами военного округа. Но – не сделал…
Будучи назначен на должность командующего Западным особым военным округом, не произвел лично полную и тщательную инспекцию войск округа с целью проверки их состояния и боеготовности. Положился в этом на своих заместителей и штаб округа, которые до войны бодро докладывали ему о достаточной укомплектованности войск, удовлетворительном техническом состоянии техники, наличии штатного вооружения и средств связи и в целом о готовности войск округа к решительному отражению вероятной агрессии вероломного противника…
Позднее, пытаясь донести до руководства РККА проблемы построения обороны на территории округа, и в особенности на флангах Белостокского выступа, и ясно наблюдая нежелание оного руководства эти проблемы слышать, не хотел идти на конфликт, не настаивал – вон, даже генштаб и персонально Жукова информировал не как положено – докладными записками и официальными донесениями, а по телефону или в личных беседах. В этих же беседах получал «дружеские» советы: «не паниковать», «не гнать волну», «не разводить суету», «не бежать впереди паровоза», а теперь все эти советы, как говорится, к делу не пришьешь…
Не получив помощи сверху, не стал проявлять инициативу и брать ответственность на себя, хотя силами и ресурсами только своего округа мог сделать довольно много. Вместо этого, как та обезьянка из китайских притч, которая зажмурилась и закрыла уши, тоже не хотел ни видеть, ни слышать реальное и все более тревожное положение дел на границе, надеясь, как и многие в стране и армии, что «Гитлер не нападет, у нас с ним Пакт о ненападении». Гитлер же сосредоточил войска, организовал снабжение и подтянул резервы, а потом этим самым пактом, который Молотова – Риббентропа, просто подтерся и напал, когда ему было удобно. А наша армия что? Про оборону забыли, – точнее будет сказать «на оборону забили…», – готовились бить агрессора малой кровью и на его территории. Вот и доготовились – при первых же попытках контрударов под Брест и под Гродно, что называется, мор… лицом в грязь не промахнулись, войска энергично наступают в противоположном от противника направлении, по пути бросая все, что мешает бежать, а немецкие войска уже у Минска…
Сидя за полночь в своем кабинете, устало перебирая на столе скудные и не всегда достоверные (поскольку связь и управление войсками сильно расстроены) оперативные сводки по положению на различных участках фронта, донесения, справки о состоянии войск, обеспеченности боеприпасами и ресурсами снабжения, мыслями генерал армии Павлов сейчас был далеко отсюда. Он отрывистыми, но очень яркими и объемными картинками вспоминал всю свою сознательную жизнь и боевую службу Родине. Вспоминал, и пытался понять, где, когда и как он превратился из активного и энергичного краскома в высокопоставленного, но при этом равнодушного и инертного военного бюрократа, который накануне войны, вместо того чтобы сидеть в штабе и контролировать боеготовность вверенных ему войск, преспокойно идет в театр…
Вот безрадостное, полуголодное крестьянское детство в небольшой деревне Костромской губернии, тяжелый труд от зари до зари. Обучение грамоте в сельской школе и уже тогда постепенно нарастающее чувство безысходности от окружающей серости и бедности, а вместе с ним и желание вырваться из этой серости, как-то изменить свою жизнь.
А потом август 1914 года, и вот он – тот самый шанс вырваться, за который семнадцатилетний паренек уцепился изо всех сил. Началась Первая мировая война, или германская, как ее тогда назвали, и он добровольцем поступает на службу в Русскую императорскую армию. Там храброго, инициативного и сообразительного молоденького солдата замечает командование, и, сменив за два неполных года несколько мест службы, он уже старший унтер-офицер, активный помощник и правая рука командира взвода.
Потом ранение в бою и немецкий плен, лагеря, тяжелая подневольная работа на фабриках и угольных шахтах в разных концах Германии. Именно там, обливаясь потом и задыхаясь от недостатка воздуха в тесных подземных штольнях, он твердо выбрал для себя военную судьбу, а еще, осмысливая призывы и лозунги фронтовых большевистских агитаторов, заодно и определился, с кем и против кого будет воевать в дальнейшем…
Вот, после освобождения из плена по окончании войны, в 1919 году он возвращается домой и вскоре поступает на службу в Красную армию, в тот же год вступает в ВКП(б), причем вступает не по обязанности, не по принуждению, а по зову сердца. И началась его боевая служба на благо народа. Воевал, учился, снова воевал и снова учился, рос в должностях и званиях. Сначала гражданская, сражался под Перекопом, с махновцами, гонял бандитов Сальникова и Кайгородова. Потом Туркестанский фронт, Ходжент, Восточная Бухара, где в составе кавалерийской бригады уничтожал басмачей. А в 1929 году – бои на КВЖД…
Потом крутой поворот в военной судьбе – страна и партия сказали: «Надо», и лихой кавалерист ответил: «Есть», после чего принял под командование механизированный полк, потом мехбригаду, продолжив служить и совершенствоваться уже как танкист…
Отдельный и самый яркий пласт воспоминаний – война в Испании, где он на новейших тогда советских легких танках Т-26 бился с танками немецкими и побеждал их. Где на собственном опыте постигал тактику и организационные принципы применения танков в бою. Его командировали туда в конце 1936-го, в качестве руководителя второй группы советских «танкистов-добровольцев». Был командиром танковой бригады, учил и тренировал испанских танкистов, ходил с ними в бой и даже в знак уважения получил среди испанцев прозвище «Де Пабло». Там было все: жаркие и яростные бои с франкистами, радость побед и горечь потери боевых товарищей… и там же, в 1937 году, за мужество и героизм, проявленные при выполнении интернационального долга, Павлов получил высокую оценку и высокую награду Родины – звание Героя Советского Союза…
В конце 1937 года, нелегкого года массовых чисток и в стране, и в армии, он, сорокалетний комкор, уже начальник Автобронетанкового управления РККА и депутат Верховного Совета СССР 1-го созыва. Ах, как все хорошо тогда складывалось! Не для него лично, хотя и для него тоже, а для его любимых танковых войск, которые стали делом всей жизни. Как он тогда, в буквальном смысле, горел душой, как старался внести позитивные изменения и в советскую танкостроительную программу, и в концепцию применения танковых соединений! И как многого тогда ему удалось добиться…
Кто, как не он, на основе опыта боевого применения советских и немецких танков в Испании, а также на основе личного боевого опыта, настоял на необходимости создания танков с дизельными двигателями, противоснарядным бронированием и пушками, способными пробивать противоснарядное бронирование вражеских танков. Теперь эти танки, отличные танки Т-34, почти неуязвимые для вражеского огня, эффективно поражают своими мощными 76-миллиметровыми пушками все типы немецких танков. Вот только мало их очень, не успели к началу войны…
А чуть позже – в феврале 1938 года – кто, как не он, Павлов, направил наркому обороны СССР Ворошилову доклад о необходимости коренного пересмотра танкового парка и вооружения. Где писал о необходимости перевооружить советские тяжелые танки Т-28 и Т-35 76-миллиметровой пушкой с настильной траекторией огня и начальной скоростью снаряда не меньше 560 метров в секунду. И разработать на смену им, уже изрядно устаревшим, новый танк прорыва. А танки Т-26, то есть танки сопровождения пехоты, пехоте и оставить, поскольку более они в современных условиях боя ни на что не годны, ибо безнадежно устарели. И снова его дельные предложения были реализованы на практике почти все! Для Т-28 и Т-35 была создана новая 76-миллиметровая пушка, кроме того, для замены этих танков был разработан и пущен в серию тяжёлый танк прорыва КВ. Вот только в отношении легких танков его предложения так и остались предложениями…
И в ноябре 1939 года, по результатам анализа проблем и недостатков применения танковых корпусов – детища Тухачевского – в Польше в сентябре 1939-го, именно он, Павлов, твердо и категорично высказался за их расформирование как небоеспособных. Вместо громоздких и неповоротливых мехкорпусов он тогда предложил сохранить отдельные танковые батальоны во всех стрелковых дивизиях (и вот туда направить-таки все устаревшие Т-26) и танковые полки в кавалерийских дивизиях. А также сохранить все отдельные танковые бригады, сформировать дополнительно еще три танковые бригады и десять учебных танковых полков. Но главное – он предложил пятнадцать лучших стрелковых дивизий Красной армии переформировать в моторизованные, четырехполкового состава. И состав моторизованной дивизии предложил следующий:
– 4 полка: танковый, артиллерийский, 2 мотострелковых;
– плюс 3 батальона: разведывательный, связи, инженерный;
– плюс 2 дивизиона: зенитный и ПТО.
Материальная часть: 257 танков, 49 бронемашин, 98 орудий и миномётов (без учета 50-мм) и 980 автомашин.
При этом вся реорганизация, предложенная Павловым, была связана с минимальным количеством организационных и кадровых перемещений.
Его тогда поддержали многие авторитетные военачальники, в том числе заместитель наркома обороны, начальник Генерального штаба РККА Шапошников, заместитель наркома обороны Кулик, командующий Киевским военным округом Тимошенко, командующий Белорусским военным округом Ковалёв. И решение по расформированию танковых корпусов было-таки принято! А взамен, в мае 1940 года, начали создаваться пятнадцать моторизованных дивизий, которые превосходили расформированные корпуса и по количеству танков, и по боевой мощи, и по способности вести боевые действия!
И вот тогда, в июне 1940 года, на волне всех этих успехов в реорганизации и модернизации автобронетанковых войск Красной армии – какая бешеная собака его укусила, что он согласился на выдвижение и полез на должность командующего Белорусским особым военным округом?!. Понимал ведь уже тогда, что, несмотря на оконченную Военную академию имени М. В. Фрунзе, а позднее еще и академические курсы при Военно-технической академии, не потянет – ну не дал ему Бог особого полководческого таланта, тем более для таких масштабов. Личная храбрость – да, преданность стране и армии – да, хорошее знание бронетехники и наличие боевого опыта ее применения – да и еще раз да! А вот развитое стратегическое мышление и высокие аналитические способности – с этим сложности, как и с уровнем опыта командования крупными войсковыми соединениями. И его объективный потолок в этом направлении – успешное командование механизированной или танковой дивизией. Ну, может быть, еще командование корпусом он потянуть смог бы, опять же, если корпус механизированный или танковый, но это уже совсем впритык, вершина полководческой карьеры, да и то без гарантий. А вот должность начальника Автобронетанкового управления РККА – это да, это было его, в этой должности он и чувствовал себя уверенно, и пользы много принес. Так какого же лешего понесла его нелегкая на эти командные высоты? Хотел доказать всем окружающим и самому себе, что сможет? Вот и доказал… С другой стороны, отказываться от выдвижения тоже чревато было, не принято было в те годы отказываться от выдвижения, вроде как показателем игнорирования высокого доверия считалось, вот он и поперся, как говорится, не зная броду…
И вот он, Герой Советского Союза и генерал армии, некогда лихой кавалерист, а потом не менее лихой и храбрый танкист, награжденный тремя орденами Ленина и двумя орденами Красного Знамени, теперь, в должности командующего Западным фронтом, наблюдает катастрофу этого самого фронта.
Никакой ясности нет, актуальных данных тоже нет, войска на всем протяжении фронта отступают и бегут, причем и отступают, и бегут без всякой организованности, взаимодействия, и зачастую даже не ставят в известность о своем отступлении штаб фронта. На этом фоне только генерал-майор Хацкилевич, несмотря на то, что он всего лишь командир корпуса, взялся самостоятельно организовывать оборону, пытается останавливать бегущие мимо войска, старается приспособить их к делу. Вон, даже ему – командующему фронтом – советы давать начал, шельмец эдакий. Материалы вот, по организации уличных боев в случае прорыва обороны Минска, сегодня ночью обещал прислать. Словом, этот деятельный генерал единственный, пожалуй, кто сейчас на территории первого эшелона войск фронта сохранил самообладание и активно суетится, выстраивая оборону.
А вот остальные… и командующие армиями, которые после того поспешного и, честно сказать, глупого, паникерского приказа, оставили свои войска и энергично ринулись отступать, и даже собственный штаб… так его да разэтак! После утреннего телефонного разговора с Хацкилевичем Павлов, обдумав его мысли и идеи по организации обороны Минска вплоть до уличных боев, вызвал начальника штаба фронта генерал-майора Климовских. То, что тот оперативной обстановкой не владел, понять было можно – сейчас по всему фронту беспорядок и неразбериха, связи почти нет, достоверных разведданных мало. Но вот то, что на вопрос – какие меры принимаются, чтобы обстановку прояснить? – Климовских просто равнодушно пожал плечами и сообщил, что штабом фронта делается все возможное, Павлова рассердило. Но он сдержался и задал следующий вопрос: какие планы подготовил штаба фронта на случай, если немецкие войска прорвут оборону вокруг Минска? И сразу же получил уверенный ответ: отвод войск на линию Витебск – Орша – Могилев – Жлобин, чтобы избежать окружения.
– А что с городом?
– А город придется оставить…
– И все? Просто оставить – и все?!
– …
Вот тут Павлов пришел в бешенство, сначала долго орал на генерал-майора, творчески описывая родословную, физиологические особенности и умственные способности начальника штаба фронта, а потом выгнал его вон, дав при этом весьма расплывчатые указания как можно скорее восстановить управление войсками фронта и подготовить предложения по обороне окрестностей Минска. Расплывчатые, потому что и сам пока не знал, что нужно и можно сделать конкретно…
Размышления и самокопания командующего фронтом прервал стук в дверь – прибыли посыльные от генерал-майора Хацкилевича. Поначалу, увидев, как в кабинет заходит летчик с объемистым пакетом в сопровождении особиста с небольшой канистрой, от которой шел резкий запах бензина, Павлов чуть не рассмеялся от столь нарочитой демонстрации важности и секретности доставленных документов. Все еще улыбаясь, он под подпись принял пакет, велел дежурному секретарю убрать из кабинета канистру, входящую в комплект передаваемой документации и оставленную упрямым особистом, потому что «у него приказ…», и углубился в изучение доставленных материалов, с легкой язвительностью пробормотав:
– Ну что же, сейчас посмотрим, что тут за такие особо секретные методические указания по организации обороны и гениальные тактические находки прислал этот загадочный командир корпуса, прежде вроде не блиставший особыми творческими озарениями на поприще военного искусства, а теперь неожиданно прозревший до уровня, как минимум, командарма.
Бегло просмотрев вложенные в пакет конверты, из них Павлов первым делом вскрыл конверт, адресованный лично ему. Отложив остальные бумаги, развернул на столе выпавшую оттуда карту. И, что называется, завис. А через некоторое время, оторвавшись от карты, задумчиво откинулся в кресле. Теперь принятые Хацкилевичем меры безопасности при передаче пакета уже не казались ему чрезмерными.
– Вот оно как… Вот оно, значит, как получается… Котлы окружения, значит, немец планирует – один под Белостоком, а второй здесь, под Минском. Двойные клещи, м-мать его так… Теперь понятно, почему Хацкилевич так за Белосток цепляется и узел обороны там создавать намерен… ай молодца, молодца, генерал, не только разведданные добыл, но и грамотно их использовать собирается! Если ему удастся хотя бы половину – да что там половину – хотя бы треть всех наших войск, пробегающих мимо от самой границы, остановить и под своим командованием организовать для обороны, тогда немцы со своими идеями окружения и организации там котла для быстрого уничтожения обескровленных и небоеспособных подразделений, пожалуй, хорошо так обоср… изрядную конфузию они там потерпят, со своими идеями. А с такой неприятностью в своих тылах, да еще и без возможности полноценно использовать железнодорожную сеть Белостокского выступа, глядишь, и здесь, под Минском, они уже не так уверенно и вольготно нашу оборону проламывать будут…
– Ну, хорошо, что там он мне еще прислал? Так, использование бронетехники… всю броню, а в особенности легкую, использовать из засад или заранее подготовленных укрытий, окопов… ну, это не особая новость… маскировка с земли и особенно с воздуха – это понятно и логично, но в войсках сейчас исполняется очень небрежно, надо бы особую директиву направить… Что?!. Твою же ж мать!!. Нам сейчас катастрофически не хватает бронетехники, особенно средних и тяжелых танков, и именно здесь, под Минском, где немцы сосредоточили мощь обоих своих танковых клиньев. А тут на тебе… прямо в пригороде Минска, можно сказать, под ногами, стоят на хранении – сколько их там? – больше шестидесяти танков Т-28! Ну, Иванин, ну, обормот, – выругал Павлов своего начальника автобронетанковых войск, – получит он у меня за такое головотяпство! Так, понятно, что там дальше? – с новым интересом полез в бумаги воспрявший духом Павлов. – Угу, материалы по уличным боям, что тут у нас. Оборона отдельными опорными пунктами, с возможностью круговой обороны и системой взаимной огневой поддержки… узлы обороны в ключевых точках и на пересечении центральных улиц… устройство завалов, баррикад и инженерных заграждений, в том числе противотанковых… организация рассредоточенных запасов… штурмовые группы. Ну, это я еще в Первую мировую застал, немцы их очень широко применяли… А, нет, общее у этих групп с теми только название, а тактика совсем другая… применение десантников звеньями или в виде мелких разведывательных и диверсионных групп… особенности применения артиллерии и бронетехники в населенных пунктах… как можно более широкое применение гранат и бутылок с зажигательной смесью… рецепты повышения эффективности зажигательных смесей…
Вот, кстати, про бутылки с зажигательной смесью – это тоже не новость. Их еще в Испании начали использовать, чтобы бронетехнику жечь, причем обе стороны. Делали тогда кустарно, кто, как сможет, и из того, что было под рукой. Потом финны во время Зимней войны бутылками с зажигательной смесью много нашей техники пожгли – тогда эти бутылки они уже промышленным способом, на заводах, делали и даже название оригинальное придумали: «Коктейль для Молотова». Ну и наши войска их тоже применяли, в том числе трофейные, только название чуть сократили, и стали они у нас «Коктейлем Молотова». По опыту финской войны у нас тоже загущенные горючие смеси разработали и на вооружение приняли, причем даже несколько вариантов, разного химического состава, но, как и многое у нас, на этом дело встало, массово в войска эти зажигательные смеси так и не поступили… а так мысль очень интересная и перспективная, бутылки с зажигательной смесью в условиях недостатка средств противотанковой обороны пехоте очень кстати будут. Что там еще есть?.. «Минная война»… различные минные и гранатные ловушки, фугасы обычные и дополненные осколочными элементами, а еще огневые, с использованием горючих смесей… фугасы из снарядов… комбинированные заграждения, дополненные взрывчатой составляющей… ложные фугасы… «Снайперская война»… всех снайперов, а также способных к этому, собрать в отдельные подразделения с особыми задачами и подчинением… снайперские школы… снайперские засады, тактика и варианты снайперской охоты, в том числе с приданием различных сил и средств усиления… Твою… дивизию! – восхищенно пробормотал Павлов, оторвавшись от бумаг. – Какие интересные мысли! И, за небольшим исключением, вроде ничего особо нового или необычного в них нет, практически до всего можно было при желании и достаточности времени додуматься и самому, но вот так вот – в стройной совокупности, со схемами, рисунками, примерным указанием потребных сил и средств…
Очень мне интересно, где это Хацкилевич так вовремя все эти материалы взял? И еще не менее интересно, откуда, бешеная корова его забодай, этот обычный, ничем ранее не примечательный генерал-танкист знает все эти идеи из области снайперской и минной войны, а еще тактику уличных боев и диверсий, и еще много-много чего, далеко выходящее за рамки его служебных обязанностей и уровня боевого опыта?.. С другой стороны, выяснение этого может и подождать. Сейчас важно другое – если все то, что генерал-майор мне прислал, удастся в полной мере организовать и эффективно использовать, тогда под Минском и в самом Минске для немцев может получиться ма-а-аленький такой Верден! И даже если в конце концов Минск придется оставить – это, во-первых, уже не будет просто позорное бегство и, во-вторых, наряду с действиями Белостокского оборонительного укрепрайона, поможет выиграть время для организации на территории Белоруссии других оборонительных узлов – в Могилеве, Гомеле, Орше, Витебске… Вот немцы порадуются их все по очереди штурмовать!..
Окружающая действительность уже не казалась Павлову столь безнадежно трагической и тоскливой, как еще час назад, появилась надежда, желание активной деятельности и определенный азарт. Быстро просмотрев остальные материалы, Павлов схватил трубку телефона дежурного по штабу Западного фронта и радостно прорычал в нее:
– Дежурный!!! Немедленно поднимай штаб и управление фронта, хватит им уже спать, еще поднимай командующего 13-й армией генерал-лейтенанта Филатова – он сейчас должен быть на командном пункте 44-го стрелкового корпуса, и чтобы к шести утра все они были здесь, у меня на совещании. Всем быть готовыми доложить о текущем состоянии оперативной обстановки по своим направлениям, а также свои предложения по исправлению сложившейся тяжелой ситуации. После этого свяжись с дежурными по НКВД, наркомату госбезопасности, Совнаркому и ЦК Компартии Белоруссии и согласуй время проведения неотложного совещания. Место проведения совещания – в здании ЦК КП(б)Б, у Пономаренко, тема секретна, докладчик я. И поднимай члена Военного совета фронта корпусного комиссара Фоминых, вместе с ним поедем.
Затем, пока дежурный, взъерошенный неожиданной вводной после легкой ночной полудремы, торопливо обзванивал тех, с кем можно было связаться по телефону, а за остальными посылал курьеров, сам Павлов, весьма довольный собой и тем, как лихо он взбаламутил унылое, тоскливо-безнадежное болото своего штаба, тихонько напевая про то, как «гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход…» из своего любимого Марша советских танкистов, вновь вернулся к работе с документами из пакета от Хацкилевича, распределяя, какие из них и кому можно отдать в исходном виде, а какие следует довести только выписками или, вообще, только словами…
Глава 8
После нескольких часов лихорадочной беготни и бешеного нервного напряжения бывшая группа лейтенанта Иванова, а теперь отдельный мобильный отряд особого назначения (причем по количеству личного состава скорее ближе к полноценной роте, поскольку численность только что сформированного и весьма необычного по штатам этого времени подразделения уже перевалила за сотню человек) был готов к выдвижению на оккупированную или временно неподконтрольную командованию Красной армии советскую территорию. Сам Сергей, планируя поход за советскими военнопленными, рассчитывал обойтись гораздо меньшим количеством народа – примерно пятьдесят человек, то есть вполовину меньше. Но бригадный комиссар Трофимов, и так почти чудом согласившийся на эту, как он выразился, «авантюру с пленными», сначала хорошенько наорал на «вконец обнаглевшего лейтенанта, считающего себя самым умным и самым непобедимым», а затем развил столь кипучую деятельность по отбору личного состава в рейд и так нехорошо, выжидающе, посматривал при этом на Сергея, что тот посчитал за лучшее просто промолчать и вытерпеть эту неистовую инициативу своего куратора. Тем более что Трофимов, ввиду недостатка времени отбросивший всякую дипломатичность, буквально с треском выдирал из всех подразделений, куда только мог дотянуться, лучших бойцов и специалистов, а также лучшую технику. Вот Сергей и терпел, пока численность сводного отряда не перевалила за сотню с устойчивой тенденцией к дальнейшему росту. После чего все-таки вмешался и выдержал настоящую битву с Трофимовым, убеждая последнего в том, что увеличивать дальше численность отряда нельзя, потому что в результате резко снизятся его мобильность и маневренность. И что при движении по немецким тылам их отряду неизбежно будут встречаться «куски» и «осколки» отступающих подразделений Красной армии – их ведь тоже не бросишь, придется подбирать, а это дополнительно и непрогнозируемо увеличит численность отряда. А еще убеждая в том, что, вместо раздувания боевых групп, в состав сводного отряда лучше добавить несколько больше «небоевых» специалистов, которые в тылу врага могут оказаться гораздо нужней и полезней, чем три-пять-десять дополнительных бойцов.
В результате ожесточенной дискуссии сторонам удалось достигнуть некоего взаимоприемлемого консенсуса, и в окончательном виде отдельный мобильный отряд шел в рейд в следующем составе:
Бронетехника
5 БА-10М с рациями – взвод ст. сержанта Гаврилова– 15 человек
1 трофейный разведброневик Sd.Kfz.222 – 3 человека
Транспорт
6 грузовиков ЗИС-6 – 6 водителей
1 грузовик «Опель-Блиц» – 1 водитель
1 грузовик-тягач («шнауцер») – 1 водитель
2 мотоцикла «Цюндапп KS 750» – 2 водителя
1 бронетранспортер «Ханомаг» – 1 водитель
Специалисты
– 2 радиста
– 3 медика
– 2 механика
– 1 оружейник
– 1 сапер
– 2 особиста
Боевой состав
2 боевые группы (взвода) по 30 человек, из них же пулеметчики на технику, минометы и прочие боевые специалисты – 60 бойцов
Командование
Командир отряда лейтенант Иванов,