– А зачем вы его… хм… – Оля запнулась, замолчала, но женщина поняла. – Зачем за гениталии схватила? Ну, во-первых, как хирург я определяю, все ли с ним в порядке – физически. Во-вторых, и самое главное, – мне была интересна его реакция на неожиданный раздражитель. Ты никогда не замечала, как психически больные люди с провалами памяти реагируют на странное? На то, чего не ожидают? Кто-то вздрагивает, будто хочет спрятаться, кто-то застывает в ступоре, кто-то сразу проявляет агрессию. Этот даже не вздрогнул, будто готов ко всему. А еще – посмотрел на тебя, на грудь, на коленки – будто это не я, а ты держишь его за причиндалы. И… возбудился. И поставлю рубль против сотни, что не я была в его радужных мечтах. Кстати, а мужик-то хоть куда! Жизнь его потрепала, это видно, но развит великолепно! Форму поддерживает, и реакция – как у спортсмена! Олимпийского чемпиона! Странный парень… Так что говоришь, руками и ногами машет? – Да-а! И странно так, интересно! Я в дырочку подглядывала… – Оля слегка сконфузилась и порозовела. – Разделся до трусов и давай махать руками и ногами, будто кого-то невидимого бьет! Может, он и правда бьет? Ну-у… видит врага? Галлюцинации? – Это бой с тенью называется. Боксеры так тренируются, – улыбнулась Зинаида Михайловна. – А он кулаками машет? – И кулаками, и ногами бьет. Руками так… странно машет. Я вот представила, если он двинет своей ручищей… костей ведь не соберешь! – Вот как? Боишься? Кажется, что он тебя сейчас ударит? – Хм… совсем нет… он добрый. Добрый и смешной! Шутит все… и да, я ему нравлюсь. Точно, нравлюсь, я чувствую. Но он опасается меня. – Чего опасается? Того, что ты из администрации больницы? – Нет. Считает себя совсем стариком, и… ну как бывает вот… я ведь выгляжу совсем молоденькой. Совсем девчонка. Ну вот он и думает, что я ему в дочки гожусь, и стесняется. Но при этом меня… хм… хочет. – Оля поджала губы, опустила глаза. – А ты? Тебе он нравится? – Нравится! Он сильный такой! И рядом с ним… спокойно. Знаешь, что он не предаст, не бросит, заступится! И наплевать ему на всех – он сделает так, как должен! Я залезла в его записи, пока он ходил в душ, почитала… знаете, как здорово! Никто так больше не пишет! Почерк, правда, ужасный, еле разобрала, но то, что прочитала, меня просто поразило! Он писатель! Он настоящий писатель, уверена! А его спросила – говорит, не помню. Вот захотелось писать, и пишу! Нет, все-таки нехорошо это! Он ко мне с доверием! С дружбой! А я подглядываю, подслушиваю и доношу! – Но ты ведь только мне рассказываешь? Больше никому? – Только вам… – Ну и вот… я же лечащий врач. И ты его врач. И ты следишь за тем, чтобы он чего-нибудь не натворил. И теперь мы знаем, чего от него ждать. И чего не ждать. Думаешь, он не опасен? Девушка задумалась, помолчала минуту, подняла глаза на свою начальницу: – Он опасен. Для врагов. И, наверное, более опасного человека я не встречала! Он ходит, как кот. Огромный такой кот… тигр! Вроде ласковый, мурлычет, улыбается, но клыки… в палец длиной! Не стоит его иметь своим врагом! Разорвет! – Хм… какие тонкие, эпичные определения! Да ты сама писательница, милочка… Да ладно, я понимаю… мужчина он видный. Он бывал в переделках, видел смерть – это накладывает на мужчин отпечаток. Они становятся другими. Не хорошими, не плохими – другими. Это надо чувствовать. Я насмотрелась такого на войне… Ну ты как думаешь, он нормален? – Нормальнее всех нас! – с жаром воскликнула девушка и покраснела. Зинаида Михайловна бросила на нее взгляд и невольно вздохнула. Когда она разучилась краснеть, как эта девчонка? Когда вышла замуж? Или когда первый раз переспала с другим мужчиной, не мужем? А может, она вообще не умела краснеть? Теперь уж и не помнит… давно это было. Тысячу лет назад! Она уже давно кажется себе таким мамонтом, динозавром, такой древней развалиной, что такие вот девчонки не вызывают никакого чувства, кроме желания высморкать им нос и усадить на горшок. А ведь ей самой было столько же лет, когда она отправилась на фронт! Когда делала операции, падая от усталости. Однажды даже в обморок упала возле операционного стола и потом спала в углу медицинского шатра, прямо на брошенной на землю плащ-палатке. Через нее перешагивали, рядом кричали, стонали, но она ничего не слышала, провалившись в сон, как в темный колодец. Ей тогда было двадцать четыре года! Как этой дурочке, влюбленной в пациента. Влюбленной, точно! Зинаида Михайловна видела это так ясно, как если бы на лбу Оленьки было написано: «Я люблю Мишу!» Дурочка она, Оленька… мутный он, Миша. Свяжется с ним – хлебнет горя. Не тот он человек, чтобы связать с ним свою жизнь. Хотя… будь она, Зинаида Михайловна, помоложе… хотя бы десяток лет скинуть! И… вцепилась бы в мужика и не отпустила. И правда, веет от него надежностью, силой… не показушной, не пижонской, а просто мужской силой, когда и врагу башку разобьет, и проблемы твои решит. И смотри-ка что… книжку пишет! Писатель! А по нему и не скажешь… вон какой мордоворот! Вояка или спортсмен. Или спортсмен-вояка. Но то, что он никакой не больной, потерявший память, – это рупь за сто. И Оленька утвердила в этом диагнозе. Симулянт! Самый настоящий симулянт. Вот только зачем это ему нужно? Кто он? Есть только один способ узнать, так ли это. Но захочет ли он? *** – Этого не может быть! – Пальцы Зинаиды Михайловны, выслушавшей мой рассказ, теребили пуговицу халата так, будто она собиралась ее оторвать. – Это противоречит материалистическому учению! Я не верю! Бога нет! Переселения душ нет! А значит… значит, ты все придумал. Ты же писатель, так? Фантаст? Так что ты можешь придумать что угодно! Вот и придумал! Решил бабушку развеселить! – Какая вы мне, к черту, бабушка? Мне сорок восемь лет! А вам пятьдесят, не больше! И если вас хорошенько одеть, подкрасить, сделать прическу – вы еще хоть куда красотка! Просто сделали из себя серую мышь. Табачищем от вас прет – аж тошнит! Волосы когда стригли у хорошего парикмахера? Изображаете из себя старую комсомолку! У вас глаза синие, очень красивые. Зачем такие уродливые очки?! И руки… пальцы тонкие, как у пианистки… Бесформенная одежда, ни грамма косметики – вот и получилось светило медицины, бесполое существо! Простите… не люблю, когда женщины себя портят. Ведь и стареть можно красиво! – Это у вас так считают? В вашем мире? – Голос женщины слегка сел, было видно, что она с трудом выталкивает слова. – А для кого мне наряжаться? Мужа нет. Детей нет. Студенты только. После ранения, когда медсанбат разбомбили… я не могу иметь детей. Осколок в живот. А значит, и мужа у меня нет. Дура, не завела ребенка, пока была молода, а потом… потом – все! Не знаю, зачем я тебе это рассказываю… чушь! Все – чушь! Женщина порывисто встала с табурета, привинченного к полу, заходила по комнате из угла в угол. Волосы ее растрепались, глаза горели, и я вдруг увидел ее другой – увидел ту молодую Зиночку, ровесницу Оли. Пухлогубую, глазастую, стройную, немного нервную, энергичную особу, которая знает себе цену и готова стребовать ее с этого мира. Она и сейчас стройная, глазастая, пухлогубая. Но другая. Как другой становится ветка дерева, прошедшая через пламя костра. Головешка. Обугленная, обожженная головешка. – Вот что, Миша… ты позволишь себя загипнотизировать? Я введу тебя в гипнотический транс и… поговорю с тобой. Если все так, как ты говоришь… то… хм… в общем, ты позволишь? Я задумался. Терпеть не могу, когда кто-то копается в моей башке. Без моего ведома. Так-то баба вроде нормальная, не паскуда какая-нибудь… но кто знает? Оленька вон – милое существо, эдакий эльфенок, и что? Шпионила! А эта запишет мне что-нибудь на подкорке, и буду я потом мечтать о посещении «Голубой устрицы»! Оно мне надо? Да ладно… это все стеб. Давным-давно известно, что никаким гипнозом нельзя заставить человека сделать то, чего он не хочет делать. То, что противоречит его морали. Например, если приказать загипнотизированной женщине совершить какие-нибудь сексуальные действия, внушать, что она хочет заняться сексом с чужаком, а это противоречит ее морали, – она просто проснется. Не станет делать ничего такого. В детстве я прочитал две очень интересные книжки, издания то ли 60-х годов, то ли 50-х, сейчас уже не помню. Дома у нас откуда-то взялись. Одна называлась «От магов древности до иллюзионистов наших дней», вторая – «Таинственные явления в человеческой психике». Так вот, там очень четко был описан гипноз – что он может делать, а чего не может. Потому, в общем-то, я был уверен, что ничего такого жуткого докторша со мной сотворить не сможет. Тем более что я никогда не слышал о женщинах-гипнотизершах, способных творить всякую такую гадость. Цыганки, обманывающие с помощью гипноза, – таких сколько угодно. Но чтобы гипнозом можно было заставить совершать что-то непотребное – это чушь и бред, страшилки, распускаемые досужими болтунами. Совсем не в том дело. Не хочется позволять копаться в голове, как не хотелось бы пускать чужака копаться в моем рабочем столе. Ну… ни к чему это! Интимное! С другой стороны, я понимаю: если сейчас докажу этой женщине, что не обманывал ее, когда рассказывал о себе, то, возможно, обрету в ее лице мощную поддержку. А поддержка мне очень, очень нужна! Чтобы начать зарабатывать писательством, требуется время. А ведь где-то мне надо жить? И самое главное – на что мне жить? – Хорошо. Я согласен! Только не знаю, поддаюсь ли гипнозу, – сказал я, поудобнее усаживаясь на кровати. – Сейчас вот и проверим! – кивнула Зинаида Михайловна и достала из кармана халата блестящий шарик, вроде как от шарикоподшипника. Шарик был просверлен насквозь и надет на белую, вероятно, серебряную цепочку. – Сейчас я буду качать у тебя перед глазами этот шарик, а ты внимательно следи за ним взглядом. Не отводи взгляда. Ни о чем не думай. Смотри на него… смотри… руки теплеют… ноги теплеют… тебе хочется спать… ты засыпаешь… засыпаешь… *** Мужчина сидел спокойно, прикрыв глаза, опустив руки на кровать по бокам от себя, и будто бы спал. Зинаида Михайловна улыбнулась уголком рта – все сильные, крупные мужчины мнят себя такими же сильными духом. Они почему-то считают, что загипнотизировать такого богатыря трудно – ведь у него мышцы! Бицепсы! Трицепсы! А на самом деле чем больше они сопротивляются гипнозу, тем быстрее входят в транс. Хотя есть и исключения. Но сейчас не тот случай. Сейчас – все как надо. Теперь можно будет все и узнать. Вполне вероятно, что этот парень психически болен. Бритва Оккама. Отрезай все лишнее! Не множь сущее без необходимости! Не объясняй объяснимое сложными придумками! Если ты видишь в три часа ночи голого мужика на трассе, ведущей из Саратова в деревню Усть-Курдюм, предполагай, что он спятил или сильно пьян. Но не стоит предполагать, что он прилетел из параллельного мира, где время течет быстрее. – Как твое имя? – Михаил. Точнее надо задавать вопросы, одернула себя Зинаида Михайловна. Ведь сейчас его тоже зовут Михаилом! – Как тебя назвали родители? – Мишей. Она довольно улыбнулась. Фактически парень выбрал из перечня имен то имя, которое ему дали родители. Хорошо сработало. Так, как она и рассчитывала. – Твое отчество? – она задала следующий вопрос, уже зная ответ. – Семенович. – Твоя фамилия? – Это уже очень важно! Вот теперь! – Карпов. – Где ты живешь? Адрес прописки. – Саратов, улица Куленкова, дом тридцать один, квартира десять. – А где живешь? – Садовое товарищество «Сосенки», улица Мраморная, триста сорок два. – Где работаешь? – Нигде. Дома. Везде. – Кем работаешь? – Писатель-фантаст. Зинаида Михайловна выдохнула, подошла к Михаилу, подняла ему веко. Мужчина сидел не шелохнувшись и на ее действия не реагировал. Он в трансе! Точно, в трансе! Не притворяется! – Какой сейчас год в твоем мире? – Две тысячи восемнадцатый. Сорок восемь лет спустя! О боже… сорок восемь лет! Он и правда оттуда! Что у него можно спросить, пока не вышел из транса? Что? Про космос? Про коммунизм – построили или нет? Глупо как! Вот сидит кладезь знаний за почти пятьдесят лет будущей жизни, а она не знает, о чем его спросить! Ладно, время еще будет, расспросит! А пока что только о том, что важно, – надо проверить его рассказ. – Как ты здесь оказался? – Глупый вопрос! И сейчас будет такой же глупый ответ. Он же сказал, что не знает. Но вдруг? Вдруг у него есть машина времени?! – Не знаю. – Ты попадал в аварию на Усть-Курдюмской трассе? – Да. – Ты помнишь все, что происходило за эти сорок восемь лет жизни, начиная с тысяча девятьсот семидесятого года и до две тысячи восемнадцатого?