– Пройдите на второй этаж, к дежурной – она все устроит. Как подниметесь – сразу направо, там уже увидите! Красиво. Ей-ей – красиво! Толстые ковровые дорожки гасят шаги – ничто не должно мешать творчеству авторов! Тишина! Высокие потолки – гиганты мысли не должны ударяться вместилищем разума о потолочные перекрытия! Вдруг повредится источник идеологически выдержанных текстов?! На стенах – портреты. Читаю… лауреат Сталинской премии… лауреат Государственной премии… Герой Социалистического Труда… герой… герой… лауреат… лауреат… и тут я, с посконным рылом в калашный ряд! Кто все эти люди?! Всматриваюсь в лица и никого не могу узнать. И фамилии не знаю. Хотя… вон тот – вроде как поэт, но стихов его не помню. Да, поэт – так написано. Эта женщина с невыговариваемым именем – то ли туркменская, то ли таджикская писательница. Тоже лауреатка чего-то там. Чего-то поскромнее, чем Госпремия. А это кто? Нет, не знаю… не знаю… не знаю… А, ладно – какого черта я забиваю себе голову?! Ну на кой хрен мне эти забытые, никому не нужные бумагомараки?! А ведь премии получали, на заседаниях заседали! И кому теперь нужны их опусы? Кто их помнит после смерти? Впрочем – они сейчас-то ведь живы, по крайней мере – большинство из них. И если я не читал их книг, не знал об их существовании, ведь это совсем ничего не значит. В свое время – их знают. Ценят. Да и по большому счету – а кто будет помнить меня? Мои книги? А если и будут помнить – то как именно? С улыбкой и ехидным смешком, как устаревшие книги времен «совка»? Вот, к примеру, у Стругацких есть «Страна багровых туч». Популярная в это время книжка! Очень популярная! А в мое время? В моем мире? Да кто ее будет читать? Если бы кто-то написал эту книгу в 2018 году, он бы никогда и нигде ее не смог издать! Почему? Потому что все, что написано в книге, – безнадежно устарело. Потому что уровень писательского мастерства в этой книге на уровне очень средненького писателя 2018 года. Потому что сюжет просто неинтересен, слаб и не выдерживает малейшей критики. М-да… каждому времени свои писатели. Писательское дело не стоит на месте, развивается, и я уверен, что средний писатель 2018 года заткнет за пояс большинство из писателей года 1971-го. По крайней мере – это касается писателей-фантастов, с которыми я имел дело в прошлом. Или, по ситуации, – в будущем. Многие пишут не хуже, а то и лучше Стругацких. Просто те были первыми, и конкуренции для них практически не было. Мы оторвались от старых писателей вроде Беляева и Казанцева, вышли на новый уровень, и, возможно, это произошло в результате естественного отбора, жесточайшей конкуренции. Не будешь писать хорошо, интересно – тебя просто не будут читать, а соответственно, издавать. Волей-неволей учишься писать на максимально возможном высоком уровне. А ту-ут… тут, если попал в обойму писателей, выдавай книжку раз в год, а то и в два года, и живи себе на баснословные для писателей 2018 года гонорары! А еще – пользуйся всеми благами члена Союза писателей! Ну чем не жизнь?! Чем не малина?! – Здравствуйте! – дежурная была сама приветливость. – Вы Михаил Карпов? Меня предупредили о вашем прибытии! (О как! Прибытии! Так и захотелось помахать рукой в стиле «дорогого товарища Леонида Ильича»!) Сейчас подыщем вам номер… сейчас… Директор распорядился принять вас и устроить. Она достала «гроссбух», а я достал из чемодана коробку с конфетами «Ассорти» и положил эту коробку ей на стол: – Это вам, к чаю… – Ой, ну что вы, что вы! – дежурная всплеснула руками и демонстративно засмущалась. – Не надо было! – А это – за прошедший день Восьмое марта! Маленький флакончик «Шанель № 5» устроился на краю стола, и дежурная теперь уже непритворно охнула: – Шанель?! Да вы что?! Это мне?! Ну какой вы… галантный! Красивый и галантный мужчина! Дежурной лет под пятьдесят, про таких говорят – «со следами былой красоты», но выглядела она еще вполне прилично. Худощавая, неплохо, хотя и не очень модно одетая. Явно следит за собой, но небогата. Да богатая бы и не стала работать в обслуге Дома творчества, богатые по домам сидят, журналы мод читают. Но, думаю, – флакончик духов ей еще в самый раз. – Вот! – дежурная ткнула пальцем куда-то в журнал – сегодня выехал Герой Социалистического Труда, номер свободен! Номер – люкс! В нем свой туалет, душ, ванна – заселим вас туда! Зачем вам по этажу бегать, чтобы помыться? Вам надо книжки писать хорошие, а не по этажу бегать! Сейчас я попрошу меня подменить… Валя, иди сюда! Провожу вас в ваш номер. Я согласился, что мне по этажу бегать совсем даже не в жилу, и через пять минут уже стоял посреди вполне приличного номера, обставленного по нормальным советским меркам. Можно было бы назвать обстановку «плюшевой безвкусицей», но мне нравится этот ретростиль – плюш, висюльки по краю покрывала, репродукции картин на стене, все такое основательное, «бабушкино», уютное… у меня даже на душе потеплело. Рай! Тихий провинциальный рай. Тут даже телевизор есть – черно-белый, но есть. И холодильник – само собой, «Саратов». Знаменитый, шумный, как танк, и такой же неубиваемый. Хорошо! – Сейчас застелим вам постель! – ворковала дежурная. – Если понадобится чай, кофе – звоните по телефону. Вам принесут. И бутерброды – перекусить. А так – полноценный обед с двенадцати до двух часов, полдник – с трех до четырех, ужин – с шести до восьми, ну и завтрак – с восьми до десяти утра. Если хотите – вам будут приносить прямо в номер. Или можете обедать со всеми, в общей столовой. – А если мне нужно позвонить в Москву? – заранее осведомился я. – Или мне кто-то позвонит? – Если вам позвонят – скажут, что хотят вас услышать, дежурная переключит на ваш номер. Если вам нужно позвонить – просто снимаете трубку, говорите номер, и я вас соединяю. Прямого телефона в номерах нет… пока нет. Так что приходится вот так. Ну как, вам нравится номер? Вид из окна? – Очень! – не покривил душой я, вдыхая запах хвои из открытого настежь окна. Окно было забрано сеткой, так что комаров можно не опасаться. Терпеть не могу этих тварей! – В номере прошу вас не курить, – продолжила инструктаж дежурная, – покурить можно на балконе. Инструкция запрещает постояльцам курить в номере. – Я и не курю. Совсем, – заверил я и пристроил пишущую машинку в чехле на столе у окна. Стол был массивным, тяжелым, как у Владимира Ильича, он же «дедушка Ленин». Импортная машинка на нем выглядела настоящим анахронизмом. – Ой, вы машинку с собой привезли! – удивилась дежурная. – Да у нас есть машинки! Мы выдаем! Или вы только на своей любите работать? – На своей, – заверил я, и дежурная кивнула головой: – Да, некоторые писатели тоже любят со своими машинками. Говорят – на своей лучше пишется! Через пару минут в номер вошла девушка в униформе советской горничной – чистенькая, румяная, пышущая здоровьем. Она смущенно поздоровалась со мной, выслушала распоряжения дежурной и тут же заметалась по номеру, прибирая невидимые мне соринки и расставляя стулья и кресла в правильном порядке. А потом взялась за кровать, застилая ее свежим, белоснежным бельем. – Вы как раз к обеду подоспели! – улыбнулась дежурная. – Это на первом этаже. Пойдете обедать? Проголодались с дороги? У нас хорошо готовят! Выпечка очень хорошая! И борщ наваристый, со сметанкой! Я вдруг почувствовал, как хочу есть, и невольно сглотнул слюну. Дежурная заметила это и расплылась в улыбке: – Пойдемте! Нина все тут устроит, а вы пока покушаете. Сейчас я бумажку занесу в столовую, и будете питаться. Если что – можете пирожков в номер с собой набрать. Советую – пирожки наши очень хорошие, вкусные! С вареньем, с мясом, с капустой и яйцами. С рисом и яйцами! Наша повариха Мария Семеновна могла бы в ресторане работать, точно вам говорю! А за вещи не опасайтесь, тут у нас не воруют, спокойно оставляйте. Писатели – люди все положительные, солидные, а чужие здесь не ходят. Персонал тоже проверенный, сюда абы кого не берут, как рентгеном просвечивают! Так что здесь – все как в сберкассе, никуда ничего не денется. И мы пошли из номера. Глава 3 Да, готовили в столовой Дома творчества очень вкусно. Порции огромные, а если хочешь – тебе еще и добавки дадут! Ценят тут нашего брата-писателя, ох как ценят! Я сел возле окна, занавешенного тонкой кисеей, и практически не смотрел в зал, больше времени уделяя рассматриванию сосен, чистых аллей и голубого неба. Потому и не заметил, как за мой стол подсел мужчина на вид лет шестидесяти, лицо которого украшали густые висячие усы. – Здравствуйте, молодой человек! Можно к вам за стол пристроиться? – прогудел мужчина сочным басом, и я поднял на него взгляд. – А у меня есть выбор? – хмыкнул я и пожал плечами. – Здравствуйте. Как говорится – не куплено! Меня почему-то напрягло такое к себе обращение: «молодой человек». Есть в этом что-то уничижающее, покровительственное – вроде как умудренный жизненным опытом и, само собой, – гораздо более значимый человек снисходит до меня, убогого. Да и староват я для «молодого человека». Это только продавщицы в супермаркете могут назвать молодым человеком седого как лунь мужика и «девушкой» – пенсионерку, которая уже и забыла, когда была девушкой. Я как-то не выдержал и сказал такой кассирше: «Спасибо за молодого человека!» Впрочем – это был выстрел в пустоту. Она просто не поняла, глядя сквозь меня своими пустыми рыбьими глазами. – Скажите, это вас заселили в номер люкс? – ничуть не смутившись от холодного приема, спросил мужчина. – Меня заселили в номер люкс, – так же холодно ответил я и вздохнул: так хорошо было только лишь три минуты назад! Сочные пирожки с мясом! Горячий борщ! Картофельное пюре с подливкой и здоровенными двумя котлетинами – ну что может быть лучше для писателя, который, заправившись таким горючим, идет писать свою нетленку? И тут… какие-то дрязги на тему номера люкс! Я что, кому-то перешел дорогу? Занял номер, на который положили глаз лауреаты и депутаты? – А почему вас поселили в номер люкс? – гнул свою линию мужчина, имени которого я не знал и знать, если честно, не хотел. – Потому, что он был свободен, – выдал я чеканную истину, и мужчина возмущенно запыхтел: – Ну вот как так?! Я лауреат премии Мордовии, а в номер, который я ждал, заселяют какого-то никому не известного человека! Ну вот, как вас звать, юноша? – Вам сколько лет, папаша? – спросил я, в упор уставившись в лицо раздухарившегося лауреата. – Мне пятьдесят пять лет! А какое отношение это имеет к делу? – Мне пятьдесят. И что дальше? – Вам пятьдесят?! – искренне удивился собеседник. – Никогда бы не подумал! С первого взгляда – вам лет сорок, не больше, а скорее – тридцать пять! Вы меня разыгрываете! – Вам что, паспорт показать? – хмыкнул я, и под ложечкой у меня как-то тоскливо заныло. С одной стороны, это хорошо, что я тут помолодел лет на пятнадцать. А с другой – молодеющий у всех на глазах человек вызовет столько глупых и ненужных вопросов, что… я даже боюсь представить – что именно будет в дальнейшем. Может, начать обесцвечивать волосы? Седину себе делать? Или, наоборот, сбрить все волосы на голове и ходить лысым? Чтобы не было видно, как мой ежик становится черным вместо седого. Ох ты ж… вот проблема назрела! – А покажите! – не унимался мужчина. – Приезжает неизвестно кто, вселяется в номер, который должен был занять я, рассказываете мне о своем несоответствующем возрасте… странно все это! – Странно вести нездоровый образ жизни, – парировал я, впадая в состояние некой лихости и злого веселья. Хочешь наехать на меня? Меня, который пережил сотни битв с гнусными хейтерами, обвинявшими меня во всех возможных грехах? Да ты дитя, парнишка! Ты против меня – щенок! Я вчера на базаре еле от семерых отбрехался, а ты тут только один! – Вы намекаете, что я веду нездоровый образ жизни?! – возмутился собеседник. – Не намекаю. Впрямую говорю. У вас нездоровый цвет лица, в глазах красные прожилки. Нос с красными прожилками. Лишний вес и одышка. Вы много пьете, много едите, слишком много едите и пьете. Скорее всего, запойный. У вас гипертония, увеличенная печень, больной желудок и постоянные запоры. Вы мало двигаетесь, и жить вам осталось от силы лет пять. Алкоголь и чревоугодие вас погубят! – Да как вы смеете! – мужчина привстал на своем стуле, изображая скалу, готовую обрушиться на наглеца, но я так и сидел, с иронией глядя на несостоявшегося громовержца. Я бы мог его уронить, не вставая со стула. Просто ткнуть пальцем в подреберье, и… нет, лучше этого не делать. Этот типус-лауреат в таком случае просто скончается от болевого шока. Сердечко-то у него тоже слабенькое! – Мирон Макарыч, эк он тебя разоблачил! Вы, товарищ, еще забыли упомянуть о том, что у него и сердце не очень. Постоянно таблеточки пьет. Однако вечно скандалит, вечно недоволен. Мирон Макарыч, иди уж ты… по своим делам. Дай человеку покушать! Испортил аппетит, скандалист! – Да я… да вы… – Мирон Макарыч поднялся со стула и, тяжело переставляя тумбообразные ноги, пошел прочь, отдуваясь и пыхтя больше прежнего. А я остался сидеть на месте, разглядывая нового своего собеседника. Вернее – собеседников: двух мужчин за соседним столиком. Они были моего возраста, и я их тоже не знал. Какие-то писатели или поэты – а кто же еще? Забытые, никому не интересные… увы. – Я Семен Петрович, можно – просто Семен. А это Иван Никифорович… – Можно – просто Иван, – подхватил второй собеседник, – вы не обращайте внимания на этого скандалиста. Вечно ходит и жалуется по любому поводу. Сегодня уже сбегал в директорат, грозя нажаловаться куда надо, так как ему не предоставили освободившийся номер люкс. Но вы и правда какая-то загадочная личность! Выглядите молодо для маститого писателя, а в люкс не всех селят! Вот народ тут и заинтересовался. Делать-то нечего, скука одна! Или сплетни, или бильярд, или прогулки по аллеям. Симпатичных женщин раз, два и обчелся, да и староваты мы для девчонок. А до старушек еще не докатились! Хе-хе-хе… Можно еще и выпивать, но сколько же можно?! Надоедает! Ну так сознавайтесь – вы сын первого секретаря обкома? Кто вы, таинственный незнакомец? Дежурная молчит как партизанка, только улыбается! – Просто писатель-фантаст, – скромно ответил я, и губы мои расплылись в невольной улыбке – Карпов моя фамилия. Карпов Михаил. – Карпов?! – охнул Семен. – Это вы, то самое новое открытие издательства «Кодгиз»?! Слышал, слышал! Они с вами носятся как черт с писаной торбой! Махров такой важный ходит, как гамбургский петух! Ну как же – он откопал изумруд! Бриллиант! И теперь паразитирует на нем, как пиявка! Вот не чаял, что с вами встречусь! Мы, мелкие писателишки эпохи Карпова, копошимся где-то у ваших ног! Таких тиражей и таких денег нам не видать как своих ушей! – Да ладно вам, – фыркнул я, – шутники! Эпохи Карпова! Ну да, книжки пишу. Написал несколько книжек, их издали. Получил гонорары. Но не такие уж и великие, миллионером пока не стал. – Пока! – фыркнул Иван. – Пока не стал! Простите, Миша, вы наглец! Хе-хе-хе… мы и мечтать не можем о таких гонорарах! Такие получают только самые что ни на есть великие писатели – типа Алексея Толстого и иже с ним. А мы… знаете, как мы зарабатываем деньги? – Как? – не удивился я, знающий по большому счету, о чем пойдет речь. Но не прерывать же начатую беседу? Пусть люди позабавятся. Расскажут «несмышленышу» о смысле жизни. – Ездим по трудовым коллективам, как же еще, – улыбнулся Иван, – четвертной платят за выступление, а еще – номер люкс в гостинице, питание, а в конце – банкет! А гонорар так… на пропой! Думаете, с чего Макарыч так разожрался? Все здоровьичко оставил на банкетах! Написал три книжки, получил премию, вот теперь и жирует. Правильно сказали – сдохнет скоро, ибо в питии неумерен и пищи принимает зело много! Вот! Собеседники мои расхохотались, а я поддержал их смех улыбкой. Хотя смеяться по большому счету было и не над чем. – Все там будем! – видимо, поняв мое отношение к обсуждению смерти Макарыча заключил Семен. – Да вы кушайте, кушайте! Остыло уже! Тут и правда хорошо готовят! Значит, вы Карпов… слышали, слышали… Там какая-то странная история была с вами. Вроде как вы не знаете, откуда взялись, ничего не помните. А еще – что вас штатовское издательство собралось издавать, какое-то известное, и в нем – о боже мой! – Солженицына напечатали! Врут небось. Кому нужны наши писатели, если они не обгаживают советский строй? Вот если бы вы начали гадить на страну, тогда – да. Вам за «бугром» все пути открыты. А простой писатель не имеет никаких шансов!