Номер состоял из двух комнат, заставленных роскошной мебелью. Просто варварски роскошной мебелью. В таком номере мне никогда не приходилось бывать – только по телевизору видел, и даже помыслить не мог, что когда-то окажусь в чем-то подобном. Человек из глухой Российской провинции, вояка, который ползал по грязи, пытаясь вжаться в нее как можно сильнее чтобы не получить пулю в задницу – в роскошнейшем номере пятизвездочного отеля в США, на Манхеттене! Да это даже не сказка, это бред, глюки! Но я здесь. И буду изображать из себя эдакого видавшего виды равнодушного известного российского писателя, которому все пофиг, и который видал и получше. Не знаю, удалась ли мне каменная рожа бывалого богача, но Рон похоже что был слегка разочарован. Не знаю, чего он ожидал – криков восторга? Испуга? Может быть. Но только ничего этого он не получил. Ни на один цент. Чаевые «бою» дал Рон – доллар, по-моему, у меня были только пятидесятидолларовые купюры, а я не настолько богат, чтобы раздавать чаевые по пятьдесят долларов за раз. – Тебе часа хватит, чтобы привести себя в порядок? – осведомляется Рон, оглядывая меня с ног до головы – помыться с дороги, побриться всякое такое? В общем – через час я жду тебя внизу. Пойдем в ресторан, отметим твое прибытие. А потом погуляем по городу – если хочешь, конечно! Пресс-конференция завтра в двенадцать часов дня, времени хватит и отдохнуть и развлечься. Ты раньше не был в Нью-Йорке? Нет? Вот и посмотришь. Этот день отложился у меня в памяти мельканием лиц, автомобилей, домов и улиц – такая мешанина обрушилась на память, что даже голова заболела. Нет, не от выпивки – я почти не пил, так, для порядка, пару бокалов шампанского. А вот Нестеров опять нализался. Пришлось его экстренно эвакуировать в номер, иначе могла бы случиться неприятность. Ну а мы с Роном отправились по Манхеттену – смотреть и восхищаться. Само собой, восхищаться должен был я – а кто же еще? Рон это все видел, и много, очень много раз. Я должен был быть поражен роскошью и могуществом, силой и красотой Великой Америки. Зачем? Понятно, зачем… Но не сейчас. Я думаю, они полезут ко мне после пресс-конференции. Даже уверен в этом. Не зря они поселили меня в один из лучших отелей, не зря показывают мне все лучшее, что у них есть. А лучшим они считают все, что сейчас вокруг меня. Как там сказано у Вилли Токарева? «Я приехал из деревни В этот крупный городок. Очень трудно разобраться, Где тут запад, где восток. Небоскребы, небоскребы, А я маленький такой... То мне страшно, то мне грустно, То теряю свой покой. А вокруг – чужие люди, А кругом – чужой народ, От тоски глушу я водку, Только водка не берет.» Вилли Токарева я не люблю, как и никогда не любил так называемый «шансон», а точнее – то, что у нас называют шансоном – блатняк. Но вот эта песня вспомнилась, хоть Токарев сделал все, чтобы вполне приличнее стихи испортить своим бездарным исполнением. Эта песня должна исполняться грустно, с переборами, нараспев, а не так, как это делал он – с залихватским привизгом, радостной улыбочкой и прыжками. Тут грустит эмигрант, которого жизнь занесла черт-те-куда, грустит, и заливает тоску водкой из-за безысходности своего жалкого существования. Вспомнил песню именно потому, что вокруг меня – те самые небоскребы. И да – рядом с ними ты такой маленький-маленький…такой ничтожный! Жалкий! Нью-Йорк подавляет. И я бы не хотел здесь жить, ей-ей не хотел бы. Возможно, просто во мне говорит провинциал, подсознательно мечтающий о тихом, уютном местечке, городке, где все друг друга знают, и ненавидящий громадные города, высасывающие у человека душу и сердце. Песня эта еще не написана, Токарев еще не эмигрировал в США. Это произойдет только в 1974 году, когда успешный ресторанный музыкант решит, что его душит «кровавый режим» и сбежит, полностью уверенный в том, что в Америке-то он развернется на полную мощь! Уж там-то заметят его искрометный талант, оценят, завалят деньгами, предложениями! Посуду мыл. Даже курьером его не взяли – язык не знал. Когда устроился работать в такси – считал, что ему повезло. Какая, к черту, музыка? И в конце концов, все равно вернулся в Москву. Как-то не очень гостеприимна к нему оказалась новая родина. А ведь песни писал для Эдиты Пьехи! Сам выступал, пользовался успехом! И вот…видимо вскружилась голова. Зажрался. – А это Рокфеллер-Центр! – радостно сообщил Рон, указывая мне куда-то направо. Я посмотрел, и тут же в голове щелкнуло и сложилось: «Кристи»! Вот оно! Аукцион Кристи! – Рон… – начал я задумчиво, глядя на вожделенное здание – Мне нужно с тобой поговорить. Консультация нужна. Это не уличный разговор, может где-нибудь в кафе посидим? – Хорошо, посидим! – Рон бросил на меня быстрый взгляд, и в глазах его зажегся живой интерес. Ей-ей этот парень аналог «моего» Нестерова! Да ну и черт с ним – аналог, так аналог. Главное – чтобы помог. Мы зашли в кафе с холодным, кондиционированным воздухом, и я облегченно вздохнул – хорошо! Вот чего не отнимешь у американцев, умеют они создать удобства для посетителей. В любой кафешке, в любом офисе обязательно стоит кондиционер, работающий так, будто собирается всех заморозить! Сидишь, балдеешь, рубаха к телу не липнет – это же классно! – Ну, так о чем ты хотел поговорить, Майкл? – Рон отпил ледяного пива из запотевшей кружки, и удовлетворенно вздохнул – Ох, хорошо! В жару холодное пиво – в самый раз! У вас там в России есть пиво, Майкл? Наверное, есть, но точно не такое вкусное, как у нас! Попробуй! Я тоже глотнул из кружки. Пиво было вполне приличным, но на мой взгляд слишком горчило. – Мне нужно открыть счет в каком-то из ваших банков – бросился я в омут головой – А еще, я хочу, чтобы часть гонораров от моих книг шла на этот счет. – Вот как… – Рон усмехнулся – Готовишь себе площадку для приземления в случае чего? Уж не собрался ли ты просить политического убежища? Собеседник так остро и пристально посмотрел мне в глаза, что я понял – вот он, момент! Ждет! И он точно уверен, что я сейчас это сделаю! Придется разочаровать. – Нет, Рон…по крайней мере – пока что нет – улыбнулся я в ответ – Я не могу подвести людей, которые меня сюда отправили. Да и зачем мне убегать из своей страны? У меня там все просто замечательно! Я популярный писатель, мои книги массово издают, я могу купить практически все, что хочу – так зачем мне бежать? От чего? На меня нет никаких гонений. Да, у меня есть претензии к власти в моей стране, так и что? Разве у вас, американцев, нет претензий к вашему государству? Но я очень предусмотрительный человек, и хочу, как ты правильно понял, чтобы у меня была подушка безопасности. – Как ты назвал? Подушка безопасности? – весело удивился собеседник – Забавное название. Что это такое, подушка безопасности? Я чуть не выматерился. Вот надо же так проколоться! Нет еще подушек безопасности на серийных автомобилях! Их впервые поставят только в 1972 году на олдсмобиль! А сейчас 1971 год! – Ну я имел в виду – когда падаешь, лучше, чтобы на полу лежала подушка, на которую упадешь – усмехнулся я – Чтобы помягче было заднице при падении! – А! Ясно – довольно кивнул Рон – Ну что тебе сказать…я узнаю насчет счета. Что касается направления туда части гонораров, так это уже при следующем заключении договоров, ты же понимаешь. В прежних прописаны другие условия, и мы не можем в одностороннем порядке изменить трехсторонний договор. Но счет откроем, да – почему бы и нет? Какой банк тебя устроит? Я предложу тебе Джи-пи Морган Чейз. Он тут, на Манхеттене. Можно сказать – мы рядом с ним сидим. Я поговорю со Страусом и мы все устроим. Думаю – проблем никаких не будет. Кстати, да, мы ведь сможем тогда подписать договоры и без вашего издательства, но в этом случае ты будешь иметь неприятности у себя на родине. Если тебя это не пугает – нам по большому счету безразлично кому перечислять деньги. Еще что-то? Еще какие-то просьбы? Я помялся, не решаясь, а потом все-таки выдал: – Да, еще просьба. После того, как счет будет открыт – мне нужно связаться с аукционом «Кристи». Мне нужно, чтобы кто-то меня рекомендовал. Мне кажется, так будет правильнее. – Вот как?! – Рон искренне удивился – И что же такое ты хочешь продать?! Ты что-то привез с собой, я правильно понял? – Правильно. Я вывез из своей страны бабушкино наследство – старинные русские награды, очень редкие и дорогие. И мне хотелось бы их продать и положить деньги на счет в американском банке. Это возможно? – Да что тут невозможного?! – хохотнул Рон – Америка – страна возможностей! Никто не может тебе запретить что-то продавать или покупать – если, конечно, это не оружие и наркотики! Он снова хохотнул и понизив голос, спросил: – Дорогие эти штуки? Действительно такие ценные, чтобы их приняли на аукцион «Кристи»? – Миллионы долларов – скучно сказал я, стараясь не смотреть на ошеломленного собеседника. А тот невольно присвистнул и ошеломленно откинулся на спинку стула, вытаращив на меня глаза: – Майкл, ты все продолжаешь меня удивлять! Скажи, а как тебя выпустили с таким грузом?! Как не отняли все на границе? – Сам не знаю – пожал я плечами – Мы не со всеми пассажирами шли, через отдельный вход. И со мной ведь…переводчик, ты знаешь. Нас и не досматривали. – Ага…ясно! – подмигнул Рон – твой спутник шпион, вот его и пропустили! А ты…может быть ты – тоже шпион? Майкл, ты шпион? Я вдруг расхохотался, и смеялся с минуту, не меньше. Мне это предположение показалось таким забавным, таким глупым, что я не смог удержаться. А может накопилось напряжение последних месяцев. Надо же как-то сбрасывать накопленный негатив? Так лучше смеяться, чем бить кому-нибудь морды! – Ага, русский Джеймс Бонд! – я вытер прослезившиеся глаза салфеткой, и помотал головой – Умеешь ты развеселить, Рон! Шпион с драгоценностями на несколько миллионов долларов! Замечательно! Только вот я не хочу оставаться у вас жить. Зачем тогда мне шпионить? И самое главное – КАК?! Хе хе хе… – Ладно, ладно! Хватит издеваться! – Рон хохотнул, вытянул ко мне ладони в жесте защиты – Я же шучу! В общем, так: ты сейчас идешь в свой номер, отдыхаешь, смотришь телевизор, а я отправляюсь к руководству и пытаюсь выполнить твое задание. По результатам я тебе скажу…ну…скажем – завтра, перед пресс-конференцией будет что-то известно. Возможно. А после пресс-конференции мы продолжим разговор. Хорошо? – Хорошо! – кивнул я, и отпил из кружки почти не нагревшегося пива. Прохлада. Чего ему особо нагреваться? Вот если бы на улице сидели, тогда – да… Мы допили пиво, и только после этого пошли к отелю. Честно сказать, ходить по улице по такой жаре очень не хотелось, даже если вокруг столько интересного. Что именно интересного? Да хотя бы люди – такие непривычные, такие…странные. Я люблю иногда вот так усесться где-нибудь в центре города, на пешеходной зоне – взять кружку пива, орешки, сидеть, и смотреть на проходящих мимо людей. И придумывать им биографии: кто они такие, куда спешат, или не спешат, как живут и чем живут, если у них семья, хорошо ли им живется. Это полезная тренировка для мозга писателя, а еще – помогает в написании книг. Чем больше накопленной информации, тем легче тебе потом пишется. Проверено. И вот здесь – я иду, и смотрю на мир, смотрю на проходящих мимо людей и пытаюсь понять – кто они такие, как оказались на Манхеттене, пытаюсь представить их жизнь. И само собой – здесь мне сделать это многократно сложнее. Ну как я могу понять жизнь вот этой пухленькой молодой девушки в костюме офисной служащей? Может она бедна, а может богата, может у нее есть мужчина, а может, нет – странно, но в Союзе 1971 года гораздо легче понять, насколько хорошо (или плохо) обеспечен тот или иной человек. У нас есть что-то вроде дресс-кода, рассказывающего о человеке все, что возможно рассказать. По крайней мере – об уровне его доходов. Видишь человека в новых американских джинсах – понятно, это достаточно обеспеченный и продвинутый тип, не какой-нибудь работяга из колхоза! А здесь…нет, само собой – тут джинсы не предмет роскоши. Но тут еще и не выпячивают богатство…так, по крайней мере, мне показалось. Одеваются, кто во что горазд – главное, чтобы было удобнее. Но да ладно. Пойду отдыхать. Вообще-то я не слишком и устал – тринадцать часов перелета в бизнес-классе ИЛ-62 это совсем не тринадцать часов в каком-нибудь дерьмовом аэробусе-321, где в эконом-классе нельзя даже просто сидеть – ноги не умещаются. Но все равно – хватит на сегодня впечатлений, нужно к завтрашней пресс-конференции готовиться, обдумать – что буду говорить. Хотя…ну вот что такого я могу обдумать? Откуда я знаю, что именно меня спросят? Придется определяться по ходу дела, так что… Нет, я всего этого действа не боюсь, я вообще можно сказать свое отбоялся, и уж не какие-то там акулы пера меня испугают, но…не хочется ударить в грязь лицом. Впрочем – я за словом в карман никогда не лез. Номер встретил меня роскошью и негой. Я плюхнулся на кровать, глядя в стильно изукрашенный потолок и стал сосредоточенно обдумывать сегодняшний разговор с Роном и завтрашнюю конференцию, и как следовало ожидать – мгновенно заснул. То, что за окном светит солнце и день разгулялся – ничего не значило. По московскому времени сейчас около полуночи.