— Ну, зная Мардж, тут нет ничего из коробок, — сказал он, снимая крышки с некоторых мисок и тарелок. — И индейка достаточно большая, чтобы накормить десятерых. Надеюсь, что тебе понравится, потому что мы будем есть её неделю, — сказал он мне, накладывая себе на тарелку, а я подошла за ним следом, чтобы сделать тоже самое. Он поставил тарелку с едой на своё место и вернулся назад взять ноутбук. «Фокус-Покус» был выключен, и он разместил ноут на стойке, когда я присела и увидела, как на экране внезапно появилась запись парада. Он на самом деле очень постарался для всего этого. Даже если готовила Мардж, он попросил её об этом. Он отыскал запись парада, достал тыквы и наборы для вырезки. Нашел ёлку и украшения, несмотря на то, что для магазинов было слишком рано продавать их. А затем он купил мне подарки. Подарки. Я была более чем немного взволнована, чтобы узнать, что он нашел такого, о чём подумал, что мне понравится. Я была чертовски уверена, что не была настолько взволнованной по поводу рождественских подарков с тех пор, как еще верила в Санту. От этого у меня внутри все прыгало, а кожа была наэлектризована. — Ты притихла, — заявил он спустя долгое время, после того, как мы поели и посмотрели парад на ноутбуке, как пели различные исполнители, а дети танцевали, и платформы двигались по улице. Я посмотрела на Сойера, улыбнулась ему какой-то легкомысленной улыбкой и сказала правду. — На самом деле я взволнована Рождеством. Он тепло улыбнулся в ответ, теплее, чем я когда-либо видела его улыбку, и внутри у меня при виде этого, возможно, что-то расплавилось. — Ну, тебе придётся сдержать своё любопытство, потому что нам ещё нужно нарядить ёлку, написать письма Санте и поесть печенье, прежде чем ты сможешь открыть свои подарки. — Написать письма Санте? — спросила я, широко улыбаясь. — Ага. Посмотрим, попала ли ты в список послушных девочек. Я поборола желание съязвить что-нибудь о его шаловливом поведении, но вместо этого сказала притихшим голосом: — Я ничего не приготовила для… Он посмотрел на меня, брови Сойера сошлись вместе. — Это всё не для меня, — объявил он, затем перевёл взгляд обратно на еду. Мы ели до тех пор, пока, клянусь, в меня уже больше ничего не лезло. А затем он принёс мне тыквенный пирог и, ну, вы никогда не откажетесь от тыквенного пирога, неважно насколько вы сыты. — Ладно, вот держи. Переоденься в это, а я сделаю горячий шоколад, — заявил он, протягивая мне пакет. Я скептически посмотрела на это. — Там же не какое-нибудь прозрачное рождественское женское белье? — Я подумывал об этом, — сказал он с озорным огоньком в глазах. Я взяла пакет и направилась в ванную. Когда я открыла его, то не нашла белья. О, нет! Я нашла слитную пижаму с принтом в виде леденцов. Да, слитную! С длинными рукавами и штанами. Я посмеялась некоторое время, посмотрев вверх в зеркало и увидев на своём лице кое-что, что не видела там с тех пор, как выяснила, что Майкл был изменяющим ублюдком. Счастье. Я выглядела чертовски счастливой. И за это мне нужно поблагодарить Сойера. Так что я сняла свою одежду и залезла в эту пижаму, застёгивая спереди молнию, и повертелась, чтобы убедиться, что тут нет никаких дурацких кнопок на заднице или что-то в этом роде. Не обнаружив ничего такого, я направилась обратно, обнаружив Сойера, ожидающего меня в гостиной. Две чашки горячего шоколада, от которых шел пар, стояли на столике, ручки, бумага и конверты располагались у каждой чашки. — Иди сюда, расскажи Санте, что ты хочешь на Рождество, — объявил он и, и хотя я чувствовала себя довольно-таки глупо от одной только мысли писать письмо Санте, я подошла, улыбаясь, когда услышала играющую рождественскую музыку. Я села на полу, скрестив ноги, и долго смотрела на бумагу, понимая, что есть только одна вещь, которую я бы хотела. Так что, зная, что это будет в конверте, я подошла и написала это: «Сойер». Больше никакого отрицания, никакого притворства, что он был просто опорой , или что это некий вид посттравматического притяжения к первому человеку, который был мил со мной. Это не было всем этим! Он нравится мне. Он нравится мне настолько, что это, возможно, не так уж и хорошо, потому что я знаю, он не из желающих остепениться парней. Я обнаружила, что всё, что поначалу было сложно принять, — прямота, резкость, периодическая грубость и холодность стали в какой-то степени тем, что я больше всего ценю в нём. Он говорит то, что чувствует. Он ничего не приукрашивает. Он даже не задумывался о чем-то вроде того, чтобы изменить своё мнение, лишь бы не обидеть меня. И он всегда оставался рассудительным. Это замечательные качества. Сильные и самоуверенные черты. Но сверх этого, я так же познала, что есть и другие черты. Он был наблюдательным. Хорошим слушателем. Ему было не наплевать на людей, даже на тех, с которыми, казалось, у него были непростые отношения, к примеру, как с его братом. И эта ночь подтвердила, он настолько тщательно всё продумал, что заткнёт за пояс всякого мужчину, которого я знаю или о ком слышала. Кто ещё бы додумался дать вам воспоминания о потерянном годе? Кто смог бы продумать каждую мельчайшую деталь от парада до горячего шоколада? Он просто чертовски хорош. И я хочу его. И не просто в сексуальном плане, хотя это определенно было частью этого желания. Я хочу его, потому что он был просто потрясающий. — Ладно, запечатывай, — потребовал он, и я так и сделала, наклеив долбаный адресный ярлык на Северный Полюс и всё прочее. — Так… — объявил он, когда я взяла свой горячий шоколад, улыбнувшись, потому что в нём были маленькие зефирки и взбитые сливки, Сойер поднялся на ноги. — Что тебе нравится, белые или разноцветные огоньки? — Эмм, все кто не использует цветные огоньки на своих Рождественских ёлках, просто высасывает весь дух из праздника. — Хорошо, — сказал он, потянувшись к каким-то коробочкам, — тогда какое мигание нравится? — Непрерывное, мигающее. Мне нравится мелькание, но только не такое, которое вызывает эпилептический удар. — Окей, это можно устроить. Думаю, вся эта работа с огоньками исключительно для мужчин, верно? Затем женщины занимаются украшением. — Звучит как план, — согласилась я, откидываясь назад и наблюдая, как он соединил огни вместе и развесил их по ёлке, придерживаясь пустых мест, пока всё дерево не было отлично освещено, некоторые огоньки мигали, но главным образом большинство непрерывно горели, таким образом, это было успокаивающе и не вызвало беспокойства. — Порядок, теперь твоя очередь, детка, — заявил он, поднимая свой горячий шоколад и откидываясь на спинку дивана, чтобы понаблюдать, как я украшаю. Его телефон выскользнул из кармана и, когда я прикрепила первое украшение, маленький венок с датой прошлого года на нём, я услышала щелчок его камеры. На протяжении всего процесса украшения я периодически слышала срабатывание камеры. — Чем твоя семья обычно занималась на Рождество? — спросил он, когда я улыбнулась маленькому украшению Макса из «Гринч похититель Рождества». — В Сочельник мы ходили в приют для животных, чтобы накормить их, и клали подарки под ёлку в церкви, для малоимущих. Затем, потому что я бывала слишком возбуждена, чтобы спать, из-за прихода Санты, они отводили меня посмотреть на Рождественские огоньки, до тех пор, пока я не вырубалась. Потом я просыпалась Рождественским утром, находила родителей забравшимися на диван, пьющих кофе и ожидающих меня. Затем мы все открывали подарки. После этого моя мама начинала готовить праздничный ужин, который мы все съедали. Мы брали Рождественские фильмы и смотрели до тех пор, пока все не вырубались. — Какие фильмы вы обычно смотрели? — Только лучшие, — сказала я, улыбаясь от воспоминаний, пока продолжала наряжать ёлку. — «Белое Рождество», «Санта Клаус», «Рождественские каникулы »… — «Рождественская История»? — Нет. Её крутят все 24 часа в Сочельник. Поэтому к Рождеству нам уже дурно от неё становилось. — Ты до сих пор придерживаешься этих традиций? — спросил он, очень внимательно слушая. — В большей степени, да. Но я больше не смотрю тех фильмов. Я обнаружила, что это немного болезненно. — Тогда что ты смотришь теперь? — Те, что не смотрела: «Рождество с Кренками», «Эльф», «Реальная любовь», «Буду дома к Рождеству», «Пока ты спал», «Привет Семье»… На мгновение он позволил мне потеряться в своих воспоминаниях. — Отлично выглядит, детка, — сказал он, и я почувствовала, как внутри всё всколыхнулось. Это ощущалось таким правильным, что он повесил гирлянду и болтал со мной, пока я развешивала шары. — Так, к какому типу относишься ты, предпочитаешь ангела или звезду? — Только звёзды, — сказала я утвердительно. У меня до сих пор осталась одна с родительской ёлки. Она сломалась и не работала уже годы, но я всё равно украшала ею верхушку ёлки каждый декабрь. — Ладно, — сказал он, поднявшись и порывшись в коробке, затем вытащив оттуда звезду для меня. Я соединила её с гирляндой, и она загорелась полудюжиной цветов, а я поднялась на носочки, стараясь установить её наверх. — Вот, — проговорил он после моей третьей попытки, чуть ли не опрокинув ёлку в процессе. Сойер встал позади меня, руки обхватили меня за живот и удержали, когда он забрал звезду и расположил её на ёлке. — Идеально, — сказал он после установки. Я вытянула шею, отчего мой затылок оказался на его плече. Он был прав. Идеально. Он наклонил голову и слегка повернул её, поцеловав мою шею, отчего по моему телу пробежали мурашки. — Подарки, детка, — пробормотал он тяжелым голосом, соответствующим моменту. — Хорошо, — согласилась я, собираясь отойти, но его рука крепче сжала меня, он снова поднял другую руку, но уже с телефоном, не со звездой. И я увидела наши лица на экране. Буквально идеальная картинка. Он нажал на снимок, экран замер на секунду. А затем он отпустил меня и отошел. Мне пришлось сдержать вырывающееся хныканье, когда я последовала за ним, чтобы сесть на пол перед ёлкой. — Открывай, — потребовал он, и я почувствовала прорывающуюся неловкость, когда потянулась за ближайшей коробкой. Тонкая, прямоугольная, про которую годы детских исследований подсказали мне, что там абсолютно точно некоторая форма одежды. На секунду я засмотрелась на обёртку, крупные пушистые колпаки Санты. Ни один из подарков не был похож на другой, у каждого подарка либо яркая и современная с рисунками упаковка, либо классическая, в винтажном стиле бумага. — Должно быть, это займет весь гребаный день, если открывать подарки, как в детстве, — саркастично заметил он , и я начала срывать обёртку, когда услышала щелчок камеры. Я сняла крышку и сдвинула ярко-красную тканевую бумагу в сторону. И там был потрясающий шелковый лоскутный халат. Я тут же вытащила его, удерживая с улыбкой. Красивый. Он потрясающий.С нова раздался щелчок и я замотала головой. — Он великолепен. — Подумал, он соответствует твоему экзотическому виду. — Ты сам его выбирал? — спросила я, убирая обратно в коробку. — Звучит удивленно. Я выбирал всё, Рия. Я не могла решить, нравится мне этот факт или нет. Было бы проще принять подарки, если, скажем, их выбирала Мардж. Или, чёрт побери , даже Брок, Барретт или Тиг. Но Сойер выделил время в своём и так загруженном графике, чтобы выбрать подарки для меня. Это на самом деле что-то да значит. И я не была уверена, могла ли справиться с тем, что он значил для меня больше, чем уже есть. Особенно, когда мы не знали друг друга так долго. — Давай же. У нас остались и другие праздники. Ты сможешь поразмышлять о моём изумительном вкусе позже. Я посмеялась над этим и потянулась к следующей коробке, поменьше, с винтажным рисунком сосен. Развернув её, я обнаружила большую, тяжелую, голубую с бежевым керамическую кружку. И, вновь, я старалась не зацикливаться на этом. Но он приобрёл для меня кружку. Чтобы поставить в свой шкафчик. В другой коробке был комплект дорогой соли для ванн. В ещё одной имелся набор для смешивания девчачьих коктейлей. Потом в огромной коробке я нашла холст с масляной живописью, воссоздавший моё старое семейное фото, меня и моих родителей, сидящих перед нашей Рождественской ёлкой. Мне, наверное, было лет двенадцать в то время, и я как раз проходила через неловкую фазу роста волос, а так же у меня были густые брови. Но я прямо-таки сияла. — Как ты… — проговорила я, мотая головой. — Барретт наткнулся на фотографию, когда взламывал твой аккаунт на «Фейсбуке». Я подумал, она отлично подойдет к этому моменту.