— Он заплатил тебе кучу бабла, — предположил Брок, скрестив руки, лицо напряжено, всё его тело трясёт от того же адреналина, который проходит и по моим венам. — Ну, да. Я едва сводил концы с концами, оплачивая аренду и счета. Я пытался выжить, а он … Всё, что он хотел, чтобы я стащил некоторые принадлежности и подкинул их ему. — Какие принадлежности? — Разные: от антисептиков и бинтов до тех гормональных инъекций, которые они использовали для женщин в клинике. — Что насчёт Пентобарбитала? — поднажал я. — Я, ээ, я так же убираюсь в ветклинике. Они пользуются им, чтобы усыплять больных и старых животных… Всё встало на свои места. — Почему он бросил Рию? — Он не бросал. Это, ээ, я. Не знаю, мужик. Он становился всё безумнее с каждым днём и он, ну, он сказал, что пойдёт за наручниками и шелковыми простынями, — он закрыл глаза на секунду, затем вздрогнул. Когда они снова открылись, в них виделась боль. — Я думаю, он собирался изнасиловать Рию, в таком бессознательном её состоянии. Я просто… полагаю, что я просто испугался. Я не знаю Рию по-настоящему хорошо, но всё-таки я знаю её. Она была милой девушкой. Я не мог просто стоять в стороне и позволять ему насиловать её. — О, но ты позволил ей год находиться в коме, пока он проводил незаконные и безнравственные операции на ней, с этим всё было в порядке? — спросил Брок, его тон понемногу становился всё более резким. Ему нужно сдерживать это. Я окинул его тяжёлым взглядом, что заставило его медленно выдохнуть, плечи расслабились, прежде чем вернуть свой взгляд на Салли, подняв бровь, как бы говоря ему ответить на вопрос Брока. — Сто тысяч наличными, — произнёс он отчаянным голосом. — Наличными. И он не причинял ей боли, ничего подобного. Я убеждался, что она здорова, когда привозил принадлежности. — Куда ты привозил принадлежности? — спросил я. — Нет. Я не могу… — сказал он, тряся головой. — Я вытащил Рию. Она в порядке. Она с вами. Я видел её в старой квартире с вами. С ней всё хорошо. Я не могу сказать, где он. — Видишь ли, дело в том, что твой босс больной на голову. Правда, он потерял Рию. Но из-за того, что у него её нет, угадай, где он появился и кого забрал вместо этого? — я наблюдал, как понимание отразилось в его чертах лица. — Да, за своей старой возлюбленной. И видишь ли, он был чокнутым с самого начала, но я готов поставить свои деньги, что сейчас он сходит с ума совсем по-другому. И каковы шансы, что в этот раз он будет ждать год? Что остановит его от использования шёлковых простыней с его женой? От этого Салли побледнел, тяжело сглотнув, будто его ужин пытался вырваться на свободу. — 2673 шоссе 34. Это старый заброшенный пластический хирургический центр. Там всё ещё есть операционная и всё такое прочее. Я напряженно кивнул. — Брок, — произнёс я, кивая на Салли. — Я иду, — прорычал он. — Нет, ты отвезешь Салли в полицейский участок для дачи показаний. Где-то через сорок минут, — уточнил я. — После того, как у меня появится возможность поболтать с мистером Робинсоном самому. — Тиг может… — Тиг может, но сделаешь ты, — сказал я, голосом словно сталь. Он был слишком заведён. И я тоже. Если я возьму Брока, всё может выйти из-под контроля. Мне нужен Тиг, чтобы он удержал меня, если я сорвусь. И нам нужно, чтобы показались копы так, чтобы я не лишился лицензии за то, что ошиваюсь там, где знаю, не должен бы быть. — Ладно, мужик, — сказал он, очевидно недовольный, но уже давно запрограммированный следовать приказам. — Я бы поблагодарил тебя за твоё содействие, — сказал я Салли, — но я думаю, что ты самый настоящий говнюк для этого. Пойдем, — кивнул я Тигу, который развернулся и вышел в открытую дверь. — На пассажирское, — сказал Тиг, преграждая путь к водительской стороне. — Тиг, клянусь… — Я понимаю, что ты зол, так и должно быть. Эта девочка не сделала ничего такого в своей жизни, чтобы заслужить то, что с ней произошло. И хоть я и не знаю Шеннон Робинсон, но я сомневаюсь, что и она заслуживает этого. Единственная ошибка, которую они допустили,— то, что любили этого хрена. Но я не доверю свою жизнь в твои руки, когда ты не можешь даже разжать свои кулаки, — сказал он, кивнув головой на мои руки, сжатые в кулаки у меня по бокам. — Ладно, но если ты будешь вести как бабуля, я прибью тебя, — сказал я, обходя машину и садясь на пассажирское сиденье, после чего он тронулся с тротуара. Поездка никак не успокоила моих нервов. Даже, наоборот, с каждой прошедшей минутой я становился всё более и более злым. К счастью, здание располагалась всего лишь в десяти минутах езды. Тиг выключил фары, прежде чем свернуть к зданию, и мы не хлопали дверьми, не желая привлекать его внимание, если он был там со скальпелем и женщиной в бессознательном состоянии. Здание пластической хирургии было отвратительного лососевого цвета с белой отделкой и странной геометрической архитектурой. Мы наклонились поближе, чтобы заглянуть в окна, ища признаки света, чтобы знать, куда не входить. В конечном счёте, мы решили просто войти через переднюю дверь. Которая, к нашему полному неверию, была на самом деле оставлена совершенно не запертой. — Насколько слетевшим с катушек он должен быть, чтобы не закрыть дверь? — спросил Тиг, прежде чем мы направились внутрь. Внутри, хоть всё было заброшено и темно, но было чисто. Я полагаю, что это больше из-за того, что Салли пошёл дальше, чтобы заработать свою сотню касарей. Мы услышали низкий шум музыки, доносившийся сзади с левой стороны, и оба приостановились. Прижимаясь спинами к стене коридора, мы потянулись за пистолетами, которые законно носили, но которые очень редко приходилось доставать, и ещё реже использовать. Мой из кобуры на ноге. Его из-за пояса. Мы двинулись так тихо, насколько позволяли нам наши ботинки, к двери с надписью, на которой говорилось, что там операционная, из-за которой и доносилась музыка Я взглянул на Тига и тот кивнул, он размахнулся и ударил ногой в дверь. Это настоящее преимущество — иметь здоровяка, работающего на тебя — двери просто сбиваются с пути, прежде чем разлететься в щепки. Я думал, я подготовился. Действительно, мало что на самом деле осталось для воображения. Но как говорится, знать, что он больной и свихнувшийся, и видеть — разные вещи. Потому что то, куда мы вошли, было операционной, белой с множеством хирургической стали, ослепляемой резким светом сверху. В центре комнаты стоял длинный смотровой стол. И на этом столе лежала Шеннон Робинсон. Её красивые светлые волосы были чуть влажными, немного темнее, чем на фотографиях, расчесаны прямо и убраны за уши, которые доходили практически до макушки как у фей, из-за чего вероятнее всего, они всегда были прикрыты на всех фотографиях. Это было практически очеловечивающе, обнаружить, что и у неё есть недостатки. Её макияж был нанесён, но плохо, очевидно не её рукой. И она была одета, если можно так сказать, в комплект нижнего белья, состоящего из шелковой фиолетовой юбки с разрезом практически до верха бедра, и в таком же бюстгальтере. И всё. Это всё, что на ней было, слишком много её молочной белой кожи было выставлено на обозрение. Я почувствовал это, хоть это и не было сказано, она была полностью без сознания, пока лежала на этом холодном столе. Её грудь поднималась и опадала, к одной руке вела капельница с витаминами, а к другой руке была присоединена другая, как полагаю, наполненная Пентобарбиталом. И стоя у стола, с рукой, замершей на щеке жены, находился потрясённый доктор Майкл Робинсон. Выглядел он дерьмово. И это не просто из-за моей ревности от того, что Рия была с ним передо мной. Он во всех смыслах выглядел как человек, который потерял всё и которому больше нечего терять. Потому что, если уж честно, мужчина на фотографиях хорошо выглядел. Он был высоким и своего рода сильным с тёмными волосами, глазами и цветом кожи, который намекал бы на итальянское или испанское происхождение. Но сейчас, его волосы были в беспорядке и немного жирными. Одежда помята. Его глаза одновременно были несколько обеспокоенными и полуприкрытыми, отчего он выглядел совершенно психически неуравновешенным. — Не надо, — прорычал я, когда его рука потянулась к ближайшему пакету. Моя рука с пистолетом в ней, тоже поднялась. — Это никоим образом не улучшит ситуацию, если ты убьешь её… — Вы не понимаете! — вскричал он, вцепившись ладонью в свои мерзкие волосам. — Я понимаю, что ты просрал двух хороших женщин, и они обе вышвырнули твою задницу, ты потерял свой когда-то нормальный разум. — Они обе любили меня, — закричал он, взмахнув рукой и отправив поднос с различным медицинским оборудованием на пол с сильным грохотом из-за аккустики практически пустого помещения — Верно. И попробуй сказать мне, что ты так же любил обеих, — сказал я, пытаясь удержаться от закатывания глаз. — Это всегда была Рия. Всегда. С того самого дня, как она пришла на собеседование. — Да, ну, тогда ты должен был повести себя как настоящий мужчина и развестись со своей женой, вместо того, чтобы предавать обеих. Он расхаживал напротив стены со шкафчиками, полных Бог знает чем, выглядя очень похожим на зверя в клетке. — Я не смог бы. Мой проклятый тесть никогда бы не позволил этого. И тогда меня осенило. Он должен был быть ещё в долгах после медицинского колледжа. Его жена происходила из состоятельной семьи. Так каким образом погасилась его задолженность? Своего рода чёртово современное приданное? Богатые люди чертовски странные в подобных вопросах. Но не настолько. — Почему он оплатил твою задолженность? Майкл прекратил расхаживать, смеясь совершенно невесёлым смехом. — Чтобы я лечил его неофициально. — От чего? — Рассеянный склероз[28]. Тогда ладно. Паззл сложился, так?