– А что, разве не так? Да как их ни называй – это нелюди в человечьем обличье! Со времён Древней Греции известно, что олигархия – самый гнусный, самый людоедский, самый античеловеческий режим! А чиновники типа наших министров здравоохранения, образования и культуры изо всех сил дуют в паруса гигантских яхт народоубийц, пытаясь быть такими же и купаться в роскоши. Назар засмеялся: – Эк тебя достали проклятые олигархи. Небось сократили финансирование на какой-нибудь проект? Впрочем, мы с тобой два сапога – пара. Ты ощущаешь мир абсолютно так же, как и я. – Так ведь я не ради красного словца критикую власть, я добра хочу своему народу. Кто за него заступится кроме нас? – Согласен, только армия и ядерный центр. Шучу. Но такие проблемы за кухонным столом не решаются, пап, только портят настроение. – Что ж, будем считать, что ты уже начал думать, – улыбнулся Федот Викторович, наливая в чашку кипятка. – Заварки свежей у меня нет, только пакетики, тебе какой? – С эхинацеей есть? – А как же, для тебя берегу. – Федот Викторович подал сыну коробочку с изображением цветка эхинацеи. – А я обычный чёрный пью, он тоже неплохо снимает напряжение. Конфеты? – Варенье. – Твои вкусы не меняются. – Федот Викторович достал банку с черносмородиновым вареньем. – Зачем менять то, что полезно и приносит удовольствие? – Тем более что во все конфеты теперь суют пальмовое масло, – подхватил Хромов-старший. – Ну что, пойдём в зале посидим? – Давай помогу убрать со стола. – Не надо, я потом сам уберу. Перенесли в просторную гостиную, стены которой представляли книжные стеллажи, чашки с чаем и вазочки с вареньем, и Назар устроился на любимом диване. Он никуда не торопился, проблемы временно отступили, и ему было хорошо. Федот Викторович сходил на кухню, вернулся с бокалом вина. – Побалую язык, пока никто не ругает за пьянство. – Можно интимный вопрос? – спросил Назар. – Валяй, – кивнул благодушно настроенный отец. – Почему вы разошлись с мамой? Ты никогда не объяснял. На лицо отца легла тень. Он сделал глоток, помолчал. – Когда муж и жена – Близнецы по западному календарю, это всё равно что в семье четыре разных человека, поэтому уживаются они редко. Мы не смогли. – Не сошлись характерами? – Как раз сошлись, во многом смотрели на мир одинаково, но и разного было много. Мне что-то казалось… ей что-то… ревновали, ссорились… – Зря ревновали? Федот Викторович поиграл бровями, разглядывая бокал, наметил улыбку. – Я не ловелас, сынок, если ты об этом. Но кто доставляет себе страдания, отказывая в том, чего желает, тот является таким же грешником, как тот, кто не отказывает. Кажется, Екклезиаст сказал… а может быть, не он. Назар понимающе усмехнулся: – Ответ философский, понимай как хочешь. – Надеюсь, ты поймёшь правильно. – Федот Викторович поднял бокал. – За прекрасных дам и других мифических персонажей! Сделал глоток. Назар ответил, подняв чашку с чаем рубинового цвета. Посидели, поглядывая друг на друга. – Осуждаешь? – спросил наконец отец небрежно. Назар понял его состояние. Эльвира была моложе мамы на пятнадцать лет и очень красива, но Хромов-старший не мог забыть счастливых лет, прожитых вместе с мамой Назара Катей, и очевидно жалел, что они разошлись. – Нет, – ответил Назар искренне. – Не осуждаю. Не имею права. Это было обоюдное решение. Но я люблю вас одинаково обоих. Федот Викторович допил вино, вышел на кухню и вернулся с новой чашкой чая, сел рядом. – С Леоном видишься? – Редко, – признался Назар; с братом он действительно не встречался с начала года, хотя тот жил в Москве, а не в другом городе. Леонтий Хромов был старше его на шесть лет, работал в ядерном центре на Курчатова и слыл главным специалистом Академии наук в области суперструнных теорий. После распада семьи он переселился на съёмную квартиру, потом после смерти бабушки переехал в её скромную комнатушку на улице Зорге, в старую «хрущёвку» с тремя соседями, да так там и остался. Будучи анахоретом по натуре, в особых удобствах Леонтий не нуждался, главным для него были не бытовые условия, а работа в Курчатовском НИЦ и возможность заниматься наукой. Развод отцу он не простил и в его доме не появлялся годами. – Навестил бы, как он там… – Федот Викторович криво улыбнулся. – Не звонит, не советуется… – Да у него вроде бы всё нормально… – Назар не договорил, клипса мобильного коммуникатора в ухе сыграла мелодию Штрауса. Назар глянул на экранчик смартфона, высветивший номер абонента, поднял брови. – Да вот и он сам лёгок на помине… слушаю, братишка. Федот Викторович встал было, но сел снова, вопросительно и удивлённо глядя на сына. Покрутил головой: – Надо же… словно чует, что мы о нём говорим. – Назар, ты где? – раздался журчащий ручейком голос Леонтия; в детстве он хорошо пел. – В Москве, у отца. Мы как раз тебя вспоминали. Не хочешь к нам присоединиться? Леонтий помолчал. – Я… дома… ты мне нужен. – С удовольствием пообщаюсь. Сегодня, наверно, уже поздно? Завтра могу. – Нет, сейчас… – Леонтий снова выдержал паузу. – Срочно. Назар насторожился. Мало обращавший внимание на неприятности, импульсивный, открытый Леонтий никогда не говорил таким странным тоном. – Что случилось? – Приезжай побыстрей, объясню. – Брат выключил телефон. Назар посмотрел на отца. – Что-то произошло, но говорить не хочет, просит приехать. – Я с тобой! – засуетился Федот Викторович. – Не лучшее решение, – покачал головой Назар. – Я попробую уговорить его приехать к тебе. Если ему нужна помощь, при тебе он не станет ничего просить. Федот Викторович погас, дрожащей рукой пригладил волосы. – Ты прав, он перестал со мной общаться. Узнай, что у него за проблема, и позвони, я всегда помогу. – Позвоню. – Назар допил чай и расстался с отцом, размышляя, зачем он понадобился брату так внезапно. Старая девятиэтажка Леонтия Назарова была окружена строительной техникой: дорожники ремонтировали проезды и укладывали новый асфальт, – поэтому машину удалось припарковать только у соседнего дома. Назар направился к подъезду, чувствуя, что к ночи похолодало, и жалея, что не надел куртку. Наткнулся на человека, в котором с удивлением узнал брата. – Леон?! Привет! Что ты тут делаешь? Леонтий шарахнулся прочь, потом узнал Назара, бросился к нему, сжал руку. – Как хорошо, что ты приехал! Не знаю, как быть! Одет он был в обычный клатч-костюм клерка – курточка на белой футболке с изображением тигра, и выглядел подростком, несмотря на то что был старше Назара. Бриться Леонтий ленился, зарастая иногда щетиной до нелюбимого Назаром состояния «йети», примерно как в настоящий момент, а всклокоченная шевелюра, не знавшая расчёски, и очки превращали его в студента, проспавшего всю весеннюю сессию. – Что случилось? Радость Леонтия угасла, он отвёл глаза в сторону. – Понимаешь, они замок сменили. – Кто они? – Соседи… кавказцы…