Последовала пауза. Сдавленный всхлип. Потом раздался шепот: - Кое-кто... большой черный парень... он напал на меня. Он... он... кое-что сделал со мной. - Что сделал? О чем ты говоришь? Где ты? - Я в больнице. Берегись, чувак. Быть осторожен. Я… Я думаю, что он может прийти за тобой тоже. Я думаю, это как-то связано с этой шлюхой с фетиш-фермы. Я должен идти. Копы уже здесь. Телефон отключился, и Майкл тут же повернулся, ожидая, что кто-то подкрадется к нему сзади. На улице было пусто. Он забрался в машину, захлопнул дверцу, запер ее и завел двигатель “Porsche”. Только тогда он почувствовал холодный ветерок на затылке. Волосы у него встали дыбом, а ледяные щупальца страха впились в позвоночник. Майкл обернулся и одновременно заметил две вещи. Заднее пассажирское стекло было выбито, и на заднем сиденье кто-то сидел... кто-то очень большой с ножом. Паникующий Майкл дернулся вперед. Он потянул за ручку дверцы и ступил одной ногой на тротуар. Вот и все, что ему удалось сделать. Мужчина схватил его за волосы и рывком усадил обратно на сиденье. Майкл завопил. Его крик внезапно захлебнулся, когда он почувствовал холодную сталь на своем кадыке. - Заткнись и поезжай. - Не убивай меня! Лезвие вонзилось в его кожу, и Майкл вскрикнул. Теплая, влажная струйка стекала по его шее. - Если не захлопнешь эту чертову дверцу и не поставишь ногу на газ, я сделаю тебе вторую улыбку. Ты понял? Голос был глубоким, серьезным, злым. В нем не было намека на блеф. Во всяком случае, казалось, что человек делал все возможное, чтобы удержать себя от перерезания горла Майклу. Майкл повиновался, закрыв дверцу и поехал дальше в парк. Мужчина быстро и грубо обыскал его. Майкл плакал, как ребенок. - Без пистолета? А ты дерзкий сукин сын, не так ли? Насилуешь женщину, и тебе даже не приходит в голову, что кто-то может захотеть отомстить? - Н-н-не д-д-д-елай мне больно, ч-ч-увак. Это было... это было просто недоразумение. Я не хотел причинить ей боль. Мы все просто веселились. Она хотела этого. Говорю тебе, она этого хотела. На заднем сиденье воцарилась тишина. Майкл посмотрел в зеркало заднего вида и увидел только темный силуэт, тень, которая была темнее и плотнее, чем другие тени. - Ты слышишь меня, чувак? Я не хотел ничего плохого! - Не называй меня “чувак”. Поверни налево прямо здесь, ублюдок. Мужчина провел его через серию поворотов по знакомым улицам, и, наконец, привел его в Golden Gate Park. - Ни за что, чувак. Я не поeду туда! - Я собираюсь сделать это очень просто, Майкл. Если ты сделаешь, как я говорю, я не убью тебя. Я собираюсь сделать тебе больно. Я собираюсь сделать тебе очень больно. Но, я не убью тебя. Но, если ты начнешь сопротивляться… Если не сделаешь именно то, что я говорю, я выпотрошу тебя, как рыбу. У тебя есть всего несколько секунд, чтобы решить, как это будет происходить. Потом я начну пускать тебе кровь. Я не убил твою маленькую “подругу”, но мог бы. Но я обещаю, если ты не сделаешь в точности так, как я говорю, я отрежу тебе чертову голову, разрежу живот и украшу этот красивый спортивный автомобиль стоимостью восемьдесят тысяч долларов твоими внутренними органами. Теперь поезжай! Майкл надавил на акселератор и направил “ Porsche” в парк. - Выключи фары. - Но... я не смогу увидеть дорогу. - Там полная луна. Ты сможешь видеть просто отлично. Выключи ёбаные фары. Майкл начал дрожать. Он почувствовал легкое облегчение, зная, что этот человек не убил Фаррада. Что бы ни делал с ним этот человек, Фаррад был еще жив. Прошло меньше часа с тех пор, как Майкл говорил с ним. Но Фаррад сказал, что человек сделал с ним «кое-что». Так выразился Фаррад. «Kое-что…» Как будто все, что было с ним сделано, было слишком ужасно, чтобы выразить словами. Рыдания сорвались с дрожащих губ Майкла. Он начал хныкать и рыдать, когда его воображение вызвало видения кастрации и других, более ужасных форм генитальных пыток. Однажды он увидел в журнале модификаций тела фотографию человека, у которого пенис был разрезан пополам, ряд колец вставлен с каждой стороны. Яички Майкла крепко сжались, с его губ вырвалось хныканье. - Останови машину. Они были в районе парка, который не был виден с главной дороги. Плотные деревья и другая листва сформировали толстый навес, который блокировал звезды и луну. Уличные фонари не доходили так далеко, поэтому тьма была абсолютной. Никто не увидит и не услышит их. Майкл слышал звуки грохочущих волн из залива Сан-Франциско. Это был изолированный, одинокий звук. Безнадежный звук. - Пожалуйста, не делай этого. Не делай этого! Задняя дверца открылась, и Майкл заплакал, когда огромный темнокожий мужчина с очень большим ножом рванул водительскую дверцу и вытащил его из машины за волосы, несколько раз ударив по лицу, уронив его в грязь. Лицо Майкла было изранено, кровоточило, покрыто синяками и опухло. - Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Нет. Нет. Нет. Неееееет! Удары были не самым страшным. Выйдя из машины, мужчина начал срезать с Майкла одежду. Майкл пытался сопротивляться, но каждая попытка защитить себя была встречена ударами, которые заставляли мир вращаться. Майкл несколько раз терял сознание. В последний раз, когда он пришел в себя, то обнаружил себя голым, лицом вниз, с клейкой лентой вокруг запястий и лодыжек, а огромный черный мужчина вторгся в его задний проход рукояткой огромного охотничьего ножа. Майкл закричал, когда мужчина вонзил, обтянутую кожей, рукоятку ножа глубоко в его внутренности без всякой смазки, кроме собственной грубой силы. Было такое чувство, что его анус вырезали, как яблоко. Кровь хлестала из его прямой кишки и стекала по ягодицам, а мужчина продолжал насиловать его ножом. Клейкая лента вокруг рта Майкла заглушала его мучительные крики, хотя вряд ли кто-нибудь услышал бы его так глубоко в Golden Gate Park. Мужчина вытащил из машины большую спортивную сумку и достал бейсбольную биту, затем он вернулся и вынул бутылку Серого гуся, которую Майкл привез с собой из бара отца. Он вытащил нож из ануса Майкла и заменил его бутылкой, все глубже и глубже вставляя ее, используя собственную кровь и кал Майкла в качестве смазки. Кишки Майкла сжались, когда он почувствовал, как прохладная стеклянная бутылка наполняет его покалеченную прямую кишку. Затем мужчина встал, поставил ногу на поясницу Майкла, чтобы удержать его на месте, и поднял биту. Майкл закричал и попытался уклониться, зная, что должно было случиться дальше. Человек сильно ударил, вбив бутылку в толстую кишку и разбив ее вдребезги. То, что ощущалось, как сотня осколков стекла, глубоко проникло в геморроидальную ткань Майкла. Затем человек использовал рабочий конец биты, чтобы глубже вдолбить стекло, работая плечами и громко хрипя от усилия. Он засунул биту как можно глубже, сумев проникнуть почти на шесть дюймов[49] в анус Майкла, разрывая кровеносные сосуды, когда зазубренные осколки глубоко врезались в его прямую кишку. Прежде чем залезть обратно в машину, мужчина помочился по всему Майклу, стараясь направлять теплый поток в его лицо. Майкл все еще был в сознании, крича от адской неописуемой боли, когда мужчина наклонился и прошептал ему на ухо. Лицо мужчины было полностью в тени. Глаза и рот окружены тьмой, которая текла в окружающую ночь. Майклу потребовалось время, чтобы понять, на что он смотрит. Лыжная маска. Его нападающий был одет в какую-то черную лыжную маску из лайкры. - Я мог бы кастрировать тебя навсегда. Я должен был кастрировать тебя. Ты ничего не будешь доказывать в суде. Даже если ты расскажешь полиции, что я с тобой сделал. Даже если они поймают меня, один из моих хороших друзей приедет к тебе в гости и заберет у тебя все, что я захочу, чтобы он взял. Отрежет это и принесет мне. Понимаешь? Майкл кивнул, все еще рыдая и хныкая. - Если будешь оспаривать обвинения в суде. Если попытаешься выставить Наташу какой-то шлюхой, которая попросила себя изнасиловать. Я рассержусь. Я приду за тобой снова. Понимаешь? Майкл снова кивнул. - Теперь, когда доберешься до телефона, я хочу, чтобы ты позвонил в больницу, cпросил Наташу, и я хочу, чтобы ты извинился перед ней. Я хочу, чтобы ты умолял ее простить тебя. Если ты этого не сделаешь, я приду за тобой снова. Ты понимаешь, кусок дерьма? - Да! Да, я понимаю! Больше не делай мне больно! Не убивай меня! Мужчина в черной маске забрался в машину Майкла и уехал, оставив Майкла голым в парке с бейсбольной битой, все еще торчащей из его кровоточащей задницы. XV. Зазвонил телефон, и каждый нерв завибрировал в такт этому звуку. Мне хотелось кричать. Моя голова была затуманена от болеутоляющих таблеток, но боль все еще была там, стуча как гром между ушами. Мигрень величиной с гору Сент-Хеленс. Я вспомнила, где находилась. Почему я была там. Попытка изнасилования. Это была старая история, но я решила оставить ее в прошлом. Встреча с Кеньяттой должна была означать конец пьяных изнасилований на свиданиях. Он должен был охранять меня, но его не было рядом, чтобы защитить меня. Шли часы. Медсестры приходили и уходили, проверяя мои жизненные показатели, спрашивая меня, как я себя чувствую и нужно ли мне что-то для нервов. Я смотрела сериалы и игровые шоу. Пришел психиатр, посмотрел на мою карту, затем спросил меня, есть ли у меня ночные кошмары, проблемы со сном, боюсь ли я покинуть больницу и пойти домой, и, наконец, главный вопрос: - Были ли у вас какие-нибудь суицидальные мысли? Я засмеялась. Я не знаю, почему. Я просто подумала, что это смешно. Мысль о самоубийстве посещала меня почти каждый день. Мне даже было приятно сознавать, что всегда есть выход из этого безумия, если оно становится слишком грубым. Но не сейчас. Каким бы безумным это ни казалось, Кеньятта дал мне то, ради чего стоит жить. У меня была цель. Мысль о том, чтобы "уйти", прежде чем достичь этой цели, была самой далекой от моего разума. Психиатр ушел, и я попыталась уснуть. Все мои мечты были фантазиями, когда я погружалась в те сумерки между пробуждением и глубоким сном; я мечтала о том, чтобы Кеньятта пришел, чтобы спасти меня, отвез меня обратно к себе домой и принялся купать, как в ту ночь перед аукционом рабов. Залечил мои раны, натер меня лосьонами и ароматизированными порошками и одел в меха. Я улыбнулась и заплакала. Затем зазвонил телефон. Я быстро схватила его, надеясь, что это Кеньятта. Я почти произнесла его имя, пока этот отвратительный голос не заскулил по телефону. Только на этот раз он был менее бесцеремонным, лишенным всякой угрозы. Он звучал слабо. Изранено. Это был едва шепот, но я все равно узнала его. - Мне жаль. Я так виноват. Я… мы… не хотели тебя обидеть. Пожалуйста... скажи ему остановиться. Ладно? Скажи ему, что мы признаемся. Ладно? Скажи ему... нам очень жаль. Просто отзови его. Нe... не позволяй ему... не… Я повесила трубку. Не было никаких сомнений, кто это был - тот самый мудак, который звонил и угрожал мне раньше. Только сейчас кто-то угрожал ему. Он звучал совершенно сломленным. Испуганным. И я знала, кто это сделал. Я улыбнулась. Я даже засмеялась. Слезы радости текли по моему лицу. Кеньятта все еще любил меня. Он все еще присматривал за мной, защищал меня. Сон стал легким. Я перевернулась на бок и свернулась в позе зародыша. Я думаю, что я все еще улыбалась, когда заснула. - Котенок? Ты в порядке? Он был здесь. Я проснулась, и он улыбнулся мне. Я обняла его, притянула к себе в кровать и заплакала на его груди. - Ты здесь. Я думала, что ты не придешь. Я так по тебе скучала. - Я тоже скучал по тебе, котенок. Я прижала его руку к своей груди, потом посмотрела на нее. Костяшки пальцев были разбиты и распухли. Я поцеловала их и прошептала ему: - Спасибо. Он улыбнулся в ответ и кивнул. - Они выписывают тебя. Они сказали, что у тебя нет серьезных травм. Просто небольшой синяк. Нет сломанных костей или чего-то еще. Они также не нашли никаких доказательств изнасилования. Нет вагинальных или ректальных кровоподтеков, или разрывов. Должно быть, Делия добралась до тебя раньше, чем они смогли... - Отвези меня домой, папочка. Я хочу домой, - заскулила я, прижимая руку Кеньятты к лицу, пока плакала. Кеньятта отпрянул, оторвав руку от меня. Выражение его лица было шоком и отвращением. Он смотрел на меня так, словно поймал меня, когда я раздвигала ноги для другого мужчины. Я почувствовала, как напряглось его тело. Атмосфера в комнате изменилась. Казалось, что весь кислород был внезапно высосан. Я была смущена. Мое тело дрожало. - Ты что, прекращаешь? Ты сдаешься? - Я… - Тогда скажи стоп-слово, если хочешь, чтобы все закончилось. - Кеньятта, я… меня чуть не изнасиловали!