– Как вы выбрались? – спрашивает Алекс Джея. – Через черный ход. Пересидели в какой-то заброшке, а потом забрали все вещи из гостиницы. И теперь мы здесь. – С сегодняшнего дня я завязываю с торговлей наркоты. Наше призвание – музыка. Так давайте не будем забывать об этом, – говорит Алекс. Мы все обнявшись направляемся к автобусу. Я не вижу Стива. Он даже не вышел к нам. Неужели он так сильно обиделся на меня и Алекса. Похоже, я ошибалась насчет него. * * * Я рассматриваю свой бок. Наложенные швы теперь уродуют его. Рана кажется такой маленькой, что даже не верится, что из-за нее я могла умереть. Я до сих пор чувствую какую-то слабость. После принятия душа и смены одежды мне становится намного легче. Теперь на мне длинная футболка Алекса. В ней очень уютно. – Глория, парни уже ужинают, ты идешь? – спрашивает Беккс. – Конечно. Как же мне не хватало такой обстановки. Мы все сидим на кухне. Едим, общаемся, смеемся. Не бегаем от полиции, не стреляем в отморозков и не дрыгаем телами в такт клубной музыки. Стив проходит из кабины водителя в свою комнату, Джей его задерживает. – Стив, может посидишь с нами, ради приличия? – Перебьюсь. – Что это с ним? – спрашивает Беккс. – Пойду с ним поговорю, – Алекс встает из-за стола и направляется в комнату Стива. Через несколько минут я следую за ним, встаю около двери. На секунду оборачиваюсь назад. Джей и Ребекка даже не заметили моего ухода. Они смеются, разговаривают о чем-то, кажется, у Беккс все получилось. – Что с тобой происходит? – слышу я голос Алекса за дверью. – Ничего. – Стив, ты ведешь себя, как пятнадцатилетний пацан. – Ты… ты ударил меня из-за какой-то телки! Ты никогда такого не делал. Мы были почти братьями… Но теперь все изменилось. – Стив, ты же сам прекрасно знаешь, это не «просто телка». Эта девушка нравится тебе. Долгое молчание. – Может быть, но это уже не имеет ни какого значения. Она выбрала тебя. Все выбирают тебя. Ты же такой супер крутой, кроме тебя вообще никого не существует. – …я отношусь к Глории по-другому. Когда я впервые увидел ее, мне показалось, что она такая же, как и все. Стоит в толпе, слушает нашу музыку и думает, какие же мы красавчики. Но когда я подошел к ней после выступления, я понял, что ошибался. Она совсем другая. С кучей проблем, на которые всем наплевать. Он такая же, как моя сестра. Одинокая, настроенная против всего мира. Когда я поцеловал ее, я понял это еще раз. Мне казалось, что я целую Данну… Так что если она тебе нужна – добивайся ее. Я не буду стоять у тебя на пути. У меня перехватывает дыхание. Я еще долго стою, оперевшись спиной на стену и снова по слову все перебираю у себя в голове. Дорогой дневник! Этот день добавляется в копилку моих самых ужасных дней жизни. Да, среди тридцати пяти дней все же были хорошие мгновения. Встреча с Адамом, другом моего детства, обзаведение котом, поездка в Париж, свидание с Мэттом, ночь с Чедом, знакомство с Ребеккой. Я буду помнить это всегда. Но теперь все переменилось. Странное чувство гнетет меня изнутри. Алекс относится ко мне, как к сестре. Он очень любит ее, и вообще вся эта ситуация с его семьей просто ужасна. У меня никогда не было ни брата, ни сестры. Я не знаю, каково это, любить кого-то родного, заботиться о нем. Ко мне никто и никогда до этого времени не относился, как к сестре. Я не знаю, как мне к этому относиться. Но это еще не самое худшее. Я РАССКАЗАЛА АЛЕКСУ ПРО СВОИ ПЛАНЫ. Теперь он будет контролировать меня, чтобы я не натворила глупостей. Черт! О чем я только думала, когда все это ему рассказывала? Теперь уйти из жизни мне будет сложнее. Но, надеюсь, я смогу с этим справиться. Осталось всего 15 дней до моего самоубийства. Day 36 Больно дышать полной грудью. Из-за шва на боку все неприятно стягивает. Я чувствую, как кто-то теребит меня за руку. С неохотой открываю глаза. Комната полутемная, автобус стоит на месте. Я с трудом узнаю, кто передо мной стоит. – Алекс? – говорю в темноту я. – Тише… – он заставляет меня подняться, – пойдем. Мы на цыпочках, чтобы никого не разбудить, выходим из комнаты. Я мимоходом смотрю на часы. – Пять утра?! Ты меня убить хочешь, – говорю я. – Сказала будущая самоубийца. Я смеюсь. Алекс открывает люк, достает лестницу, и через несколько секунд мы оказываемся на крыше автодома. Теперь я, наконец, поняла, зачем он разбудил меня в такую рань. Рассвет. Небо покрыто одновременно и розовыми, и оранжевыми, и желтыми красками. Солнце скрывается за невысоким зеленым горным хребтом. Все это смешивается с тишиной и необыкновенной свежестью утра. Дух захватывает от всего увиденного. – Ух ты… – говорю я, осматривая все вокруг. – Правда, красиво? – Очень даже. Мы садимся на корточки. – Знаешь, я все еще не могу прийти в себя от того, что ты мне вчера сказала. Пятьдесят дней, планирование самоубийства. Ради чего все это? – Я так решила. – А ты подумала о родителях, о друзьях? – Да. Много раз. У папы новая любовница, так что я для него обуза. Может, погрустит недельку, а потом снова заживет нормальной жизнью. Мама – больна. Она все мои шестнадцать лет твердила, как ненавидит меня и как жалеет, что не избавилась от меня в первый же день, когда узнала о своей беременности. Бабушка выходит замуж. Я за нее счастлива. Думаю, что хоть это поможет ей забыть обо мне. А друзья? У меня их почти нет. Лучшая подруга готова закопать меня заживо, а с Ребеккой мы знакомы всего ничего, она с этим справится. Больше никого и не осталось. Больше не для кого жить. – Посмотри на этот рассвет. Это восьмое чудо света. Ради этого нужно жить. Каждое утро наслаждаться этим, наслаждаться музыкой, свободой. Для счастливой жизни люди не нужны. Уж поверь мне. – Алекс, мы с тобой знакомы несколько дней, почему ты так печешься обо мне? – Да потому что я не понимаю, почему молодая, здоровая девушка, полная энергии, хочет расстаться с жизнью. – В том-то и дело, что это моя жизнь и только мне решать: умереть мне или нет. – Я все равно не допущу этого. – А я все равно не захочу жить. Какой смысл? Неужели мы всю жизнь будем ездить по дерьмовым городишкам, ходить по клубам, пить, употреблять? Разве это ты называешь жизнью? – Во всяком случае, если ты покончишь с собой, то это означает, что ты слабая. – Мне плевать. Да, я слабая, и я так больше не могу. На нас обрушивается молчание. Снова мертвая утренняя тишина. Затем в нее вмешивается звук зажигалки. Алекс дает мне сигарету, я затягиваюсь. – Обычно люди, перед тем как умереть, составляют список того, что они хотят сделать перед смертью, – говорит он. – Я уже почти все сделала. Съездила в Париж. Поцеловалась с парнем моей мечты. Высказала отцу все, что накопилось за шестнадцать лет. Попробовала наркотики и еще познакомилась с такими классными музыкантами. – А что еще осталось сделать? – Ну… я не умею кататься на серфе. – Серьезно? Ты всю жизнь прожила во Флориде и ни разу не каталась на серфе? – Да, – смеюсь я. – Тогда тебе тем более нельзя умирать. Я делаю вторую затяжку, затем третью, четвертую. Ветер уносит пепел ввысь.