– Операция «открой второю банку» прошла успешно. Я… – поднимает на меня голову, а мне больно. Больно от страха предательства. Больно за всё. – Мишель? – Осторожно произносит он, поднимаясь на ноги. Не могу сказать ничего, ком застрял в горле, а слёзы начинают с ещё большей силой течь из глаз. – Как… как это оказалось у тебя? – Хрипло. Обрывисто. Сжимаю в одной руке письмо, а вещи бросаю на плед. Губы дрожат. – Что это? – Недоумённо спрашивает он. И это так остро по сердцу. Задыхаюсь, протягивая ему письмо. – Господи… прости, Мишель. Прости, – его лицо белеет, когда он поднимает взгляд на меня. – Как? Почему? – Сглатываю горечь. – Прости. Я забыл, – тяжело вздыхая, Николас делает шаг ко мне, а я от него. – Хорошо. Правду так правду, – запускает ладонь в волосы, набирая больше воздуха в грудь. – Я всегда слежу, где ты и с кем ты. Мои люди рядом, как и мне приходили отчёты по состоянию здоровья твоего отца. После операции… там были сложности… там… чёрт, денег тех, что ты внесла, не хватало на его реабилитационный период. Они все ушли на операцию, на реанимацию, на обслуживание, на погашение задолженности по страховке и то по минимуму. Это было практически сразу же после перевода его в послеоперационную палату из реанимации. Его бы выбросили на улицу, а я не мог этого позволить. Приехал туда и оформил документы на себя, заверив их, что я твой представитель и близкий друг твоего отца. Узнав моё имя и о пожертвованиях, которые я делаю, мне никто не смел отказать. Я оплатил всё. Ты… – из моей груди вырывается сиплое дыхание вперемешку со стоном от такой правды, а из глаз капают слёзы. Слушаю, как сложно ему рассказывать это, а мне принять. – Мишель, я избил тебя. Я избил тебя так сильно, что тебе не нужны были ещё проблемы и с отцом. Я не знал, как поступить. Не знал и сделал то, что подсказывал мне мой долг. Оформив всё и внеся деньги, оставил свой телефон для связи, и мне предложили повидаться с Тревором. Должен был отказаться, но пошёл. Пошёл и, скорее всего, я был последним, кто его видел живым. Он был плох. Очень плох. Даже я, не имея степени в медицине, могу это сказать с уверенностью. И он знал, что умирает. Видел это в его глазах. Не мог он говорить, дышать ему было сложно, хотя его пичкали лекарствами и витаминами, объяснив, что это нормально. Он передал мне этот лист и попросил отправить тебе. Сказал, чтобы я защищал тебя. Потребовал пообещать защищать тебя от угрозы. И я это сделал, хотя ты в тот момент лежала в чужой постели, избитая мной. Знать, что тот, кого обещал огородить от всего, в данный момент мучается по моей вине, было невыносимо. Я бросил это письмо в бардачок, а потом мне сообщили, что он умер. Вечером этого же дня. – Господи… о, боже, – закрываю глаза рукой, по кругу переживая все события прошлого сейчас. Они тонут вместе со мной в омут из боли и горя. – Мишель, что я мог ещё сделать? – Повышает Николас голос. – Ты ненавидела меня, и я себя ненавидел. Он умер, а я не вспомнил о том, что это письмо так и осталось у меня. Был поглощён тобой. Ты не заметила, как быстро похоронная служба всё организовала? Как быстро и без шума его забрали? В газетах появились только некрологи, рассказывающие о хорошем человеке, каким был твой отец, а другое утаили. Я следил за всем, зная, что тебе сейчас не до этого. Хотел хоть как-то помочь, облегчить тебе боль. Чёрт! Мишель! Пытался… ближе быть хотел. Хватает меня за локти встряхивая. А я смотрю в его глаза и тону. Вновь. Через пелену из слёз тону. – Я не подошёл тогда, а смотрел, как ты мертва внутри. Я забыл обо всём, не зная, куда податься самому от вины. Я смотрел на тебя и хотел выйти, но боялся. Боялся, что это будет последней каплей для тебя. Боялся, что ты не вытерпишь такого ада. Оставил там, проследив, как Марк увёл тебя к машине. А потом вышел. Долго стоял рядом с плитой и попросил прощения, что так и не смог быть тем, кого ты достойна. Прости, но выхода у меня не было. Знаю, – стирая пальцами мои слёзы, сжимает моё лицо в руках. – Знаю, как ты не любишь, когда влезаю в твою жизнь. Но это было необходимо. Тебе. Мне. Я… – Ты даже не представляешь… – шепчу я, проглатывая слёзы. – Как ты сейчас зла на меня? Представляю. Что снова по моей вине ты уйдёшь? Знаю. Всё знаю. Я должен был рассказать. Но забыл. Я тоже человек, обычный человек. О письме забыл, а о том, что оплатил всё… Да не нужно было этого тебе знать. Не нужно… – Ты даже не представляешь, как я люблю тебя, – перебивая его, хватаюсь в его руки. Распахивает глаза, изумлённо бегая по моему лицу. – Боже, я так люблю тебя, Николас. Ты был рядом с ним. Перед смертью был… ты обрадовал его, пообещал и помог мне. Я не знаю, как тебя благодарить. Я люблю тебя за то, что ты такой. Спасибо тебе большое… Николас, спасибо, – судорожно всхлипываю. Прижимает к своей груди одним рывком, и я хватаюсь за его рубашку, плача навзрыд от успокоения. Сколько всего происходит за нашими спинами, о чём мы не знаем. У каждого из нас есть свой ангел-хранитель. Для меня это он. И моё сердце из израненного и разрушенного превращается в наполненное светом. – Мишель, – гладит по волосам, а я прижимаюсь к нему. Вдыхаю родной аромат, раскаиваюсь за все слова и отпускаю прошлое. – Прости меня. Господи, даже дышать легче стало. Я и забыл, как воздух бывает вкусен, когда ты рядом со мной. Прости меня за ту ночь, прошу тебя. Прости, что причинил тебе боль. Но обещаю, что больше себе этого не позволю. Обещаю, слышишь? Обещаю. Поплачь, крошка. А я буду рядом. Хотя бы сейчас буду рядом, – его поцелуй в мои волосы и это снимает с меня все ограничения. Сотрясает тело в его руках, опускаясь со мной на землю, сажает на себя и раскачивается вместе со мной. А я плачу на его плече. Плачу обо всём. О надеждах, о страхах, о любви, об ошибках, об ожиданиях, о крахе, о боли, о нас. И с каждым вздохом понимаю, как прекрасен кислород вокруг. Как вкус кожи его шеи, к которой прикасаюсь солёными от слёз губами, имеет неповторимый оттенок остроты. И сердце бьётся ровнее. – Спасибо тебе. За всё спасибо, и я прощаю, Николас. За всё прощаю тебя и себя, – сухими губами шепчу я, отрываясь от его шеи, и поднимаю голову. Встречаюсь с его глубоким взглядом и хлюпаю носом. Кладёт ладонь на мою щёку, и я тянусь за лаской. Улыбается, медленно наблюдая за мной. – С тобой моя жизнь наполнилась вкусом, крошка, – потирает большим пальцем мою кожу. – Тогда предлагаю продолжить пикник, – тихо произношу я, вызывая на его губах широкую улыбку. – Предложение принимается. Первый раз за всю жизнь я понимаю, как важен другой человек в ней. Он необходим. Именно тот, кто знает о тебе всё. Тот, кто причинил сильную боль и возвысил на небеса от любви. Тот, с которым можно быть собой и не опасаться ничего. Родной. Часть души. Часть разума. Часть бытия. И я обещаю, папа, что буду стараться изо всех сил бороться за своё счастье. За своего Николаса. Тридцатый вдох Громкий грохот. Подскакиваю на постели, моргая, растирая глаза, и пытаюсь вспомнить, где я нахожусь. Моя спальня, вещи на полу, разбросанные перед чувственной и полной нежности ночью. Оборачиваюсь на другую часть постели, где смяты простыни, но никого нет. Звук повторяется, и я спрыгиваю с кровати, подхватывая халат. – Николас, – сипло ото сна зову его, выглядывая в коридор и завязывая пояс. Тишина. Слишком тяжёлая тишина. Ком страха образовывается внутри. Неужели, опять? Вновь ходит во сне? А в моей квартире достаточно ножей… – Николас, – повторяя свой зов, тихо вхожу в гостиную. Мой взгляд сразу же находит тёмную фигуру, стоящую у балконной двери. Не двигается. Быстро осматриваю его руки, но там нет ничего. Никакого оружия. Поворачиваюсь и ужасаюсь, как в свете ночи блестят ножи, разбросанные по полу, разбитая посуда. А ведь не слышала… Опасливо оборачиваясь к Николасу, медленно подхожу к нему. И боюсь. Да, я безумно боюсь, что будет дальше. Но я обещала. Ему. Себе. Буду рядом. Моя рука только тянется к его обнажённому плечу, как вспоминаю поток воды, брызжущей из душа в его лицо. Отнимаю руку и отступаю, пытаясь осторожно пройти к раковине и взять бесшумно стакан. Но звук воды, которую я включаю, моментально привлекает его внимание. – Ты здесь, – с отвращением произносит он, оборачиваясь ко мне. Закрываю быстро кран, сжимая руками бокал. – Да, Николас, я здесь. Ты спишь, – шепчу и аккуратно обхожу ножи. Следит за каждым моим шагом. Но я знаю, что спит, хотя глаза открыты. А он как зверь, готовый разорвать меня, сжимает кулаки. И я одна против него. Страшно видеть его таким и понимать, что это теперь с нами. В нашей жизни, пока я не найду ответов. – Я убью тебя. Где она? – рычит, прыгает, и в два шага настигает меня. Вскрикиваю и выбрасываю руку вперёд, выплёскивая воду от неожиданности, от неподготовленности ни мысленно, ни физически, одновременно падаю на пол вместе с ним, больно ударяясь спиной. Издаю стон, ощущая тяжесть мужского тела. – Мишель! Чёрт! – Кричит Николас, подхватывая меня за плечи и сажая. Кряхчу, кривлюсь от боли, но улыбаюсь. – Всё хорошо… – Ни черта! Я говорил! Говорил, что опасно? – Бушует он, сжимая пальцами мои плечи. – Да, говорил. Но опасность меня не пугает, – облизываю губы и распахиваю глаза, – меня пугает только одиночество, – встречаюсь с блестящим и безумным взглядом. Моим. – Чёрт, – обречённый стон срывается с его губ, но не дам так просто сдаться. – Я рядом, Николас. Рядом… – И это ужасно. Ты рядом, а я вот такой. Я… – осекаясь, поворачивает голову направо и замечает ножи, валяющиеся на полу. – Я искал его, – медленно поднимается с пола, а я за ним, щёлкая светом. И теперь могу оценить ущерб. Щурюсь от неяркого освещения, начинаю хмуриться, бросая взгляд на Николаса, остановившегося перед осколками. Разбитая ваза, розы, валяющиеся на полу со сломанными стеблями, две полки, лежащие поверх них и столовые приборы, разбросанные вокруг кухонного островка. – Во сне я искал нож, но не нашёл. Я знал, что у меня нет выхода, как только ждать. И я ждал… я ждал. Ты пришла, – оборачивается ко мне, надеясь, что догадаюсь. А для меня в данный момент просто невозможно перестроиться с панического страха, с сонливости на серьёзность и вдумчивость. – Прости, Николас, я не понимаю, – тихо произношу я, присаживаясь на диван. И только сейчас, видимо, он замечает, насколько я до сих пор шокирована, напугана, и дышать сложно мне. Смотрю на его мощную фигуру в одних боксерах и вспоминаю другое. Как несвойственно нежен он был сегодня ночью. Ни одного отголоска боли, которую он любил. Никакой грубости, ничего из прошлого. Ласка. Любовь. И огромная доза ванили. В тот момент, когда он занимался со мной любовью, мне было хорошо. Действительно, хорошо, потому что Николас опытный сексуальный партнёр. Единственный сексуальный партнёр, который был у меня. Но только сейчас, зачем-то память мне указывает на моменты, которые я забыла, поглощённая его поцелуями и кожей под моими ладонями. Я не заметила, как он постоянно ласкал мой клитор, как его дыхание даже не сбилось, и что по его венам не проносилась дрожь, как раньше. Ни единого звука, только мои вскрики и шёпот. А Николас молчал, ровно дыша в мой затылок. Двигался во мне и молчал, словно робот. Механически. Отстранённо. Это был пустой секс, которым называют занятия любовью. И последнее… – Мишель, ты как? – Картинка-воспоминание перед глазами дрожит, Николас склоняется ко мне. Моргаю, пытаясь вернуться в свою гостиную. Он не кончил. Ни разу за то время, пока занимался со мной любовью. Довёл меня до полного изнеможения. Убежал в ванную, а затем я не помню, потому что заснула. – Крошка. Я причинил тебе боль? – В тёмно-карих глазах блестит тревога и страх. Он, осматривая меня беглым взглядом, садится на корточки передо мной. А в голове бьётся мысль – он не кончил. Я же была слепа и глуха, думая только о себе. – Всё… всё хорошо… ещё не проснулась, – шепчу, всматриваясь в его лицо и понимая, насколько этот мужчина готов быть со мной, забыв напрочь о себе. Ему плевать на своё удовольствие, только я. И именно таким я хотела, чтобы он был. Думал только обо мне. Видел только меня. Был болен мной. Тогда отчего так тяжело на душе? Отчего неприятный кислый привкус на языке? А глаза наполняются слезами? – Мишель, – облегчённо улыбаясь, прижимает меня к себе. А я смотрю невидящим взглядом вперёд, пока мой головной мозг пытается возобновить работу. Я что-то упустила… нечто очень важное… – Прости. Я заснул. Читал отчёты и закрыл глаза. Больше такого не повториться. Обещаю тебе, – поглаживает меня по волосам, целует в них, сбивая мои мысли. Ведь ещё немного и я зацеплю основную причину его состояния. Я поймаю её… – Иди спать, я всё уберу, – берёт меня за плечи, отодвигая от себя. Всё, я потеряла возможность сейчас думать. Только улыбнуться ему и не дать вновь стать мрачным. – Я проголодалась, Николас, – тихо произношу я, кладу руки на его обнажённую грудь. – В пять утра? – Прыскает от смеха. – Ага. В пять утра, – киваю ему, так легко разгадавшего мои мысли. – Думаю, мы найдём куда можно съездить. Покорми меня, Николас, – прошу я. – Крошка, необходимо убрать здесь всё, чтобы ты не поранилась, – качает головой, но я, хватая его за руку, смотрю снизу вверх на его напряжённый взгляд. – Пожалуйста, поехали. Я угощу тебя чем-нибудь вкусным. К примеру, шоколадным тортом, – наигранно улыбаюсь ему, пытаясь понять, как глубоки его страхи, не дающие нам обоим дышать ровно. – Хорошо. Одевайся, я попрошу ребят из службы клининга3, – кивает он. Продолжая улыбаться, ухожу в ванную комнату. Останавливаюсь напротив зеркала и смотрю на себя. Серьёзно. Ищу причины. Должны быть. И они кроются очень близко, но я не понимаю. Мне необходимо с ним больше проводить времени, чтобы отследить его поведение. Я должна, ради нас. Ради будущего, которого я не представляю без него. Он словно тухнет с каждым разом, с каждой ночью угасает изнутри, становясь не тем, кого я знала. Это пугает. Сейчас именно эти мысли пугают меня до жути. Я не хочу потерять его, потому что сейчас со мной очень странный мужчина, незнакомый нам обоим. И я верну его обратно к себе, буду оберегать и ни за что теперь не отпущу, что бы ни происходило вокруг нас. Быстро умывшись и собрав волосы в тугой хвост, я выскакиваю из ванной комнаты, нахожу Николаса, уже одетого и сидящего на кровати. – Ещё пять минут и я готова, – сообщая, распахиваю шкаф и копошусь в нём. – Мишель. – Да? – Оборачиваясь с улыбкой, держу в руках джинсы и кофту. Хочет что-то сказать, но качает головой, сдерживаясь от этого. Да что же такое? – Я буду ждать тебя внизу, – встаёт и, не глядя на меня, выходит из спальни. Слышу, как хлопает дверь, оставив мне только тонкий аромат его одеколона.