– Нет. Мы в самом деле ничего не будем от них скрывать… Все должно быть хорошо. – Значит… в самом деле гласность, полная открытость? – Вот именно. Мы воспользуемся разрешением Акамы, воспользуемся его уловкой для того, чтобы подготовить почву для полной открытости. Сува дернул ртом. Курамаэ словно лишился дара речи. Микумо не сводила с Миками восхищенного взгляда. – Вы хотите, чтобы мы лгали Акаме, а не прессе? – Судя по вопросу, Сува был сильно раздражен. – Мы воспользуемся разрешением Акамы, чтобы подготовить необходимые перемены. – Какие перемены? Разве что к худшему… Я не понимаю. Зачем обманывать начальство и поступать так безрассудно? Полная открытость граничит с безответственностью. Нельзя ли ограничиться только той женщиной, сбившей старика, – пусть она ждет ребенка, все равно… А как быть с несовершеннолетними? Вы что же, предлагаете поступать вопреки закону о неразглашении, связанному с несовершеннолетними преступниками? А как быть с делами, в которых замешаны якудза? Если имена причастных к их преступлениям попадут в прессу, кто знает, не явятся ли якудза мстить? Кроме того, бывают самоубийства. А если самоубийцы были психически больными? Мы не можем переложить ответственность целиком на представителей прессы… – Именно здесь в игру вступает управление по связям со СМИ. Это наша работа. Мы даем им все необходимые данные, но, когда дело требует осмотрительности, мы должны добиться, чтобы репортеры сознательно скрывали часть предоставленных им сведений. Подумайте! Вы считаете, есть разница между нашими и их критериями для такого рода вещей? Пока мы делаем свое дело как надо, они не станут слишком уклоняться от верного курса – посмотрите, как громогласно они защищают право человека на личную жизнь, как отстаивают права личности! – Но не принимаете ли вы желаемое за действительное? Вам не понаслышке известно, сколько проблем способны создать безответственные публикации в прессе! Репортеры – те же якудза, только называются по-другому! Ничто не гарантирует, что они неожиданно не нарушат договоренность и не выйдут из-под контроля. Им нельзя доверять! Сува олицетворял собой прошлое и настоящее их управления. Миками понимал: если он не привлечет Суву на свою сторону, у них ничего не изменится. Он перегнулся через стол и помахал рукой: – Я хочу им верить. Сува широко раскрыл глаза: – Верить? Им-то?! – Совершенно верно. Мы должны перестать хитрить. Давайте попробуем им доверять. Если хотите, считайте это испытанием на прочность. Мы проверим, насколько они готовы к сотрудничеству. – Да бросьте! Вера – дело хорошее, но здесь для нее нет места. Наша задача – управлять прессой. Но мы не сможем управлять прессой ни в вопросах, связанных с персональными данными, ни в других делах – если у нас не будет перед ними преимущества, если мы не будем знать больше, чем они. – Вы в самом деле так считаете? – Не совсем понимаю, на что вы намекаете, – ответил Сува, вызывающе наклонив голову. – Я работаю с пресс-центром уже шесть лет и знаю, как бывает страшно, когда мы утрачиваем способность держать их под контролем. – Страшно? Да ладно! Вы когда-нибудь переживали настоящую утрату? Говорите, вам бывает страшно. Вы уверены, что боитесь не последствий для полиции? Сува резко кивнул: – Все вполне очевидно! Я служу в префектуральном управлении полиции. Мое дело – бояться за организацию в целом, и мой долг – вести себя в соответствии с политикой, принятой в нашей организации. – Речь идет не о политике, принятой в нашей организации. Сейчас речь идет о кознях Токио. – Это я тоже понимаю. Тем больше у нас причин не идти против нее. Мы, конечно, отдельные личности, но мы также являемся составной частью более важного целого. Миками тяжело вздохнул. Благодаря словам Сувы он теперь точно знал, что ему нужно сказать. – Начальство переходит с места на место, а наш долг перед полицией остается неизменным. Мы, служащие управления по связям со СМИ, должны иметь решающее слово в вопросе о том, как управлять прессой. Мы вчетвером должны сами принимать решения. Сува покачал головой: – Нет… вся организация держится на руководстве. Если мы не будем выполнять приказы руководства, какое мы имеем право называть себя управлением по связям со СМИ? – Организация состоит из отдельных личностей. Не вижу никаких проблем в том, что организация отражает волю составляющих ее людей. – Миками-сан, ваши слова продиктованы отчаянием. – Сува посерьезнел и многозначительно покосился на перевязанную руку Миками. – Прошу, не забывайте о своем положении! Как только вы, как директор по связям с прессой, объявите о нашем намерении действовать совершенно открыто, это станет нашей официальной политикой. – Конечно! – Как только мы предоставим право получать полные сведения, станет почти невозможно снова отобрать его. Они будут драться еще ожесточеннее, чем если бы у них такого права никогда не было. – Вот почему мы у них ничего не отберем. Доведем дело до конца. – Вам-то хорошо. Допустим, вы учредите новый порядок. Но что же дальше? Настанет весна, мы по-прежнему будем связаны вашими обещаниями… и останемся тут страдать. – Хотите сказать, что весной я от вас уйду, да? – Не притворяйтесь, будто ничего не знаете. Вам известно, что именно произойдет, – вот почему вы сейчас рассуждаете о полной открытости. Вы проигнорировали прямые приказы, вы прорвались в кабинет начальника управления, а затем вышли из себя на глазах у всего секретариата. Весной вас непременно переведут. Вот почему… Курамаэ словно прирос к месту. Микумо раскраснелась, как будто Сува нападал на нее, а не на Миками. – Я всего лишь прошу вас спуститься с небес на землю, – примирительнее заговорил Сува. – Можно подумать о каком-то другом способе предотвратить бойкот, чтобы никого не пришлось обманывать. Во-первых, надо попросить у них прощения. Извиниться, что бы ни случилось. Если понадобится, придется даже встать перед ними на колени. Я вам помогу. Курамаэ и Микумо сделают то же самое. На вопрос о персональных данных можно ответить уклончиво. Главное – показать, что мы полны желания идти на компромисс. Сказать нечто вроде «Уверяем, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы включить в наши пресс-релизы самые полные сведения. Обещаем сделать все от нас зависящее, чтобы учесть мнение членов пресс-клуба». Всем им хочется взять интервью у комиссара. Есть шанс, что они потребуют чего-то такого, даже если и понимают, что все пока неопределенно. – Вы поступили на службу для того, чтобы давать такие вот рекомендации? – Что, простите? – А что будет в следующий раз? Вы и тогда поступите так же, как сейчас, и будете откладывать принятие важных решений вплоть до самой пенсии? Сува сверкнул зубами: – Уклончивость – само по себе неплохое решение. Я полностью готов взвалить на себя ответственность за все сделанные мною предложения. – Вы просто откладываете сложные вопросы в долгий ящик. Вот из-за чего потом придется страдать! – Я лишь считаю, что решение отложить какой-то вопрос может быть приемлемым в определенных условиях. Кроме того, я не согласен с тем, что полная открытость допустима во всех случаях. Взять, к примеру, женщину – виновницу недавнего ДТП… Вы сами решили, что нам лучше скрыть ее имя от прессы, разве не так? – Да, вначале я так считал. Потом я узнал, что Ханако Кикуниси – дочь председателя «Кинг цемент». Все молча уставились на него. – Но разве это не означает, что… – Вот именно. Они знали, что она – дочь важной шишки из комитета общественной безопасности. Вот почему ее имя так не хотели предавать огласке. Последовало долгое молчание. Сува скривил губы, переваривая услышанное. – И все-таки… возможно, даже в таком случае решение было правильным. Если будет нанесен ущерб комитету, это отразится и на нас. – Вы в самом деле так считаете? – Миками посмотрел на него в упор. Сува криво улыбнулся: – По-моему, вы в самом деле настоящий детектив. – Что вы хотите этим сказать? – Вам, детективам, по большому счету наплевать на всю организацию в целом. Мы можем потерять лицо, нас можно разодрать на части, но для детективов это все чужие дела. Они смотрят на остальных свысока. Смеются, издеваются. В некотором смысле они ничем не отличаются от бюрократов. – По-вашему, и я такой? – А вы не согласны? Слушайте… вы ведь у нас не задержитесь! Вы временно исполняете обязанности директора и ждете, когда вернетесь в уголовный розыск. Вам кажется, что мы здесь занимаемся глупостями. Вы делаете свое дело, потому что у вас нет другого выхода. Но и у нас люди служат по многу лет, строят карьеру. Огромный процент сотрудников полиции не связан непосредственно с раскрытием преступлений. Если бы вас выгнали из административного департамента, вы бы и глазом не моргнули! Ведь вы в любом случае собираетесь скоро от нас уйти… И именно поэтому вы считаете, что можете вести себя безрассудно… вот почему я сказал, что вы похожи на токийских бюрократов. Миками больше не сердился. Зато его охватила грусть. Оказывается, подчиненные тоже навешивают ярлыки на начальство. В управлении по связям со СМИ его, так сказать, «уголовное прошлое» вывернулось наизнанку. Здесь как раз считают недостатком то, что в прошлом он был детективом. Выходит, хотя он работает здесь уже восемь месяцев, Сува и не думает менять мнение о нем! Миками тяжело вздохнул. – И последнее, что я хочу вам сообщить. Токио планирует перевести в свое подчинение пост директора уголовного розыска. Инспекционная поездка комиссара – просто камуфляж. На самом деле он приедет для того, чтобы объявить о принятом наверху решении. Сува разинул рот и медленно поднял голову, уставившись в потолок. – Я не вернусь в уголовный розыск. Я не подчинился приказу проследить за тем, чтобы бойкот был доведен до конца. В дверь постучали. Никто не встал, чтобы открыть ее. Снова постучали. Никто не шелохнулся. После паузы они услышали удаляющиеся шаги. – Я согласна с предложением Сувы, – внезапно подала голос Микумо. – По-моему, пока будет правильным занять неопределенную позицию. – Я тоже так считаю, – подхватил Курамаэ. – Я с радостью встану перед ними на колени. Если мы так поступим, бойкот или его отмена будет зависеть… Еще можно было передумать, но Миками ощутил непоколебимую решимость. – Не желаю слышать ни о каких уловках! Бывает, что все возможные пути перекрыты. Тогда нужно прокладывать новый маршрут. Мы должны отказаться от уловок. Попробуем относиться к внешнему миру с доверием. Курамаэ не кивнул. Микумо тоже, хотя Миками надеялся, что уж она-то с ним согласится. – Неужели не понимаете? Полиция не способна работать как следует в одиночку. Она гниет изнутри, а никто ничего не замечает! И не нужно тешить себя отговорками о том, что репортерам нельзя доверять или что весь мир прогнил. Все равно лучше сотрудничать, чем позволить себе оставаться в изоляции. У Миками неожиданно заболела рука – он, сам того не сознавая, сжал кулак. Он заметил, что Микумо, сложившая руки на коленях, побледнела и дрожит. Курамаэ протяжно вздохнул и беспомощно покосился на сидящего рядом Суву.