Интересно, а что чувствовал Кода? Он добровольно отказался от своего призвания, из охотника превратился в добычу. И его единственным стимулом к работе стала необходимость содержать жену и ребенка. «Спроси-ка его, трудно ли ему было служить детективом». Миками глубоко вздохнул. Комиссар приедет через четыре дня. Самое важное – сохранять хладнокровие. Он встанет на сторону административного департамента ради своей семьи. Правда, детектив, по-прежнему живущий в глубине его души, будет громко возражать… Внезапно он ощутил прилив адреналина. Сейчас не время сидеть сложа руки! Какое заявление собирается сделать комиссар? И каковы его последствия? Вот что нужно выяснить ему, Миками. Он вдруг живо представил себе человека, ставшего для него вторым отцом. Именно он сосватал их с Минако и на их свадьбе был посаженым отцом. Пусть Осакабе ему ничем не помог. Он обратится к Одате. Как и прочие директора уголовного розыска, Одате тоже причастен к сокрытию тайны. Он и сейчас считается уважаемой фигурой, второй по значимости после самого Осакабе. Вполне вероятно, что Одате в курсе планов комиссара. В начале года у него был инсульт; летом Миками приезжал к нему с подарками; тогда Одате уже выписали из больницы, и он восстанавливался дома – одна половина лица по-прежнему не двигалась. Одате выразил сожаление, узнав, что Миками перевели в управление по связям со СМИ, и пообещал позже замолвить за него словечко перед Аракидой. Одате не откажется с ним побеседовать. Если Миками спросит его. Внезапно воодушевление покинуло его. Такой разговор будет слишком жестоким по отношению к Одате. Он вышел на пенсию всего четыре года назад. Его раны еще не затянулись. Если к нему вдруг заявится один из его бывших подчиненных, к которому он так хорошо относился, что был у него на свадьбе посаженым отцом, и начнет бередить старую рану, то причинит ему боль. А ведь Одате еще не поправился до конца. Футаватари наверняка не посчитался бы с состоянием Одате. Приехал к нему и позвонил в дверь. Возможно, он уже так и поступил. Зато… Если лучший специалист административного департамента уже побывал у Одате, тому не придется спрашивать у Миками о цели его визита. А Миками останется только одно: молчать и смотреть Одате в глаза. И тот в конце концов признается… Миками покачал головой. Он долго сидел, наблюдая, как пар поднимается к потолку. Интересно, что сейчас делает Микумо? Возможно, она еще в «Амигос». «Несправедливо вымещать злость на мне! Вы поступаете жестоко». Миками попытался представить себе выражение ее лица, когда она обвиняла его в несправедливости. «Ты можешь так говорить только потому, что ты – женщина», – подумал тогда Миками, раздосадованный ее словами. Кроме того, Микумо нарушила табу. Меньше всего он ожидал услышать такие слова именно от нее. Он был потрясен и опечален, но все же понял, что она вовсе не хотела его обидеть. Слушая ее, он испытал прилив ненависти к себе и вдруг изумился, сообразив: то, что он так давно ищет, находится под самым его носом. Микумо все время рядом с ним. И хотя она тихоня, Миками сразу понял, что она сообразительна, что у нее острый слух и острое зрение. Но все дело в том, что Микумо – женщина. Он никогда не собирался использовать ее в качестве приманки. Правда, вовсе не стремился и хранить ее чистоту. Он всего лишь защищал ее. После того как ему не удалось защитить жену и дочь, он приблизил к себе Микумо, думая, что ему удастся оградить ее от бед на год или два, пока остается ее начальником. Он все-таки выместил на ней досаду. Поступил с ней несправедливо… И, может быть, в самом деле был с ней жесток. «Амигос»… Громкий смех… Запах спиртного… Может быть, его стремление оградить ее, сохранить ее невинность оказало противоположное действие? Или ее жажда деятельности никак не связана со стремлением отказаться от собственной женственности? Миками нахмурился, вспомнив, как Микумо призналась, что не боится запачкать руки. Насколько далеко она способна зайти? «Я хочу быть полезной, помогать». – Милый! Миками вздрогнул. Сначала он решил, что задремал, а голос Минако ему померещился. – Как ты там? Она звала его из соседнего с ванной помещения с умывальником. Наверное, забеспокоилась, что он так долго сидит в ванне. – Все хорошо. Уже выхожу, – ответил Миками, но не двинулся с места. Ему показалось, что он даже согреться не успел. Неужели он и правда сидит в ванной так долго, что она забеспокоилась? После того как Аюми сбежала, у них все пошло кувырком, даже повседневные дела – стирка, уборка, мытье… Миками начал долго, сосредоточенно чистить зубы. Нет, во время этой процедуры он не думал об Аюми; просто сосредотачивался на движениях зубной щетки. Чтобы не нужно было думать. «Отгородиться от действительности». Иногда ему казалось, что именно этим он и занимается. Но раньше он никогда не представлял себе дочь мертвой. Гнал от себя страшные мысли. Она жива! Но вместе с тем… Помимо мысли о том, что Аюми жива, он ничего не представлял. А ведь если она жива, значит, она где-то находится. Ходит пешком… ездит на транспорте… ест… спит. Но он не мог себе представить, чтобы дочь все это делала. Аюми казалось, что весь мир смеется над ней. Она терпеть не могла, когда на нее смотрели. Миками не мог себе представить, как она живет нормальной жизнью за пределами дома, – особенно при ее… психическом расстройстве. Откуда у нее, например, деньги? Где она спит? Большинство ее ровесниц уходят из дома, чтобы поступить на работу, или сбегают с приятелем, часто попадают в кварталы красных фонарей… все это совершенно неприменимо к Аюми. На какие средства она существует? Неужели она живет на улице? Трудно представить, чтобы молодая бездомная девушка ускользнула из сети, раскинутой двумястами шестьюдесятью тысячами сотрудников полиции. Может быть, кто-нибудь взял ее к себе в дом, принял в семью? Если да, то кто? Кроме того, Аюми всего шестнадцать. По закону, тот, кто взял ее к себе, обязан известить ее родителей или представителей власти, иначе он будет считаться преступником… Значит, ее где-то держат втайне, взаперти. Неужели это – единственно возможный вывод? Неужели ему придется до конца жизни мучиться безвестностью? О плохом лучше вообще не думать. Он должен позаботиться о том, чтобы и у Минако не возникали такие мысли. Аюми жива и здорова! Миками понимал, что нельзя себя растравлять. С другой стороны, Минако ни о чем другом вообще не говорит. Она без конца обсуждала странные звонки, а все остальное было табу. Аюми, которая звонит им из телефона-автомата… Вот единственный образ Аюми во внешнем мире, какой они, ее родители, могли себе представить. – Она к нам вернется. Миками вслух повторил слова, которые он часто говорил Минако. Прислушался к звукам собственного голоса. Что бы ни случилось, пока Аюми нет, остальное несущественно. Им нужно одно: чтобы дочь вернулась домой. И они ее дождутся. – Вернись… просто вернись, и все. Капля конденсата ползла по темному окну. У Миками слипались глаза. Он уже не мог бороться со сном. Интересно, куда он дел амулет, который ему подарила Минако? Его окружила темнота. Потом он увидел в темноте руку. Минако в белом кимоно ласково улыбалась и тянулась к нему обеими руками. Глава 41 Как он и предвидел, начало следующей недели трудно было назвать нормальным. Миками разбудил телефонный звонок. Акама позвонил даже раньше будильника, заведенного на шесть утра. – Вы уже читали сегодняшний выпуск «Тоё»? – Еще нет. – Так возьмите и прочтите! – резко приказал Акама. Судя по всему, он еле сдерживался. Миками, который еще лежал в постели, ответил Акаме, что перезвонит. Закончив разговаривать, он накинул поверх пижамы халат и поспешил на улицу, к почтовому ящику. В «Тоё», наверное, опубликовали какую-то сенсацию. Первым ему пришло в голову дело о незаконном сговоре при строительстве музея, но потом он понял, что из-за того дела вряд ли Акама стал бы звонить так рано. Нет, там что-то другое, например: «Комитет общественной безопасности. Беременная женщина. Смерть старика!» Когда он вернулся в гостиную с пачкой газет в руках, Минако уже встала и включила обогреватель. Она смотрела на мужа исподлобья. – Что-то в газетах? – Похоже на то. Пожалуйста, свари мне кофе. После того как Минако вышла на кухню, он развернул «Тоё» и пролистал до раздела местных новостей. Ему сразу бросились в глаза крупные заголовки: «Подарочные сертификаты за молчание! Что творится в наших КПЗ?» Словно в лицо ударил порыв ветра… Начав читать, он сразу заметил, что статья в разделе местных новостей развивает тему, открытую на первой полосе. И хотя на первой полосе отсутствовали подробности, приведенные в местном разделе, заголовок также привлекал к себе внимание: «Оскорбление женщины-заключенной в управлении полиции префектуры Д.». Он отвел глаза. В статье подробно рассказывалось о преступлении, предположительно имевшем место в августе в участке Ф., на севере префектуры. «Есть все основания подозревать пятидесятилетнего сержанта, сотрудника изолятора временного содержания, в домогательствах к тридцатилетней женщине, задержанной по подозрению в краже. По словам потерпевшей, сержант несколько ночей подряд прикасался к ее груди и гениталиям». Миками вернулся в местный раздел. «Ты быстрее выйдешь на свободу, если будешь делать то, что я говорю». Сержант шантажировал задержанную, чтобы та стала доступнее. Позже потерпевшая получила условный срок и после выхода из КПЗ потребовала извинений от сержанта, заявив, что он воспользовался ее положением. Она назвала его действия «непростительными». Когда она пригрозила подать официальную жалобу руководству участка Ф., сержант предложил ей подарочные сертификаты на 100 тысяч иен и умолял не сообщать о его поведении начальству». Миками стукнул по газете кулаком. Вряд ли журналисты посмели бы зайти так далеко, если бы вначале не заручились какими-то доказательствами. К горлу подступала желчь. Да, иногда непросто признать, что и в полиции служат непорядочные люди. И все же… подумать только, какой подлец, извращенец! Его поступок бросает тень на всех сотрудников полиции… Он пролистал оставшиеся газеты. Больше та история нигде не упоминалась. «Тоё» напечатала эксклюзив. Чутье вчера не подвело Суву. Акикава так и не приехал в «Амигос»; вполне естественно предположить, что в то время он усердно трудился над статьей. И все же одно с другим не вязалось. Почему сам Миками ничего не знал до того, как материал появился в газете? Перед тем как публиковать сенсационные репортажи, их авторы, как правило, звонят в полицию. По традиции они просят подтвердить те или иные факты. Может, у них не было времени, может, они узнали обо всем перед самой сдачей тиража? Или… Репортер был абсолютно уверен в правдивости полученной информации и счел излишним просить официального подтверждения. Однако даже в таком случае автор материала обычно звонит заранее и предупреждает, что статья появится в утреннем выпуске; правоохранительные органы идут навстречу прессе, но не после таких вот нападок… И что-то еще казалось неправильным… Миками взял чашку кофе, принесенную Минако, и вдруг замер, не донеся чашку до рта. Набрал номер по второй линии – позвонил Акаме домой. Тот ответил после первого же гудка. – Я прочел. – Материал написал один из наших репортеров, – сказал Акама. Он не спрашивал, а утверждал. У «Тоё» действительно имелся корпункт в окрестностях участка Ф.