Но… Чуть позже до ушей Миками начали доходить странные слухи. Якобы охранник не следил за тем, что происходит в камерах. Более того, когда потенциальный самоубийца хрипел в агонии и дрыгал ногами, охранник спал на посту. Ну, и тому подобное. Кто решил замять дело – руководство участка в Т. или служба собственной безопасности, охраняющая честь мундира? Нетрудно было представить, какие «методы убеждения» применили к сокамерникам… Вряд ли, конечно, допустили откровенное давление, чтобы те дали ложные показания, но вполне могли намекнуть: если кто-то хочет выйти на волю пораньше, можно пойти навстречу полиции. Скорее всего, сотрудники изолятора ничего не планировали заранее, а действовали по наитию. А может быть, сокамерники самоубийцы добровольно вызвались им помочь, увидев, как развиваются события. Руководство же участка и служба собственной безопасности решили выбрать «ложь во спасение». Миками искоса поглядывал на Экому. Когда тот утверждал, что самоубийство в Т. – не проблема, глаза его не бегали, но Миками не знал, так ли непоколебима его вера в душе, как снаружи. Экому перевели из отдела безопасности Второго управления только весной. Возможно, он действительно ничего не знал. А может, просто не хотел повторять слухи, чтобы позже подтвердить свою непричастность. Акама оглядел собравшихся. – Что ж, начнем. «Тоё» рассчитывает раздуть вопрос о халатности и многочисленных нарушениях. Ничего не может быть хуже, чем раздутая сенсация в завтрашних утренних выпусках! Внезапно по спине Миками пробежал холодок. Кое-что все-таки может быть хуже… А если «Тоё» доподлинно известно, что охранник в первом случае все же заснул? – Мы распространим заявление от имени начальника участка, в котором назовем себя суровыми поборниками укрепления дисциплины, – продолжал Акама. – Для газет такого заявления должно быть достаточно; его можно цитировать в заголовках. Таким образом, «Тоё» не достигнет своей цели. Если с тем старым самоубийством все обстоит именно так и не всплывут… осложнения, нам придется основное внимание уделить нарушениям в участке Ф. Я сообщу представителям прессы, что назначено дисциплинарное слушание и что сотрудник, о котором идет речь, уволен. Исии, надеюсь, это уже сделано? – Да, сегодня утром. – Хорошо. Затем я принесу официальные извинения всем гражданам префектуры. После этого я перейду ко второму заявлению, а именно: скажу, что начальник полиции префектуры направил циркуляры во все участки. Начальники участков должны привести свою работу в полное соответствие с внутриведомственными инструкциями. После этого мы перейдем к ответам на вопросы. Представители «Тоё» наверняка зададут вопрос об участке Т. Я подчеркну, что самоубийство было совершено в исключительных обстоятельствах, а не по халатности или недосмотру охраны, и заверю, что такого больше не повторится. Разве они тем самым не подыгрывают «Тоё» – точнее, уголовному розыску? Детективы готовятся к третьему залпу. Подождут, пока Акама отметет обвинения в халатности, и выстрелят ему в сердце. Обнародуют слухи о том, что охранник заснул, и потребуют нового расследования. Акама растеряется. Его растерянное лицо покажут во всех выпусках новостей. Дело дойдет даже до кругов, в которых вращается комиссар. Или, может быть… В голову Миками пришел другой вариант развития событий. Они ничего не скажут. Как было во время «Дела 64», уголовный розыск умолчит о том, что охранник спал; факт недосмотра станет важным орудием в их руках. У уголовного розыска нет причин угрожать открыто, и еще меньше причин вовлекать в конфликт широкую общественность. Детективы хотят другого: возможности закулисных переговоров. К тому же у них будет острый нож, который они приставят к горлу администрации. Вот в чем дело! Во время пресс-конференции они заставят Акаму принять на себя некие обязательства, а потом, тщательно подготовившись, вонзят ему нож в спину. Как только он публично объявит о том, что никакого недосмотра не было и о халатности не может быть и речи, ему на ухо прошепчут, что на самом деле охранник заснул. И пригрозят, что непременно скормят СМИ такой лакомый кусочек… Намерен ли уголовный розыск в самом деле обнародовать неприглядные факты? Может быть, все окончится «игрой в гляделки». Детективы ведь тоже боятся стрел, которые способна выпустить администрация. Сейчас они подозревают, что Хидэки Кода в руках их соперников. У него в ушах зазвучал голос Урусибары: «Отправляйся к директору!..Сам все узнаешь, когда придешь…» Интересно, что скажет ему Аракида? Узнает ли он хотя бы толику правды? – У нас пятнадцать минут, – сказал Исии, даже сейчас напоминая остальным о своей пунктуальности. Акама отпустил всех, а Миками приказал остаться. Миками не удивился. – Идите сюда! Едва за всеми закрылась дверь, как Акама жестом подозвал его поближе. Миками сразу же заметил набухшие вены и налитые кровью глаза директора. – Вы выяснили, кто стал источником сенсации? Миками кивнул. Почему бы и не рассказать в самом деле? Ему оставалось только одно: подтвердить подозрения Акамы. – Утечка исходит от директора Аракиды. По-моему, он лично поведал обо всем Акикаве. – Подонок! Я так и знал! Миками невольно напрягся. Оскалившийся Акама напоминал дикого зверя. После довольно длительного молчания Акама не заговорил, а загремел на весь кабинет: – Наверное, и за речь Нономуры тоже надо благодарить Аракиду? – Скорее всего, да. – Интересно, кем они себя вообразили? Неужели им совсем не стыдно? Акама снова зарычал, потом со всей силы пнул столешницу. Казалось, его гнев находит волнами – то поднимается, то снова спадает. Он ссутулил плечи. Сидел, глядя в одну точку на полу. Медленно сжимал и разжимал кулаки… Очевидно, старался сдерживаться. – Знаете, когда я вернусь в Токио, у меня будет масса дел. Здесь, в захолустье, мне не особенно хотелось тратить силы – ни одной лишней калории… Мне предстоят важные дела в масштабах всей страны. А иначе какой во всем смысл? Почему же никто этого не понимает? Акама снова закипал. Лицо у него побагровело. – Они просто издеваются надо мной! Им кажется, будто они загнали меня в угол, но извинение – пустая трата времени. Оно совершенно ничего не значит! Миками так не думал. Для Акамы предстоящий сценарий выглядел наихудшим вариантом развития событий. В Токио намеревались скрыть истинную цель визита комиссара до самого последнего дня, а затем пустить молнию в префектуральное управление, обнародовать «слово свыше». Вот почему Акама ограничил доступ к информации. Вместо того чтобы посвятить в курс дела Сироту или Футаватари, он манипулировал Миками, пытаясь его сломить, и заранее предвкушал успех. Но сведения об истинной цели Токио все же каким-то образом просочились наружу. Во-первых, Акама допустил, чтобы уголовный розыск догадался о замыслах НПА. Во-вторых, он затянул время и добился того, что негативная реакция переросла в настоящую контратаку. В результате в трудное положение попал сам Акама. Угрожающую статью опубликовали во время подготовки к визиту комиссара, чем навлекли на префектуральное управление гнев Токио; Акаме не удалось вовремя замять дело, и теперь он вынужден публично извиняться. Тем самым ставится под сомнение его роль представителя токийской элиты. Уголовный розыск расставил ему ловушку, в которую Акама попадет в пресс-центре: его выставят человеком, не способным верно оценивать ситуацию. Стоит ли его предупредить? Вот о чем думал Миками с той минуты, как остальные вышли. Конечно, это всего лишь домыслы, он пока ничего не может доказать. И все же заговор в уголовном розыске выглядел вполне правдоподобно, даже слишком правдоподобно, чтобы просто отмести такие мысли. Что ему делать? Сидеть сложа руки и позволить начальнику пойти на пресс-конференцию, которая станет для него ловушкой? В последнем он уже не сомневался. На столе у Акамы зазвонил телефон. Это был Исии. – Отлично, – сказал Акама, положил трубку и встал. – Давайте поскорее со всем покончим. По-прежнему не зная, как поступить, Миками следом за Акамой вышел из кабинета. Они зашагали по коридору. У Миками не было никаких причин защищать человека, идущего впереди. И тем не менее он не хотел предавать Акаму. С ним поступали несправедливо. У Миками сжалось сердце. Как ни странно, он не мог заставить себя перейти на сторону уголовного розыска. Он не мог придумать ни единой причины, по которой должен был защищать бывших коллег. Не потому ли, что они обращались с ним как с перебежчиком? Не потому ли, что он случайно узнал о темной истории, связанной с «Делом 64»? Нет. Главное, он по-прежнему не знал, каковы планы Токио. И пусть в глубине души он по-прежнему считал себя детективом, пока не представлял себе, с какой угрозой столкнулись сотрудники уголовного розыска, не мог смотреть на происходящее с их точки зрения. Кроме того, у него имелось и собственное мнение. Он подозревал, что тоже стал жертвой бывших коллег, что уголовный розыск нарочно ставит ему палки в колеса, что бывшие коллеги вторглись на его территорию. Они роют яму управлению по связям со СМИ. Аракида привлек в помощь представителей прессы и использовал их против Миками. И все же никакого гнева Миками не испытывал. Именно поэтому он чувствовал себя виноватым в том, что не предупредил Акаму о ловушке. И враждебности по отношению к уголовному розыску тоже не было. И то и другое – наносное. Глядя в спину Акаме, он думал об одном. Должен он предупредить Акаму о ловушке или нет? Стоит протянуть руку и спасти этого ослабевшего, охваченного страхом туриста, и Акама изменит свое отношение к нему. Он станет для Акамы «человеком, которому можно доверять». Если такое произойдет, Миками уже не придется беспокоиться о том, что его зашлют куда-нибудь в глушь. Миками уже собирался заговорить, когда Акама неожиданно развернулся к нему. – Кстати, вам следует воспользоваться случаем и тоже принести свои извинения, – как бы между прочим, произнес он. – Мне извиняться? За что? И перед кем? – Миками тут же забыл о своих сомнениях. – Перед пресс-клубом. Вам необходимо уладить конфликт, возникший из-за сокрытия персональных данных. Если понадобится, встаньте перед ними на колени, делайте что угодно, но добейтесь, чтобы пресса отказалась от намерения бойкотировать интервью комиссара! Миками не знал, что сказать. Он не хотел так унижаться перед представителями прессы. Акама фактически приказывал ему переступить черту, которую Миками провел для себя. – Если этого будет недостаточно, пообещайте отныне включать в пресс-релизы полную информацию обо всех интересующих прессу инцидентах. Нам нужно только одно: чтобы визит комиссара прошел гладко. Как только комиссар уедет, можете аннулировать свое заявление, мотивировав это любыми трудностями, какими пожелаете. Миками не верил собственным ушам. «Пустое обещание»… но ведь слова Акамы в корне противоречат предложению Сироты расширить спектр их услуг! Акама откровенно призывал его к обману. Он фактически приказал ему солгать насчет сокрытия персональных данных, самого острого вопроса, с каким столкнулось его управление! – Вот увидите. – Акама растянул губы в невеселой улыбке. – Нам придется смириться с таким положением дел всего на три дня. И беспокоиться совершенно не о чем. Пусть уголовный розыск пока считает себя победителем. В четверг все закончится. Глава 46 Пресс-конференция никак не заканчивалась. – …в свете вышеуказанных обстоятельств докладываю, что сегодня утром в управлении префектуры была созвана дисциплинарная комиссия, на которой, после продолжительной дискуссии, было решено, что действия сержанта Ёситакэ Куриямы, пятидесяти лет, являются грубым нарушением правил внутреннего распорядка… С сегодняшнего дня сержант Курияма уволен из органов и заключен под стражу… Двадцать три репортера. Пять телекамер. Акама, сидящий в центре стола, говорил и говорил. Не имея времени написать нормальную речь, он монотонно бубнил по бумажке. Рядом с ним сидел Сирота, который время от времени подсовывал ему листки с новыми заметками. Миками, сидевший в углу, наблюдал за репортерами. Кроме двух представителей «Тоё», все остальные выглядели довольно уныло. Никто не выказал неудовольствия, когда в зал вошел Миками. По сравнению с прошлой неделей атмосфера в пресс-клубе явно изменилась. Может быть, в самом деле удастся уговорить их отменить бойкот? Если, как предположил Сува, настроить остальных против «Тоё»… Кроме того, Миками освободили от всякой ответственности. Формулу извинения поручили продумать Сироте. Миками не сомневался, что ложь о якобы полном раскрытии персональных данных поспособствует снятию бойкота. Вместе с тем он подозревал, что той же цели можно достичь и не нарушая обещаний. Если он сосредоточится на том, что случилось с письменным протестом… Впрочем, сейчас его занимали совсем другие мысли. «В четверг все закончится»… В его подсознании горели тревожные огни. В конце концов он позволил Акаме войти в зал и занять место за столом, даже не намекнув на ловушку. «Все закончится»… Что закончится? Может быть, он придает словам Акамы слишком большое значение? В конце концов, когда Акама произнес свои загадочные слова, его состояние трудно было назвать нормальным. Его гордость была уязвлена; под угрозу поставлено его положение в Токио. Возможно, он сделал такое замечание из мести, преувеличив трудности, с которыми, несомненно, придется столкнуться уголовному розыску. Возможно, с его стороны такие слова – своего рода боевой клич. И все же тревожные огни разгорались… Что означает слово «закончится», если допустить, что оно – не преувеличение? Оно подразумевало «конец» в смысле «уничтожения». – …мы относимся к делу с особой серьезностью. Для того чтобы не допустить повторения подобного в будущем, начальник префектурального управления Цудзиюти призвал начальников всех девятнадцати окружных участков обратить особое внимание на изоляторы временного содержания. – Акама подал знак Сироте. Оба дружно встали; это было частью ритуала. Засверкали вспышки камер. – Приносим свои самые искренние извинения гражданам нашей префектуры и всей страны, жертве гнусного преступления и всем, на кого оно повлияло. Позвольте мне выразить общее мнение сотрудников полиции нашей префектуры: мы намерены сделать все, что в наших силах, чтобы восстановить расположение и доверие, утраченные из-за наших упущений в связи с этим делом. Оба вышли вперед и поклонились.