Выпрямившись, сложив руки за спиной, Сернин ждал, содрогаясь от страха и удовольствия. Барон умолк, и так, в молчании, они шагали бок о бок. – Да бей же, наконец! – воскликнул князь. Он остановился и, повернувшись к своему спутнику, продолжал: – Бей же, наконец, теперь или никогда! Никто тебя не увидит. Ты скроешься через эту маленькую дверь, ключ от которой по чистой случайности висит на стене, и привет, барон… все шито-крыто… Вот только я думаю, что все это было подстроено… Ты нарочно привел меня сюда… И ты колеблешься? Так ударь же, наконец! Он смотрел барону прямо в глаза. Тот был мертвенно-бледен, содрогаясь от бессильной энергии. – Мокрая курица! – усмехнулся Сернин. – Мне из тебя никогда ничего не сделать. Хочешь, скажу тебе правду? Так вот, я внушаю тебе страх. Ну да, ты всегда не очень уверен в том, что может случиться, когда ты со мной. Ты сам хочешь действовать, но именно мои действия, мои возможные действия определяют ситуацию. Нет, ты решительно пока не тот, кто заставит угаснуть мою звезду! Не успел он произнести эти слова, как почувствовал, что его схватили за шею и тянут назад. Кто-то, скрывавшийся в кустах, возле маленькой двери, поймал его за голову. Князь увидел, как поднимается чья-то рука, вооруженная ножом с блестящим лезвием. Рука опустилась, острие ножа коснулось его горла. В ту же минуту Альтенхайм набросился на него, чтобы прикончить, и они повалились на зеленый бордюр. Это было делом двадцати-тридцати секунд, не более. Несмотря на всю свою силу и натренированность в борьбе, Альтенхайм почти сразу же осел, вскрикнув от боли. Сернин, поднявшись, кинулся к маленькой двери, которая только что захлопнулась, скрыв темный силуэт. Слишком поздно! Он услышал звук ключа в скважине и не смог открыть дверь. – Ах, бандит! – выругался он. – Тот день, когда я тебя поймаю, станет днем моего первого преступления! Но во имя Господа!.. Вернувшись, он наклонился и подобрал обломки кинжала, который сломался во время удара. Альтенхайм зашевелился. – Ну как, барон, тебе лучше? Ты ведь не знал такого приема, а? Это то, что я называю прямым ударом в солнечное сплетение, он гасит жизненное солнце сразу, словно свечу. Это чисто, быстро, без боли… и безошибочно. В то время как удар кинжала?.. Полная ерунда! Достаточно носить лишь маленький ошейник со стальными пластинками, какой ношу я сам, и можно плевать на всех, в особенности на твоего жалкого черного приятеля, поскольку он всегда целит в горло, дурацкое чудище! Посмотри на его любимую игрушку… Одни осколки! Он протянул ему руку. – Поднимайся, барон. Я приглашаю тебя на ужин. И постарайся запомнить секрет моего превосходства: неустрашимая душа в неуязвимом теле. Он пошел в гостиную клуба, заказал столик на две персоны, сел на диван и стал дожидаться времени ужина, размышляя: «Партия, разумеется, забавна, но становится опасной. Пора с этим кончать… Иначе эти скоты отправят меня в рай раньше, чем я того желаю… Досадно то, что я ничего не могу с ними поделать, пока не найду старика Стейнвега… Ибо, по сути, интерес представляет лишь старик Стейнвег, и если я цепляюсь за барона, то потому, что надеюсь обнаружить хоть какой-нибудь след… Но что, черт возьми, они с ним сделали? Альтенхайм, несомненно, общается с ним ежедневно, несомненно и то, что он пытается сделать невозможное, чтобы вырвать у него сведения относительно проекта Кессельбаха. Но где он с ним видится? Где они его запрятали? У друзей? У него, на вилле Дюпон, двадцать девять?». Раздумывал он довольно долго, потом закурил сигарету и, сделав три затяжки, выбросил ее. Должно быть, это был сигнал, поскольку к нему сразу подошли и сели рядом два молодых человека, которых он, вроде бы, не знал, но с которыми украдкой перекинулся парой слов. Это были братья Дудвиль, на сей раз в обличье светских людей. – В чем дело, патрон? – Возьмите десяток наших людей, отправляйтесь в двадцать девятый номер по улице вилла Дюпон и войдите туда. – Черт возьми! Но как? – Именем закона. Вы ведь инспекторы Уголовной полиции? С обыском. – Но у нас нет права… – Присвойте себе это право. – А слуги? Если они воспротивятся? – Они не закричат. – А если вернется Альтенхайм? – Раньше десяти часов он не вернется. Я беру это на себя. У вас есть два с половиной часа. Это больше, чем вам потребуется, чтобы обыскать дом сверху донизу. Если отыщите старика Стейнвега, сообщите мне. Приближался барон Альтенхайм, и Сернин пошел навстречу ему. – Мы поужинаем, не так ли? После мелкого инцидента в саду у меня живот подвело. В этой связи, мой дорогой барон, я мог бы дать вам несколько советов. Они сели за стол. После трапезы Сернин предложил партию в бильярд, которая была принята. После бильярда они перешли в зал игры в баккара. Крупье как раз возвещал: – Банк в пятьдесят луидоров, никто не желает? – Сто луидоров, – сказал Альтенхайм. Сернин взглянул на часы. Десять. Дудвили не возвращались. Значит, поиски оказались бесплодными. – Хорошо, – согласился он. Альтенхайм сел и раздал карты. – Я выиграю. – Нет. – Семь. – Шесть. – Я проиграл, – сказал Сернин. – Удвоим ставки? – Ладно, – согласился барон. Он раздал карты. – Восемь, – произнес Сернин. – Девять, – открыл свои карты барон. Сернин отошел, прошептав: – Мне это обойдется в три сотни луидоров, но я спокоен, теперь его не оторвать. Вскоре автомобиль доставил его к номеру двадцать девять на улице вилла Дюпон, и он сразу же встретился с Дудвилями и их людьми, собравшимися в вестибюле. – Вы обнаружили старика? – Нет. – Проклятье! Должен же он где-то быть! А прислуга? – Там, на кухне, связаны. – Хорошо. Предпочитаю, чтобы меня не видели. Уходите все. Жан, останься внизу на страже. Жак, покажи мне дом. Он наскоро осмотрел подвал, чердак. Он нигде не задерживался, прекрасно зная, что не найдет за несколько минут то, что его люди не смогли отыскать за три часа. Однако он в точности запомнил устройство и расположение комнат. Закончив, князь вернулся в комнату, на которую Дудвиль указал ему, как на спальню Альтенхайма, и внимательно изучил ее. – Вот что мне подойдет, – сказал он, приподнимая занавес, закрывавший заполненный одеждой темный стенной шкаф. – Отсюда видно всю комнату. – А если барон станет обыскивать свой дом? – Зачем? – Но от своих слуг он узнает, что мы к нему приходили. – Да, но не подумает, что один из нас расположился здесь. Он скажет себе, что попытка не удалась, вот и все. Так что я остаюсь. – А как вы выйдете? – А-а, ты слишком многого от меня хочешь! Главное было войти. Ступай, Дудвиль, закрой двери. Иди к брату и бегите прочь… До завтра… или вернее… – Или вернее… – Не думайте обо мне. В нужное время я подам вам знак. Он сел на маленький ящик, стоявший в глубине шкафа. Его защищали четыре ряда висевшей одежды. Если не случится дотошного расследования, ему, очевидно, ничто не угрожает. Прошло десять минут. Сернин услышал глухую рысь лошади со стороны улицы и звук колокольчика. Остановился какой-то экипаж, внизу стукнула входная дверь, и почти сразу же до него донеслись голоса, восклицания. Постепенно шум нарастал, вероятно, одного из пленников освободили от кляпа. «Они объясняются, – подумал Сернин. – Ярость барона, должно быть, беспредельна… Теперь он понимает причину моего поведения в клубе этим вечером, я его попросту оставил в дураках… В дураках, это еще как сказать, поскольку, в конце-то концов, Стейнвег по-прежнему от меня ускользает… И первое, что должно заботить Альтенхайма, это не забрали ли у него Стейнвега? Чтобы узнать это, он побежит в тайник. Если он поднимется, значит, тайник наверху. Если он спустится, значит, тайник в подвале». Он прислушался. В комнате первого этажа не смолкал шум голосов, однако не похоже было, что люди передвигаются. Верно, Альтенхайм допрашивал своих приспешников. Лишь через полчаса Сернин услышал шаги поднимавшихся по лестнице. «Стало быть, это наверху, – сказал он себе, – но почему они не спешат?»