– Ничего. – Ты лжешь. Что означает слово «Апоон»? – Если бы я знал, то не записал бы его. – Ладно, но к кому или к чему оно относится? Откуда ты его взял? Откуда у тебя все это? Господин Кессельбах не ответил. Люпен продолжал, более нервно, более отрывисто: – Послушай, Кессельбах, я сделаю тебе предложение. Каким бы богатым и важным ты ни был, между тобой и мной нет большой разницы. Сын аугсбургского жестянщика и Арсен Люпен, принц взломщиков, могут сговориться без стыда и для одного, и для другого. Я краду в квартирах, ты в кошельках. Это одно и то же. Так вот, Кессельбах. Давай объединимся в этом деле. Я нуждаюсь в тебе, потому что не знаю сути дела. Ты нуждаешься во мне, потому что в одиночку тебе не справиться. Барбарё простачок. А я – Арсен Люпен. Идет? Молчание. Люпен настаивал дрожащим голосом: – Отвечай, Кессельбах, идет? Если да, то за сорок восемь часов я тебе его найду, твоего Пьера Ледюка. Ведь речь идет о нем, а? В этом все дело? Да отвечай же! Что это за тип? Зачем ты его разыскиваешь? Что тебе о нем известно? Я хочу знать. Внезапно он успокоился, положил руку на плечо немца и сухо сказал: – Одно лишь слово. Да… или нет. – Нет. Люпен достал из жилетного кармана Кессельбаха великолепные золотые часы и положил их на колени пленника. Расстегнув жилет Кессельбаха, он раздвинул рубашку, обнажил его грудь и, схватив лежавший подле него на столе стальной стилет с оправленной золотом рукояткой, приложил острие к месту, где биение сердца заставляло трепетать обнаженную плоть. – В последний раз? – Нет. – Господин Кессельбах, сейчас без восьми минут три. Если через восемь минут не ответите, вы – покойник. III На следующее утро, точно в назначенный ему час, инспектор Гурель явился в «Палас-отель». Не останавливаясь и не дожидаясь лифта, он поднялся по лестнице. На четвертом этаже свернул направо, проследовал по коридору и, подойдя к номеру 415, стал звонить в дверь. Не услышав в ответ ни звука, он позвонил снова. После полдюжины бесплодных попыток он направился к метрдотелю. – Будьте любезны, мне нужен господин Кессельбах… Я уже раз десять звонил в его дверь. – Господин Кессельбах не ночевал здесь. Мы не видели его со вчерашнего дня. – А его слуга, его секретарь? – Их мы тоже не видели. – В таком случае они тоже не ночевали в отеле? – Вероятно. – Вероятно! Но вы должны быть уверены. – Почему? Господин Кессельбах не постоялец отеля, он проживает в своих частных апартаментах. Его обслуживаем не мы, а его слуга, и мы ничего не знаем о том, что у него происходит. – В самом деле… В самом деле… Гурель, похоже, был сильно озадачен. Он пришел с точными указаниями, с определенным заданием, в рамках которого мог действовать. За пределами этих рамок он не знал, что ему делать. – Если бы шеф был здесь… – прошептал он, – если бы шеф был здесь… Он показал свое удостоверение и назвал свою должность. Потом на всякий случай спросил: – Значит, вы не видели, как они возвращались? – Нет. – Но вы видели, как они выходили? – Тоже нет. – Откуда же вы в таком случае знаете, что они вышли? – От господина, который вчера после полудня приходил в четыреста пятнадцатый. – Господин с черными усами? – Да. Я встретил его около трех часов, когда он уходил. Он сказал мне: «Господа из четыреста пятнадцатого только что ушли. Господин Кессельбах будет ночевать сегодня в Версале, в отеле «Резервуары», куда вы можете пересылать его корреспонденцию. – Но кто был этот господин? От чьего имени он говорил? – Этого я не знаю. Гурель был обеспокоен. Все это казалось ему довольно странным. – У вас есть ключ? – Нет. Господин Кессельбах заказал специальные ключи. – Пойдемте посмотрим. Гурель снова отчаянно позвонил в дверь. Никакого ответа. Он собирался было уйти, но вдруг, поспешно наклонившись, приложил ухо к замочной скважине. – Прислушайтесь… Можно подумать… Ну конечно… Это вполне отчетливо… Жалобы… Стоны… Он изо всех сил ударил в дверь кулаком. – Но, сударь, вы не имеете права… – Я не имею права? Он стал бить в дверь еще сильнее, но без всякого результата. – Скорее, скорее зовите слесаря! Один из служащих помчался за слесарем. Гурель ходил взад и вперед, шумливый и нерешительный. Слуги с других этажей собрались в коридоре. Прибыли люди из администрации, из дирекции. Гурель, не выдержав, воскликнул: – Но почему нельзя войти через прилегающие комнаты? Они соединяются с апартаментом? – Да, но двери между ними всегда заперты с двух сторон. – В таком случае я звоню в Уголовную полицию, – заявил Гурель, для которого, по всей видимости, не существовало иного спасения, кроме как обратиться к своему шефу. – И в комиссариат, – заметил кто-то. – Да, если хотите, – ответил Гурель тоном человека, которого такая формальность мало интересует. Когда он, позвонив, вернулся, слесарь заканчивал подбирать ключи. Последний по счету ключ открыл замок. Гурель торопливо вошел. Он сразу же бросился к тому месту, откуда доносились жалобы, и наткнулся на два тела: секретаря Шапмана и слуги Эдварда. Одному из них, Шапману, силой терпения удалось слегка ослабить кляп, и он издавал глухие стоны. Другой, казалось, спал. Их освободили. Гурель забеспокоился: – А господин Кессельбах? Он прошел в гостиную. Господин Кессельбах сидел, привязанный к спинке кресла возле стола. Голова его упала на грудь. – Он в обмороке, – сказал Гурель, подойдя ближе. – Должно быть, усилия, которые он предпринимал, довели его до изнеможения. Он быстро разрезал стягивавшие плечи пленника веревки. Всей массой тело повалилось вперед. Гурель подхватил господина Кессельбаха и в ужасе отпрянул с криком: – Да он мертв! Пощупайте… руки совсем холодные, и посмотрите на глаза!