» Глава первая Похороны Деревянной Ноги Это была совершенно необыкновенная секунда. Так бывает со снами: быстрее быстрого мелькают те, которые кажутся нам потом самыми долгими. Даже много лет спустя Мегрэ мог бы точно указать место, где это происходило: кусок тротуара, на котором он стоял, тесаный камень, куда падала его тень. Он мог бы восстановить в памяти не только мельчайшие детали окружающего, но даже снова ощутить весенний запах, почувствовать дрожание воздуха, так напоминавшие ему детство. Впервые в том году он вышел из дома без пальто, впервые в десять утра оказался в деревне. Даже от его большой трубки пахло весной. Мегрэ тяжело ступал, засунув руки в карманы, и Фелиси, которая шла рядом, немного его обгоняя, приходилось делать два торопливых шага, пока он делал один. Они проходили вдоль фасада нового дома из розового кирпича. В витрине лавки лежали какие-то овощи, две или три головки сыра и кровяная колбаса на фаянсовом блюде. Фелиси прошла вперед, толкнула рукой застекленную дверь, и тут-то, видимо, все и произошло из-за звонка, который прозвенел совсем неожиданно. Звонок в лавке раздался необычный. За дверью висели легкие металлические трубки, и, когда ее открывали, трубки, сталкиваясь, ударялись одна о другую и слышался нежный музыкальный перезвон. Давным-давно, когда Мегрэ еще был мальчишкой, у него в деревне, в лавке колбасника, при входе раздавался точно такой же перезвон. Вот почему в ту секунду время для комиссара будто остановилось. Мегрэ словно перенесся в иную обстановку, будто не он совсем, этот толстый комиссар, которого Фелиси тащила за собой. И казалось, где-то неподалеку спрятался прежний Мегрэ-мальчишка, который глядел на них, с трудом удерживаясь, чтобы не прыснуть со смеха. Ну разве это серьезно? Что делал этакий важный, толстый господин в обстановке, столь непохожей на реальную, стоя за спиной Фелиси. Расследование? Он занимался делом об убийстве? Он искал виновного? И при этом пели птички, зеленела первая травка, вокруг стояли похожие на игрушечные кирпичные домики, повсюду раскрывались свежие цветочки, и даже лук-порей на витрине напоминал букетики. Да, он не раз потом вспоминал ту минуту, и не всегда с удовольствием. Долгие годы на набережной Орфевр у его коллег вошло в привычку весною, в такие вот погожие утренние часы, обращаться к нему всерьез, хотя и с некоторым оттенком иронии: — Послушайте, Мегрэ… — В чем дело? — А Фелиси-то здесь! И у него перед глазами тотчас возникала тоненькая фигурка в вычурной одежде, вздернутый носик, большие глаза, голубые, как незабудки; торчащая на макушке сногсшибательная красная шляпка, украшенная золотистым пером. — А Фелиси-то здесь! В ответ раздавалось ворчание. Коллеги прекрасно знали: Мегрэ ворчал, как медведь, всякий раз, когда произносилось имя Фелиси, которая доставила ему хлопот больше, чем все «отпетые», сосланные его стараниями на каторгу. Но в то майское утро Фелиси действительно находилась рядом. Она стояла на пороге лавки Мелани Шошуа, бакалейные товары. Фелиси ожидала, пока комиссар очнется от своих грез. Наконец он сделал шаг, точно возвращаясь в реальный мир, и вновь принялся за расследование дела об убийстве Жюля Лапи, по произвищу Деревянная Нога. Так же, как и с раннего утра, Фелиси ожидала его вопросов, резкая, агрессивная, ироничная. За прилавком симпатичная коротышка Мелани Шошуа, сложив руки на толстом животике, во все глаза смотрела на странную пару — комиссара уголовной полиции и служанку Деревянной Ноги. Слегка попыхивая трубкой, Мегрэ осмотрелся, увидел коричневые ящики с консервными банками, потом через стекло витрины стал разглядывать еще не застроенную до конца улицу и недавно посаженные деревья вдоль нее. Наконец, вынув из жилетного кармана часы, вздохнул: — Вы мне сказали, что вошли сюда в десять часов пятнадцать минут, не так ли? Каким образом вы можете уточнить время? Тонкие губы Фелиси растянулись в презрительной улыбке: — Посмотрите! И когда он подошел к ней, она указала на комнату за лавкой, служившую Мелани Шошуа кухней. В полумраке виднелось плетеное кресло с красной подушкой, на котором, свернувшись клубком, лежала кошка, а как раз над ней стоял будильник. Стрелки его показывали 10 часов 17 минут. А бакалейщица недоумевала, зачем эти люди явились к ней в лавку. — Что же вы купили? — Фунт масла… Дайте мне фунт масла, мадам Шошуа… Господин комиссар настаивает, чтобы я проделала все то же, что и позавчера… Затем малосольный сырок, не так ли?.. Постойте… Положите мне в сетку еще пакетик перца, банку помидоров и две котлеты… Все было необычным в мире, где в то утро жил Мегрэ, и ему пришлось сделать усилие, чтобы убедить себя: он не великан, попавший в городок, построенный из деталей игрушечного конструктора. В нескольких километрах от Парижа он повернул в сторону от берегов Сены, в Пуасси, поднялся на холм и среди настоящих полей и фруктовых садов вдруг обнаружил обособленный мирок, о котором объявлял указатель на обочине вновь проложенной дороги: «Земельные участки Жанневиль». Видимо, несколько лет назад здесь были такие же поля, луга и рощи, как и повсюду. Но вот пришел какой-то делец, жену или любовницу которого, конечно, звали Жанной, откуда и пошло название родившегося здесь мирка. Распланировали улицы, аллеи, обсаженные чахлыми деревцами, тонкие стволы которых укрыты от холода соломой. Потом кое-где возникли виллы, особнячки. Это не походило ни на город, ни на деревню — обособленный мирок со свободным пространством между постройками, пустырями, изгородями, с газовыми фонарями, до смешного бесполезными на улицах, где еще нет ничего, кроме названий, обозначенных на голубых табличках. «МОЯ МЕЧТА»… «ПОСЛЕДНЯЯ ГАВАНЬ»… — каждый домишко уже имел свое название, выведенное с завитушками, а внизу виднелся Пуасси, серебряная лента Сены, где скользили вполне реальные баржи. Подальше, на равнине, стояли фермы и высилась колокольня Оржеваля. А здесь правдоподобной только и была старая бакалейщица Мелани Шошуа, которую застройщики откопали в соседнем городке и предоставили ей хорошую новую лавку, чтобы новый мир не остался без коммерции. — А что еще, милочка? — Постойте!.. Что еще я брала в понедельник? — Шпильки… В лавке Мелани можно приобрести все, от зубных щеток и рисовой пудры до керосина и почтовых открыток. — Кажется, больше ничего, правда? Из лавки — Мегрэ это проверил — не видно ни домика Деревянной Ноги, ни улочки, которая огибала его сад. — А молоко! — вдруг вспомнила Фелиси. — Я чуть не забыла про молоко. И она с привычным уже высокомерным видом объяснила комиссару: — Вы меня настолько засыпали вопросами, что я забыла захватить с собой бидончик для молока… Во всяком случае, в понедельник я брала его с собой… Голубой в белый горошек… Вы увидите его в кухне возле газовой плитки… Не правда ли, мадам Шошуа? И всякий раз, сообщая новую подробность, она напускала на себя надменный вид, словно жена Цезаря, которая всегда вне подозрений. — Что я говорила вам в понедельник, мадам Шошуа? — Кажется, вы мне сказали, что у моего Зузу глисты. Ведь он все время заглатывает свою шерсть. Речь, видимо, шла о коте, дремавшем на красной подушке в кресле. — Погодите, милочка… Вы еще взяли, как всегда, «Киногазету» и роман за двадцать пять су… В конце прилавка лежали бульварные романы в пестрых обложках, но Фелиси на них не взглянула и пожала плечами. — Сколько я вам должна?.. Поторопитесь… Комиссар настаивает: все должно быть, как в понедельник, а я у вас тогда долго не задерживалась. Тут вмешался Мегрэ. — Скажите, мадам Шошуа… Поскольку мы говорим о том, что было в понедельник утром… Пока вы обслуживали мадемуазель, вы не слышали, не проезжала ли здесь машина? Бакалейщица задумалась, глядя сквозь витрину на залитую солнцем улицу. — Не могу сказать… Постойте!.. Тут их нечасто увидишь… Из лавки только слышно, как они мчатся по дороге… Какой это был день?.. Помню, за домом Себилей проехал маленький красный автомобиль, но в какой день — не знаю… На всякий случай Мегрэ пометил в своей записной книжке: «Красная машина… Себиль…». И он снова очутился на улице вместе с Фелиси, которая шла, подпрыгивая, набросив пальто на плечи, словно старинный плащ: рукава развевались у нее за спиной. — Пойдемте здесь… Домой я всегда возвращаюсь коротким путем. Узкая тропинка петляла между огородами. — По дороге вы никого не встретили? — спросил комиссар. — Подождите… Сейчас увидите… И он увидел. Фелиси оказалась права. Едва они вышли на новую улицу, навстречу им попался почтальон, поднимавшийся на велосипеде на холм. Он проехал мимо них и, обернувшись, крикнул: — Вам ничего нет, мадемуазель Фелиси! Она посмотрела на Мегрэ. — В понедельник он видел меня здесь в тот же час. Так бывает почти каждое утро.