Все произошло настолько быстро, что Мегрэ даже не сразу успевает заметить, как его спутник поднес руку к груди и, покачиваясь, остановился, пытаясь другой рукой за что-нибудь уцепиться. Комиссар машинально спрашивает: — Ранен? Полицейский бросается к стоянке такси, вскакивает в одну из машин и пускается вдогонку стрелявшему. Какой-то доброволец шофер тоже прыгает на подножку. Петийон падает, прижав руку к манишке, пытается крикнуть, но слышен только какой-то странный, слабый звук… На следующее утро газеты опубликовали небольшую, довольно банальную заметку: «Минувшей ночью музыкант из джаза по имени Жак П. был ранен пулей в грудь. Стрелял неизвестный, который скрылся, уехав в такси. Тут же была организована погоня, но настигнуть преступника не удалось. Предполагают, что это сведение счетов или драма на почве ревности. Пострадавший в тяжелом состоянии доставлен в больницу Божон. Полиция ведет расследование». Все это неверно. Полиция не всегда сообщает прессе точные сведения. Жак Петийон действительно находится в Божоне. И состояние его действительно тяжелое, настолько тяжелое, что даже нет гарантии на спасение. Левое легкое пробито пулей крупного калибра. Что же касается погони за убийцей, то тут дело обстоит иначе. Об этом с горечью рассказывает сам Мегрэ, отдавая рапорт в кабинете начальника уголовной полиции: — Это моя вина, шеф… Мне захотелось выпить кружку пива… Нужно было, чтобы и мальчишка немного пришел в себя перед тем, как отвести его на набережную Орфевр… У него уже нервы не выдерживали… Ему весь день не давали передышки… Видимо, тут я допустил ошибку. — Тот, кто этим воспользовался, честное слово, не новичок. — Когда я услышал выстрел, то сразу занялся мальчишкой… Я позволил полицейскому без меня пуститься вдогонку за преступником… Вы читали рапорт? Такси, за которым гнался полицейский, завело его на другой конец Парижа, на площадь Италии, и там внезапно остановилось. Никакого пассажира в такси не оказалось… Шофера тут же арестовали. Несмотря на его протесты… А меня, однако, здорово провели… Комиссар бросает гневный взгляд на протокол допроса шофера: — «На стоянке у площади Пигаль ко мне подошел какой-то незнакомец и предложил мне двести франков за то, что я помогу ему, как он выразился, подшутить над одним его приятелем. Он выстрелит из хлопушки — это были его слова, — а я по этому сигналу должен мчаться на полном газу по направлению к площади Италии…» Слишком наивно для ночного шофера! Впрочем, трудно доказать, что он солгал. И дальше: «Я плохо разглядел моего клиента. Он стоял в тени, со стороны земляной насыпи, опустив голову. Он широкоплечий, одет в темное, на голове серая фетровая шляпа». Право, такие приметы могут подойти ко многим! — Эту проделку, уверяю вас, я буду долго помнить, — ворчит Мегрэ. — Тот, кто ее придумал… Он проскальзывает между двумя такси или где-то рядом в темноте… Стреляет… В ту же минуту такси срывается с места, и все, конечно, считают, что убийца сидит в этой машине, пускаются вслед за ним, а он тем временем успевает удрать или даже затеряться в толпе… Допросили других шоферов, которые ожидали на стоянке. Никто ничего не видел… Только один из них, старый, которого я уже давно знаю, кажется, заметил, что какой-то силуэт огибал бассейн… Подумать только! Саксофонист был готов все рассказать, тут же, в «Пеликане», а Мегрэ не дал ему говорить. А теперь бог знает когда можно будет снова его допросить и можно ли будет вообще. — Что вы собираетесь делать? Существует классический метод. Дело происходило на Монмартре, в определенном периметре. Нужно допросить полсотни человек, людей, известных полиции, которые в ту ночь находились в этом секторе, всех тех, которые метались, как крабы в корзине, когда на улице Пигаль стало известно о присутствии комиссара Мегрэ. У некоторых из них рыльце в пуху. Если прижать их хорошенько, пригрозить, что поближе присмотрятся к их делишкам, то можно получить нужные сведения. — Я сейчас пошлю туда двух-трех человек, шеф… Что же касается меня… Что бы он ни делал, все равно его тянет в другое место. С самого начала. С тех пор, как он вступил в этот игрушечный мирок, который называется Жанневиль. Ему так не хотелось покидать «Мыс Горн» и эту взбалмошную Фелиси! Не было ли это предчувствием? События показали, что он не прав. Теперь ясно, что тайну убийства старого Лапи следовало искать в районе площади Пигаль. — Но я все же вернусь туда. Петийон успел сказать ему только одно: Фелиси не была его любовницей. Он просто обалдел, когда Мегрэ заговорил о ней, словно никогда даже не мог себе представить этого. Половина девятого. Мегрэ звонит жене: — Это ты?.. Нет, ничего особенного… Я не знаю, когда вернусь… Она к такому привыкла. Мегрэ сует себе в карманы рапорты. Среди них один из Руана с подробными сведениями обо всех женщинах, работающих в «Тиволи». Петийон не поднимался в номер ни с одной из них. Когда он вошел и занял место в уголке, две дамочки сразу уселись рядом с ним на красном плюшевом диванчике. — Здесь нет девушки, которую зовут Адель? — опросил он. — Ты опоздал, малыш… Адель давно отсюда уехала… Ты имеешь в виду маленькую брюнетку, у которой груди в форме груш, правда? Он ничего об этом не знал. Знал только, что ему нужна Адель, которая в прошлом году работала здесь. Но она уехала несколько месяцев назад. Неизвестно, где она теперь. Разве можно разыскивать всех Аделей во всех веселых домах Франции… Скоро один из инспекторов произведет тщательный обыск в комнате саксофониста на улице Лепик. Жанвье, которому так и не удалось как следует отдохнуть, проведет день в районе площади Пигаль. Что до Мегрэ, то он снова садится в поезд на вокзале Сен-Лазар, выходит в Пуасси и поднимается по дороге, ведущей в Жанневиль. После вчерашней грозы луга кажутся более зелеными, а голубой цвет неба еще нежнее. Вскоре показались розовые домики; через стекла витрины он поздоровался с Мелани Шошуа, которая посмотрела на него своими рыбьими глазами. Сейчас он увидит Фелиси. Почему эта мысль доставляет ему удовольствие? Почему он невольно ускоряет шаг? Он улыбается, подумав о том, в каком мрачном настроении застанет сейчас Люка, всю ночь проторчавшего у «Мыса Горн». Он видит его издали. Бригадир сидит у края дороги с потухшей трубкой во рту. Он, конечно, проголодался. Ему, наверное, хочется спать. — Ну что, бедняга Люка? — Ничего, шеф… Мечтаю о чашке кофе и о постели… Прежде о кофе… Его глаза подпухли, пальто измято, ботинки и брюки внизу измазаны глиной… — Отправляйся в «Золотой перстень»… Кстати, есть новости… — Какие? — В музыканта всадили пулю… Можно заподозрить комиссара в равнодушии, но Люка не обманешь, и он вскоре удаляется, качая головой… Ну что ж, войдем! Мегрэ с удовлетворением смотрит вокруг, как человек, снова попавший в знакомую обстановку, потом направляется к дверям виллы. А впрочем, нет… Лучше обойти дом, войти через сад… Он толкает калитку… Дверь в кухню открыта… Что такое? Он вдруг остолбенел от удивления и едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Услышав его шаги, Фелиси вышла на порог и держится прямо, повернувшись к нему, глядя на него строго. Но, боже мой, что с ней? Кто ее так разукрасил? От слез глаза ее не могли так распухнуть, а щеки покрыться красными пятнами. Он подходит к ней ближе, она произносит еще более злобно, чем обычно: — Ну что, довольны? — Что случилось? Вы упали на лестнице? — Стоило день и ночь держать у дверей полицейского! Наверное, он хорошо выспался, ваш сторожевой пес! — Послушайте, Фелиси! Говорите яснее! Я никогда не поверю… — Что приходил убийца и напал на меня? Да! Вы это хотите узнать? Мегрэ собирался рассказать ей о Петийоне, о происшедшей ночью драме, но сначала следовало поподробнее узнать, что произошло в «Мысе Горн». — Пойдемте сядем… Здесь в саду, да… Будьте умницей!.. Успокойтесь! Не смотрите на меня такими свирепыми глазами и расскажите толком, что произошло… Вчера вечером, когда я уезжал, вы были очень возбуждены… Что вы делали потом? Она презрительно роняет: — Ничего… — Ну, вероятно, вы сначала поели… Потом заперли все двери и поднялись к себе в спальню… Не так ли? Вы уверены, что заперли все двери? — Перед тем как лечь спать, я всегда запираю все двери… — Итак, вы легли… Который был час? — Я подождала внизу, пока пройдет гроза. Это правда, с его, стороны было жестоко оставлять ее одну… Ведь она так боится грома и молнии! — Вы что-нибудь пили? — Кофе… — Ясно! Чтобы поскорее заснуть… А потом? — Потом читала.