Боже мой, как это трудно! Мегрэ предпочел бы иметь дело с самым продувным мошенником, с отъявленным рецидивистом. Невозможно угадать, в какой момент она играет комедию, а когда искренна! Да и бывает ли она когда-нибудь искренней? Он чувствует, что она за ним наблюдает, она не перестает за ним наблюдать с удивительной проницательностью. — Речь идет не об этом… Я хочу вам помочь… Человек, который воспользовался вашим отсутствием, когда вы ходили в лавку, чтобы убить вашего хозяина… простите, чтобы убить Жюля Лапи, был достаточно осведомлен о распорядке дня в вашем доме… Он устало садится на диван и бормочет: — Я вас слушаю… Впрочем, почему бы это Жюлю Лапи вдруг вздумалось вести в свою спальню незнакомого человека?.. Ведь убит он в своей спальне… А ему вовсе незачем подниматься к себе в это время… Ведь он работал в саду… К тому же он, обычно скуповатый, вдруг предложил гостю выпить. Из-за раскатов грома Мегрэ временами приходится почти кричать, а когда раздается еще более оглушительный удар, Фелиси инстинктивно тянется к нему и хватает его за руку: — Я боюсь… Она дрожит. Она по-настоящему дрожит. — Не бойтесь!.. Ведь я с вами… Ничего глупее не придумаешь, чем сказать: он здесь. Мегрэ это прекрасно понимает. А она тут же воспользовалась его замешательством, принимает еще более скорбную мину и произносит со стоном: — Вы доставляете мне столько огорчений… И вы на этом не успокоитесь… Я так несчастна… Боже мой, как я несчастна, а вы… вы… Она уставилась на него широко раскрытыми, умоляющими глазами: — Вы нападаете на меня, потому что я слабая, потому что меня некому защитить… Всю ночь и весь день у меня торчит какой-то парень, и этой ночью он тоже здесь будет… — Как зовут человека, которому вы залепили пощечину в воскресенье на танцульке? Она на минуту растерялась, но тут же ухмыляется: — Вот видите? — Что? — Ведь вы меня преследуете… Вы ополчились против меня, словно вы… словно вы меня за что-то ненавидите… Я вам ничего не сделала! Как раз подходящий момент: надо подняться, покончить с этим, поговорить серьезно. Мегрэ так и собирался сделать. Ни за что на свете он не хотел бы, чтобы его сейчас кто-нибудь увидел с площадки. Слишком поздно! Он пропустил момент, а Фелиси вдруг становится напористой, пользуется новым ударом грома, чтобы уцепиться за него, она теперь совсем близко, он чувствует на своей щеке ее горячее дыхание, видит ее лицо рядом со своим. — Может быть, потому, что я женщина? Может быть, вы такой же, как Форрентен? — А чего от вас хочет Форрентен? — Понятно, чего хочет… Он пристает ко мне… Он преследует меня… Он мне заявил, что рано или поздно я все равно буду… Может быть, это и правда. Мегрэ вспоминает лицо управляющего, его несколько двусмысленную улыбку, его толстые чувственные губы. — Если и вы этого хотите, скажите! Я предпочитаю лучше… — Нет, дитя мое, нет… На этот раз он встает и отстраняет ее. — Давайте спустимся вниз! Нам нечего делать в этой комнате… — Это вы сюда явились… — Но совсем не для того, чтобы здесь оставаться, тем более не для того, чтобы внушить вам такие мысли… Спускайтесь, прошу вас. — Дайте мне привести себя в порядок. Она неумело пудрится перед зеркалом. Дергает носом. — Вот увидите, вы окажетесь причиной несчастья… — Какого несчастья? — Не знаю… Во всяком случае, если меня найдут мертвой… — Да вы с ума сошли! Идемте! Он пропускает ее вперед. От грозы вокруг стало темно. Ей приходится зажечь в кухне лампу. На плитке кипит кофе. — Я думаю, мне лучше уехать, — произносит Фелиси, погасив газ. — Куда уехать? — Куда-нибудь… Я сама не знаю… Да, я уеду, и меня никогда не найдут… Зря я сюда вернулась… — Никуда вы не уедете! Она бормочет сквозь зубы так тихо, что он даже не уверен, правильно ли расслышал. — А вот посмотрите! И тут Мегрэ на всякий случай бросает: — Если вы хотите поехать к юному Петийону, то могу вам сообщить, что он сейчас находится в пивной, где полно женщин, в Руане. — Это не… И тут же продолжает: — А мне-то какое дело? — Это он и есть? — Кто он? Что вы имеете в виду? — Он ваш любовник? Она презрительно смеется: — Мальчишка, которому нет еще двадцати лет! — В любом случае, бедняжка Фелиси, если вы его хотите спасти… — Никого я не хочу спасать… Впрочем, больше ничего я вам говорить не буду… Вы не имеете права целый день торчать возле меня и досаждать мне… Я буду жаловаться. — Жалуйтесь! — Вы считаете себя очень ловким, не так ли?.. И сила на вашей стороне… И вы нападаете на бедную девушку, потому что вы прекрасно знаете, что она не может защититься… Он напяливает на голову шляпу и, несмотря на дождь, переступает порог дома, чтобы вернуться в «Золотой перстень». Уходит, даже не простившись. С него хватит! Он допустил ошибку. Теперь нужно все начинать сначала, вести расследование с другого конца. Если он вымокнет, так ему и надо! Но не успевает он шагнуть, как Фелиси бежит за ним. — Не уходите! — Почему? — Вы сами знаете… Не уходите!.. Я боюсь грозы. И это правда. Тут она не лжет. Она вся дрожит, умоляет его остаться. Она благодарна ему, что он вернулся, вошел в кухню, уселся хоть и с ворчливым видом, но все же уселся. И в благодарность она тут же спрашивает: — Хотите чашечку кофе? А может быть, хотите выпить рюмочку? Она пытается улыбнуться и повторяет, подавая ему чашку: — Почему вы со мной так жестоки? Ведь я вам ничего плохого не сделала. Глава четвертая