– Понятно, но не могли бы вы все же позвать ее? У меня к ней очень короткий вопрос. Думаю, она не будет возражать. – Как для ней сказать, кто ее спрашивает? – поинтересовалась экономка. Я сообщила свое имя. – Подождите секунду, – сказала она и положила трубку рядом с аппаратом. Мысленно я поправила свою собеседницу: "Не “для ней”, дорогуша, а “ей”". Шарлотта ответила явно нетрезвым голосом. – Твой звонок абсолютно некстати, – злобно прошипела она. – Прошу прощения, – сказала я, – но, мне нужно уточнить небольшую деталь. – Я уже выложила тебе все, что мне известно, и прошу не звонить сюда, когда судья дома. – Ладно-ладно. Только один вопрос, – выпалила я скороговоркой, боясь, что она прервет разговор. – Вы, случайно, не можете припомнить имя матери Шарон Нэпьер? На том конце провода повисла тишина. Я почти реально представила удивленный и ошарашенный вид Шарлотты. – Элизабет, – наконец отрывисто буркнула она и швырнула трубку. Итак, еще один фрагмент мозаики встал на свое место. Письмо было адресовано вовсе не Либби Гласс! Лоренс Файф написал его Элизабет Нэпьер и значительно раньше. В этом я могла теперь побиться об заклад. Вопрос состоял лишь в том, как письмо оказалось у Либби и кому это было выгодно. Снова вытащив карточки, я принялась работать со списком подозреваемых. Подумав, вычеркнула имена Раймонда и Грейс Гласс. Я не верила, что кто-то из супругов был способен убить собственную дочь, и если моя догадка насчет письма справедлива, то весьма вероятно, что между Либби и Лоренсом не было никакого романа. А это означает, что причина их смерти кроется в чем-то другом. Но в чем именно? Предположим на минуту, сказала я себе, что Лоренс Файф и Лайл были замешаны в какой-то темной истории. Тогда не исключено, что Либби могла что-то случайно обнаружить, а Лайл, чтобы спастись, прикончил ее и Лоренса. Может быть, до Шарон тоже дошли некоторые сведения, поэтому он убил и ее. Хотя такая версия выглядела притянутой за уши, но за прошедшие с тех пор восемь долгих лет большинство реальных доказательств были просто утеряны или уничтожены. В результате на сегодняшний день многие связи угадывались с огромным трудом. Я дописала несколько карточек и еще раз проверила список. Наткнувшись на имя Чарли Скорсони, я ощутила то же напряжение, что и раньше. Две недели назад, еще до первой встречи с ним, я уже обдумывала вероятность его участия в этом деле, и тогда он показался мне вне подозрений, но первое впечатление бывает обманчиво. Поэтому для начала я решила тщательно проверить, где он находился в ночь убийства Шарон Нэпьер. Конечно, мне было известно, что он ездил в Денвер, потому что сама ему туда звонила, но вот куда он направился оттуда, сказать наверняка я не могла. Орлетт говорила, что он звонил в мотель из Тусона, а затем из Санта-Терезы, но она передавала лишь его слова. А что касается убийства Лоренса Файфа, тут тоже все было не так уж ясно. Прежде всего мотив убийства и алиби странным образом перекрывались. Обычно под алиби подразумевается пребывание обвиняемого в момент совершения преступления в другом месте как доказательство его невиновности. Но в данном случае местонахождение подозреваемых во время убийства не играло никакой роли. В случае отравления главное значение для того, кому действительно была выгодна эта смерть, имели следующие обстоятельства: доступ к яду, доступ к жертве и цель убийства. Вот поэтому и приходилось так тщательно все проверять. Первым моим побуждением было просто вычеркнуть Чарли из списка, но еще оставались кое-какие вопросы к себе самой. В самом ли деле я так уж уверена, что он невиновен, или мне просто хочется избавиться от лишнего напряжения? Безуспешно пытаясь продвинуться дальше, я все время возвращалась к той же самой точке. Выдающимся умом я никогда не отличалась. Да и не всегда, по правде говоря, была честна сама с собой. Внезапно я разозлилась на себя, что не могу навести порядок в собственной башке. От этого топтания на месте у меня даже кости заныли. Разыскав его домашний номер в телефонном справочнике и немного помедлив, я отбросила нерешительность и позвонила. Сделать это было просто необходимо. На том конце провода раздалось четыре гудка. Мне подумалось, что он опять отправился в дом Пауерса на побережье, но у меня не было под рукой этого номера. Я уже совсем было смирилась, что Чарли нет дома, но на пятом звонке он неожиданно взял трубку, и я почувствовала легкий холодок в животе. Отступать было некуда. – Привет, говорит Кинси, – начала я. – Привет-привет, – ответил он добродушно. В голосе ощущалось явное удовольствие, и я легко могла представить выражение его лица. – Боже, я как раз надеялся, что ты позвонишь. Ты свободна? – В общем-то нет. Вот что, Чарли. Мне кажется, нам не стоит какое-то время встречаться. Пока я не покончу с этим делом. После напряженной паузы он наконец произнес: – Ладно. – Послушай, это никак не касается наших личных отношений, – попыталась объяснить я. – Просто так будет благоразумнее. – А я и не спорю, – сказал он. – Делай как знаешь. Только очень скверно, что ты не вспомнила о "благоразумии" пораньше. – Чарли, дело совсем не в этом, – отчаянно продолжала убеждать его я. – Все может прекрасно разрешиться, и, возможно, это мелочь, но она беспокоит меня, и довольно здорово. А мне это мешает. Это всегда было одним из моих основных принципов в работе. И я не могу больше встречаться с тобой, пока не завершу расследование. – Все понятно, крошка, – проговорил он. – Если тебя это не устраивает, тут ничего не поделаешь. Позвони, как только передумаешь. – Погоди, – остановила я. – Не разговаривай так со мной, черт побери. Я тебя вовсе не отталкиваю. – Да, в самом деле, – заметил он скептическим тоном. – Мне просто надо, чтобы ты знал. – Ну что ж, теперь-то я все знаю. Благодарю за откровенность, – произнес он. – Я свяжусь с тобой, как только смогу. – Всего хорошего, – попрощался он, и у меня в ухе раздался сухой щелчок. Я продолжала сидеть, положив руку на телефон. Меня одолевали сомнения, желание позвонить ему и поправить все, пока не поздно. Одновременно я пыталась найти оправдание своему поступку и избавиться от душевного дискомфорта, который сейчас испытывала. Уж лучше бы он накричал на меня, предоставив мне шанс возразить и доказать свою правоту. Ведь вопрос стоял о моей профессиональной чести. Не так ли? Судя по его голосу, он был явно оскорблен, особенно после всего, что было между нами. Возможно, он был в какой-то степени и прав, считая, что я его отталкиваю. Но я отодвигала его на задний план, просто чтобы освободить поле зрения и лучше оценить ситуацию. Учитывая специфику моей профессии, такое поведение вполне простительно. В ходе расследований я встречаюсь с большим количеством людей, и если доверяться только своим чувствам, то можно далеко зайти. Частный сыск – суть всей моей жизни. С мыслям и о работе я встаю каждое утро и ложусь вечером в кровать. Большую часть времени я одинока, ну и что из того? Я не ощущаю в себе недовольства или тоски по этому поводу. До тех пор, пока не разберусь, как обстоит дело, мне необходима свобода мысли и действий. Он, похоже, этого не понимает, ну и черт с ним. Подождем, когда я разберусь с этим проклятым убийством, а уж тогда вернемся к нашим личным делам – если, конечно, уже не будет слишком поздно. Даже если он прав и я пытаюсь лишь успокоить свою совесть, а на самом деле за этим разрывом скрывается нечто другое – ну и что из того? Между нами не было никаких соглашений или обязательств. И я ему ничем не обязана. Трудно сказать, что такое на самом деле любовь, я в нее не особенно верю. "Тогда какого черта ты так оправдываешься?" – тихо спросил меня внутренний голос. Но я его проигнорировала. Настало время активных действий. Других вариантов уже не оставалось. Я пододвинула телефон и позвонила Гвен. – Алло? – Гвен, это Кинси, – сказала я, стараясь придерживаться нейтрального тона. – Кое-что выяснилось, и нам надо поговорить. – О чем это? – поинтересовалась она. – Скажу при личной встрече. Вы еще помните, где находится бар-ресторан "У Розы", здесь, внизу, около пляжа? – Да. Думаю, что найду, – ответила она неуверенно. – Вы сможете прибыть туда через полчаса? Это очень важно. – Разумеется, буду. Только надену туфли. Постараюсь добраться побыстрее. – Благодарю, – попрощалась я и взглянула на часы – было без четверти восемь. На этот раз мы встречаемся на моей территории. * * * У Розы было довольно пусто, огни в зале притушены, и после прошлой ночи не выветрился густой табачный запах. Когда еще ребенком я ходила в кино, такой же запах запомнился мне по женскому туалету. На Розе был свободный балахон в гавайском стиле, расписанный одноногими фламинго. Она сидела в конце стойки бара и читала газету в мерцающем свете экрана небольшого телевизора с выключенным звуком. Когда я вошла, она окинула меня взглядом и отложила газету. – Для обеда уже поздно. Кухня закончила работу. Я сама там проторчала весь вечер, – объявила она мне через весь зал. – Если хочешь поесть, то лучше это сделать дома. Попроси Генри Питца, он приготовит для тебя что-нибудь вкусненькое. – Мне надо здесь кое с кем встретиться, поболтать и немного выпить, – объяснила я ей. – Ну и толпа же была у тебя вчера! Она суетливо окинула взглядом ресторан, словно боялась, что забыла про какого-нибудь случайно оставшегося клиента. Я прошла к бару. Похоже, Роза совсем недавно покрасила волосы в рыжий цвет, потому что кожа между волосами еще сохранила следы краски. Брови она всегда подводила темно-коричневым косметическим карандашом. Причем всякий раз казалось, что эти кокетливые дуги все больше сближаются, так что вскоре окончательно сольются и ей останется лишь провести одну волнистую линию. – Ты все еще спишь с мужчинами? – полюбопытствовала она. – Шесть-восемь раз в неделю, – доложила я. – У тебя не осталось холодного "Шабли"? – Остался только дешевый сорт. Налей себе сама. Я обошла вокруг стойки, взяла стакан и вытащила из холодильника большую четырехлитровую бутыль с вином. Плеснув себе почти до краев, добавила немного льда. Усевшись на любимый табурет у стойки, я мысленно стала готовиться к встрече, как актер перед выходом на сцену. Наступило время отбросить излишнюю вежливость. Через сорок минут в зал вошла Гвен, выглядевшая уверенной в себе и раскованной. Хотя она поздоровалась со мной достаточно приветливо, но я все-таки ощутила легкое напряжение в ее голосе, словно она уже предчувствовала, о чем я собираюсь с ней говорить. Роза подошла своей шаркающей походкой и оценивающе оглядела Гвен. Судя по всему, та смотрелась, на ее взгляд, весьма прилично, и потому Роза удостоила ее предложением: – Не желаете чего-нибудь выпить? – Виски со льдом, пожалуйста. И если можно, стакан воды. Роза пожала плечами – ей было наплевать, какую гадость люди пьют. – Выписать счет? – спросила она меня. Я помотала головой: – Нет, немного позже. Между тем Гвен приблизилась к бару. Взгляды, которыми мы с ней обменялись, однозначно говорили, что мы обе помним ее замечание относительно увлечения виски в те давние дни, когда она была еще замужем за Лоренсом Файфом и считалась образцовой супругой. Мне было любопытно, что же произошло теперь. – Время от времени у меня случаются трудные дни, – объяснила она, прочитав мои мысли. – Что ж, бывает, – согласилась я. – Так что произошло? – спросила она, бросив на меня быстрый взгляд. Вопрос с ее стороны был довольно смелым. Мне казалось, что на самом деле она не очень-то хотела знать ответ, но Гвен, как всегда, пыталась сразу направить нашу беседу в нужное русло. Должно быть, с такой же решительностью она всегда отдирала липкую ленту от упаковки, чтобы быстрее добраться до содержимого. – Я говорила с Колином, – начала я. – И он вспомнил вас.