В пять минут двенадцатого я уже зарегистрировалась в "Асиенде" и прямиком отправилась в свою любимую комнату номер два, сразу завалившись там на кровать. Принимала меня в этот раз матушка самой Орлетт, которая была в два раза толще дочки. Встав утром, я приняла душ, накинула ту же одежду, что и вчера, и быстро смоталась к своей машине, чтобы ликвидировать беспорядок, который оставила с вечера на заднем сиденье. Потом вернулась в номер, почистила зубы – о, какое это божественное наслаждение – и провела расческой по волосам. В закусочной на углу улиц Уилшир и Банди я взяла себе яйца всмятку, сосиски, тосты с плавленым сыром, кофе и свежий апельсиновый сок. Все-таки тот, кто придумал завтрак, просто молодчина. Уже входя в "Асиенду", я заметила Орлетт, машущую мне из-за стоики своей массивной ручонкой. Щеки у нее, как всегда, горели, короткие светлые волосы немного растрепались, а глазки, придавленные пухлыми щеками" смотрели сквозь узкие щелочки. Мне стало любопытно, когда она последний раз видела свою скрытую двойным подбородком шею. Но все равно она была мне симпатична, хотя временами и докучала. – Тебя просит к телефону какая-то дама, и, судя по голосу, она чем-то очень расстроена. Я сказала ей, что тебя нет, но обещала поискать. Слава Богу, что ты вернулась! – выпалила она одним духом, почти задыхаясь. Я не видела Орлетт в таком состоянии с тех самых пор, как ей удалось приобрести вожделенные колготки самого большого размера. Она вошла в кабинет вслед за мной, тяжело дыша и грузно ступая на каблуках. Телефонная трубка лежала на столе. – Алло? – Кинси, это Никки. Я машинально поразилась, почему в ее голосе чувствовался очевидный страх. – Мне не удалось дозвониться тебе вчера вечером, – сказала я. – Что случилось? С тобой все в порядке? – Гвен мертва. – Мы ведь только вчера вечером с ней встречались, – пробормотала я растерянно. Самоубийство? Выходит, она покончила жизнь самоубийством. Что за проклятие висит надо мной, подумала я. – Это случилось сегодня утром. Ее сбила машина. Только что об этом передали в новостях. Она бегала трусцой по бульвару вдоль пляжа, а какой-то неизвестный наехал на нее и смылся. – Просто не могу поверить! Ты уверена? – Абсолютно. Я сразу позвонила тебе, но диспетчер сообщила, что тебя нет в городе. Что ты делаешь в Лос-Анджелесе? – Мне надо тут кое-что уточнить, но уже сегодня вечером возвращаюсь, – ответила я, торопливо соображая. – Послушай, не могла бы ты узнать некоторые подробности гибели Гвен? – Попробую. – Вот что, позвони лейтенанту Долану в отдел расследования убийств и скажи ему, что я просила тебя с ним связаться. – Отдел убийств, – растерянно повторила она. – Никки, это полицейский. Ему нетрудно узнать, как было дело. Возможно, это совсем не случайное происшествие, поэтому внимательно выслушай, что он тебе скажет, а я свяжусь с тобой, как только вернусь назад. – Ладно, договорились, – согласилась она с легким сомнением в голосе. – Постараюсь все выполнить. – Благодарю, – сказала я и положила трубку. – Что, кто-то умер? – спросила Орлетт. – Ты знала этого человека? Я посмотрела сквозь нее невидящим взором. Почему именно Гвен? Что же случилось? Орлетт сопровождала меня до самой комнаты, замучив непрерывными вопросами: – Могу я чем-нибудь помочь? Тебе ничего не нужно? У тебя, Кинси, очень нездоровый вид. Ты бледна, как привидение. Прикрыв за собой дверь, я вспомнила вчерашнее мертвенно-бледное лицо Гвен, одиноко застывшей посреди улицы. Действительно ли это был несчастный случай? Простое совпадение? События принимали весьма стремительный оборот. Похоже, кто-то начал паниковать по причинам, которые мне были еще не вполне ясны. Вдруг у меня в голове вспыхнуло дерзкое предположение, но тут же снова погасло. Я замерла, словно прокручивая в голове кадры старого фильма. Может быть, и так. Вполне возможно. Постепенно многое прояснялось. И становилось на свои места. Я собрала вещи и свалила на заднее сиденье машины. Уезжала, даже не расплатившись. Ну ничего, вышлю Орлетт эти проклятые двенадцать баксов почтой. * * * Путь в Вэлли я проделала, управляя автомобилем, как автомат, не обращая внимания на саму дорогу и движущийся мимо меня транспорт, даже не осознавая, солнце сейчас или густой туман. Добравшись до того самого дома в Шерман-Оуксе, где Лайл укладывал свои кирпичи, я сразу заметила его заляпанный пикап, оставленный на улице. Мне больше не хотелось терять время попусту и играть в кошки-мышки. Я заперла машину и обогнула реставрируемый дом сбоку, направляясь к его задней стороне. Лайл возился у кирпичной кладки размером примерно два на четыре фута. Он был без рубахи, в потертых джинсах и рабочих башмаках, а в углу рта дымилась неизменная сигарета. – Лайл. Он обернулся. Достав пистолет, я направила дуло ему в грудь. Держала я пистолет двумя руками, расставив ноги, чтобы показать, что не шучу. Он мгновенно застыл на месте, не вымолвив ни слова. Я почувствовала легкий озноб, да и голос у меня подсел, зато пистолет в руках сидел как влитой. – Мне надо задать тебе несколько вопросов, и ответы нужны прямо сейчас, – предупредила я. Проследив за его быстрым взглядом, я заметила лежащий на земле справа от него молоток. Но пока он не дергался. – Отойди-ка назад! – приказала я, а сама слегка передвинулась, оказавшись между ним и молотком. Он сделал, как я велела, подняв руки и наблюдая за мной бледно-голубыми глазами. – Мне не хотелось бы стрелять, Лайл, но, если понадобится, я это сделаю. Как ни странно, я не заметила в его взгляде ни затаенной злобы, ни высокомерия. Он уставился на меня, выказывая явные признаки уважения впервые с тех пор, как мы с ним познакомились. – Что ж, смотришься ты просто замечательно, – заметил он. – Оставь этот дурацкий тон, – отрезала я. – Я сегодня не в духе. А теперь сядь на траву. Вон там. И не шевелись, пока не разрешу. Ни на секунду не отводя от меня глаз, он послушно подвинулся к маленькому клочку травы и присел на землю. Было так тихо, что я даже расслышала чириканье каких-то пташек, но, судя по всему, мы с ним были здесь одни, и это меня вполне устраивало. Продолжая держать пистолет нацеленным ему в грудь, я старалась унять легкую дрожь в руках. От яркого солнца он прищурился. – Итак, давай вернемся к Либби Гласс, – сказала я. – Я ее не убивал, – процедил он сквозь зубы. – Речь теперь не об этом. Мне надо знать, как было дело. Ты должен рассказать то, что пока скрываешь. Когда ты видел ее последний раз? Он сидел, стиснув зубы. – Отвечай! – прикрикнула я. У него не было той выдержки, что у Гвен, и, конечно же, ее ума и изворотливости. А вид направленного в упор дула, похоже, повлиял на его сговорчивость. – В субботу, – наконец пробурчал он. – В тот самый день, когда она умерла, так? – Да, точно, однако я тут ни при чем. Я пришел навестить ее, она была очень расстроена, и мы сильно поругались. – Ладно-ладно. Обойдемся без комментариев. Так что еще? – спросила я. Он молчал. – Лайл! – предупредила я его, повысив голос. Вдруг его лицо сморщилось, словно смятая тряпка, и он разрыдался, по-детски прикрыв лицо ладонями. Так он просидел довольно долго. Если и в данном случае я допустила ошибку, то, значит, ошибалась во всем. Нельзя было позволить ему соскочить с крючка. – Просто расскажи, – продолжила я максимально спокойным тоном. – Мне важно это знать. Сначала показалось, что он закашлялся, но потом я поняла, что это рыдания. Должно быть, в девятилетнем возрасте Лайл выглядел довольно жалким и болезненным пацаном. – Я дал ей успокоительное, – проговорил он с болью в голосе. – Она попросила меня, я разыскал пузырек в ее аптечке и дал ей. Господи, я даже налил стакан воды. Я так ее любил!.. Первый приступ закончился, и он тыльной стороной ладони смахнул капли слез с лица, оставив на нем грязные полоски. Потом, обхватив себя за плечи руками, отрешенно, как маятник, стал раскачиваться взад и вперед, по его скуластым щекам опять побежали слезы. – Продолжай, – сказала я. – Потом я ушел, но что-то меня все равно беспокоило, и чуть позже я вернулся. Именно тогда я и обнаружил ее мертвой на полу в ванной. Я испугался, что могут обнаружить мои отпечатки пальцев и решат, что это дело моих рук, поэтому все вокруг тщательно протер. – А когда уходил, забрал и пузырек с успокоительным? Он кивнул и прижал пальцами опущенные веки, словно хотел остановить слезы. – Когда я пришел домой, то спустил лекарство в унитаз, потом сполоснул пузырек и выкинул. – А почему ты решил, что причиной смерти было именно лекарство? – спросила я.