– Тогда позвольте проводить вас до дома? – Вы это серьезно? – Вполне, – ответил он. – Ведь, по-моему, я чертовски привлекателен, и вы, надеюсь, не занесете меня в свой список "потенциально виновных лиц". – Это совсем не исключено, я всех подозреваю. * * * Когда я приняла душ и высунула голову в приоткрытую дверь ванной комнаты, Скорсони просматривал книги, сложенные у меня на столе. – Вы еще не успели проверить ящики письменного стола? – поинтересовалась я. Он добродушно усмехнулся: – Они ведь заперты. Улыбнувшись в ответ, я снова прикрыла дверь и стала одеваться. Про себя же отметила, что испытала непонятную радость от встречи с ним, а это было довольно странно. Ведь что касается мужиков, то тут меня совсем непросто сбить с панталыку. И вообще до сих пор мне не приходило в голову считать сорокавосьмилетнего мужчину привлекательным, но именно это сейчас со мной и случилось. Вызывали симпатию его крепкая, рослая фигура, густые курчавые волосы и ярко-голубые глаза, буквально светившиеся за стеклами очков в легкой металлической оправе. Да и ямочка на подбородке уже больше меня не раздражала. Выйдя из ванной, я направилась босиком на миникухоньку. – Как насчет пива? – предложила я своему гостю, который сидел на диване и листал книгу об автомобильных ворах. – Это слишком уж буднично, – откликнулся он. – Если позволите, я куплю чего-нибудь получше. – До шести не пью крепких напитков, – ответила я. – Ну что ж, тогда можно и пиво. Я протянула ему откупоренную бутылку, а сама устроилась на другом конце дивана, подобрав под себя босые ноги. – Вижу, сегодня вы покинули свою контору раньше урочного времени. Что ж, польщена, – обратилась я к нему. – Увы, мне еще предстоит вечером туда вернуться. Собираюсь на несколько дней покинуть город по делам; нужно еще собрать портфель и дать кое-какие распоряжения секретарше. – Какого же черта вы тратите здесь свое драгоценное время? Скорсони одарил меня насмешливой улыбкой, в которой чувствовалось плохо скрытое раздражение, и проговорил: – О Господи, как же вы мнительны! А почему бы мне и не захотеть встретиться с вами? Если Никки действительно не убивала Лоренса, я так же, как и другие, заинтересован в том, чтобы нашли настоящего убийцу, вот и все. – Но ведь вы ни секунды не верите в ее невиновность, – возразила я. – Зато вижу, что вы в этом абсолютно уверены, – сказал он. Внимательно взглянув на него, я заметила: – В любом случае своей информацией я с вами поделиться не могу. И надеюсь, вы понимаете. Рада слышать, что вас это задело за живое, и с удовольствием приму помощь, но в данном случае наше сотрудничество не может стать улицей с двусторонним движением. – Вы что, собираетесь читать профессиональному адвокату лекцию по вопросам прав и обязанностей клиентов? Боже праведный, уважаемая мисс Милхоун, пощадите меня. – Ладно уж, примите извинения, – сказала я, окинув взглядом его мощные руки и снова посмотрев ему в глаза. – Просто не люблю, когда мне пудрят мозги. После этих слов он расслабился и улыбнулся уже намного добродушнее. – Но помнится, вы говорили, что пока у вас маловато информации об этом деле, – заметил он. – Что именно вы собираетесь здесь раскопать? Ведь вы дотошная ищейка. Усмехнувшись, я ответила: – Послушайте, сейчас и правда довольно трудно сказать, каковы шансы на успех. Да, я еще плохо представляю общую картину, и это меня беспокоит. – Угу, понятно, ведь вы занимаетесь расследованием уже целых два дня, не так ли? – Да, около того. – В таком случае имеете право сделать небольшой перерыв. – Он отпил глоток пива, с легким стуком поставил бутылку на журнальный столик и произнес: – Должен признаться, я был вчера с вами неискренен. – О чем вы? – О Либби Гласс. Я действительно не знал, кто она такая, хотя подозревал, что у Лоренса что-то с ней было. И мне в тот момент просто показалось, что это не очень касается предмета вашего расследования. – Не понимаю, с чего вы так решили, – удивилась я. – А вот теперь хочу кое-что рассказать. Может быть, это вам пригодится – кто знает? Мне кажется, с тех пор как он умер, я все время пытаюсь представить его лучше, чем он был на самом деле. Лоренс заводил немало любовных интрижек. Но вкус всегда безошибочно приводил его к состоятельным подругам. Обычно это бывали дамы уже немолодые. Как говорится, если хочешь выглядеть элегантно сам, то подыщи себе аристократку. – А что собой представляла эта Либби Гласс? – Толком я так и не знаю. Доводилось встречаться с ней пару раз по делам, когда она оформляла наши налоговые платежи. Выглядела девочка довольно привлекательно. Молодая, лет двадцати пяти – двадцати шести. – Он никогда не рассказывал вам, что у него была с ней связь? – Чего нет, того нет. Вообще не припомню, чтобы он когда-нибудь трепался по поводу своих похождений. – Настоящий джентльмен, – похвалила я. Скорсони пристально взглянул на меня. – Я вполне серьезно, – поспешила я исправить свою оплошность. – Насколько мне известно, в вопросах своих отношений с женщинами он всегда держал рот на замке. Только это и имелось в виду. – Ну да, на замке. Но каждый свой роман он принимал очень близко к сердцу. Кстати, это помогало ему и в его адвокатской деятельности. Кроме того, Лоренс не оставлял никаких писем, никаких телеграмм. Последние полгода перед смертью он был одинок и избегал новых приключений. Одно время я даже думал, что бедняга заболел, но это было, если хотите, не физическое расстройство, а что-то психическое. Надеюсь, вы меня понимаете. – В тот вечер перед смертью Лоренса вы с ним выпивали, не так ли? – спросила я. – Да, мы вместе обедали. В "Бистро", это в центре города. Никки в тот день куда-то отлучилась, а мы с ним сначала слегка загуляли, а потом решили перекусить. Насколько помню, выглядел он вполне здоровым. – А у него был с собой в тот день антиаллергенный препарат? Скорсони помотал головой: – Он не очень увлекался лекарствами. При себе у него всегда был, пожалуй, только тайленол на случай головной боли, но он редко прибегал к помощи это лекарства. Даже Никки обратила внимание, что он принимал атиаллергенные пилюли только дома. Должен быть еще кто-то, имевший доступ к его лекарствам. – Либби Гласс когда-нибудь наведывалась сюда? – Что касается деловых визитов, то, насколько я знаю, нет. Она, может, и приезжала в город, чтобы повидаться с ним, но сам он об этом молчал. Да и зачем? – Пока не знаю. Я просто прикидываю, кто бы мог подсыпать им обоим отраву и примерно в одно и то же время. Она умерла лишь через четыре дня после него, но это легко объяснить тем, что каждый из них принял свои пилюли, когда сам счел нужным. – О ее смерти мне мало что известно. По-моему, в местных газетах об этом тоже ничего особенного не сообщалось. Зато я совершенно точно знаю, что он наведывался в Лос-Анджелес примерно за десять дней до своей смерти. – Любопытно. В любом случае я тоже собираюсь туда съездить. Может, удастся что-нибудь выяснить. – Думаю, мне пора, – сказал он, взглянув на часы и поднимаясь. Я тоже встала и проводила его до дверей, отпуская с какой-то внутренней неохотой. – Как вам удалось так похудеть? – поинтересовалась я на прощание. – Ах вот вы о чем! – оживился Чарли, похлопав себя по животу. Склонившись ко мне поближе, он поведал чрезвычайно интимную информацию о жесточайших мерах по самоограничению и самоконтролю: – Во-первых, я выбросил к черту все конфеты и шоколадки, которыми были завалены ящики моего стола, – проговорил он мне на ухо конспиративным тоном. – Все эти "Сникерсы", "Три мушкетера" и "Хершез киссез" – знаете, такие пирамидки в золотистой фольге и с маленькими ярлычками на конце? Я их поглощал не меньше сотни в день... Мне хотелось весело рассмеяться, потому что рассказывал он все это таким напыщенным и серьезным тоном, словно исповедовался в тайной страсти к ношению женских колготок. Повернув лицо и испытывая подсознательное удовольствие от того, что стою почти вплотную к нему, я шутливо продолжила начатую тему: – И даже батончики "Марс" и "Крошка Руфь"? – Да, в огромном количестве и каждый день, – подтвердил он. Я ощущала жар, исходящий от его разгоряченного лица, и искоса наблюдала за ним. Он заразительно рассмеялся сам над собой, продолжая сбивчиво что-то рассказывать, и вдруг его глаза встретились с моими, задержавшись на одно мгновение дольше положенного. – Еще увидимся, – торопливо сказал он. Мы как-то очень долго пожимали друг другу руки на прощание, я не сразу понял почему, – наверное, чтобы избежать более опасных прикосновений. Даже от этого дружеского рукопожатия волоски на моей руке встали дыбом. А моя система раннего оповещения не среагировала, оставив меня в недоумении, как же все это понимать. Похожее ощущение я испытала когда-то, стоя у распахнутого окна на двадцать первом этаже, – жуткое желание броситься вниз головой. В моей жизни мужчины всегда занимали довольно видное место, и, судя по всему, история грозила повториться. Хотя, как всегда, не вовремя, подумалось мне.