— Прошу вас сдать оружие, — проговорил сопровождающий, когда мы вошли в… наверное, приемную. — Может, мне еще и застрелиться? — мрачно спросил я. — Напоминаю, это ему хотелось поговорить, а не мне. Сопровождающий помялся несколько секунд, а потом вид его сделался отсутствующим — наверное, обратился к начальству за инструкциями. Я тоже не стал терять время даром: поменял приборчику в мозгах настройки, выводя его в сторожевой режим, и осмотрелся. Вид помещение имело странный и нелепый. Безликий серый пластик стен, пола и потолка. Встроенные полосы и панели светильников, очевидно, были призваны подчеркнуть крутизну и богатство хозяина. Мебель не то «поддерево», не то по-настоящему деревянная, какие-то ковры — где он их, комету ему в задницу, вообще откопал! — декоративные предметы разных эпох и стилей, начиная с древних бронзовых канделябров и заканчивая неоновой объемной картиной в стиле середины уходящего двадцать третьего века. Логово безумного коллекционера или археолога. Подробности я помнил плохо, но мог поручиться, что за последние шесть лет хлама здесь изрядно прибавилось. Наверное, дела Олафссона и впрямь шли неплохо. С другой стороны, одно неоспоримое преимущество у такого интерьера имелось: среди хлама можно разместить любые системы безопасности. В стены-то ничего серьезного не спрячешь, они здесь тонкие, а вот за истинное назначение той самой неоновой картины я не поручусь. Так что расставаться с оружием не хотелось совершенно. — Хозяин согласен. Пусть это будет дополнительным свидетельством его добрых намерений, — нарушил наконец молчание сопровождающий. Юрист он, что ли? Уж очень своеобразно изъясняется. — Прошу следовать за мной. Дверь обнаружилась за тонким ковром — или это был не ковер? Тьма[7] его знает! А за дверью, очевидно, рабочий кабинет, который стилем оформления не отличался от предыдущей комнаты. — Даров, Кляксий! — жизнерадостно осклабился Дрю, заполнявший собой просторное глубокое кресло. За прошедшие годы он совершенно не изменился, только, кажется, еще больше потолстел. — Иди, мы тут сами говорнем пичь,[8] — махнул он рукой подручному. — Здравствуй, — кивнул я в ответ, подходя к креслу для посетителей и опираясь на его спинку. Глубокое, закрытое, оно существенно ограничивало поле зрения и не давало простора для маневра, так что усаживаться я не собирался. — Чего ты хотел? — Ну дык, говорнуть! — развел руками Олафссон. — Плюхай, не сциль.[9] — Лучше постою. Давай к делу, — оборвал я раздраженно. Да, он не изменился, только речь стала еще более невнятной. — Ну, как хошь. Ощим, хочу я копнуть булыганов,[10] пульку[11] под это дело годную взял, ща мобилу[12] найду, и норм. — Поздравляю, — сказал я, потому что собеседник в этом месте умолк, продолжая ухмыляться и хитро поглядывать в мою сторону. — А чего ты хотел от меня? Что, другого кандидата на капитанскую должность нет? — Ирпяку[13] тебе, а не мобилой у меня сцилить! — радостно хохотнул Олафссон. — Я тя по-другому пользовать хочу. От говорни мне, Кляксявый, шо те Серый наперво отожжет, ежели я ему о твоих хозяевах твикну?[14] А шефы, ежели им твикнуть, что ты их на булыганы махнул? А? То-то! От и я мыслю, что станешь ты ваще кляксой! — Дрю осклабился совсем уж довольно. — Да ты не сциль, я не жлоб, я ж не Ригель,[15] на стык[16] не хочу! — Он расхохотался собственной шутке. — Мне тут твикнули, шо вы к «Тортуге» сцилите, вот я и хочу знать, шо там такое и где там можно булыганов копнуть побольше. Ну шо ты дыришь,[17] лады али как? А я разглядывал Олафссона и никак не мог определиться, что с ним делать. В принципе в нынешних обстоятельствах, именно сейчас, когда я получил от Серого интересное предложение, а потом от Морецкого — несколько ценных намеков на причины этого предложения, мне ничего не мешало спокойно согласиться. Олафссон со своим нелепым шантажом, стоит мне добраться до «Тортуги», потеряет всякий смысл: я либо сдохну там, разделив участь капитана-неудачника и других пропавших членов экипажей, либо достигну своей цели. Не мешало ничего, кроме личного отношения. У меня руки чесались прямо сейчас раз и навсегда заткнуть эту мерзкую рожу, смердящую удушливо-сладкой ацетонистой вонью гнилой дыни. — А ежели лады, то мы те ща контрольку поставим, шоб наверняка! — добавил Олафссон. На свою голову. «Контролька» — это такой специальный агент, очередная разновидность «умной пыли». Колония наноботов, которую вводят в кровь и которая ограничивает свободу деятельности объекта. Вариантов масса, от смерти по команде до куда более тонких воздействий. Часто контрольки вводят рабам те, кто может себе это позволить. Хорошо настроенная контрольна способна сделать из человека послушную и весьма исполнительную куклу. В принципе вычистить ее при необходимости можно, методики есть. Мне даже кажется, что с этим вполне способен справиться тот полезный приборчик, с которым я делю собственную черепную коробку. Вот только проверять и испытывать судьбу совсем не хотелось. И позволять, чтобы это хозяйничало в моем теле. — Кляксий, хорош дырить! Некада мне тут с тобой, делов на полгалаксии! Не исключено, что именно эта «галаксия» стала последней каплей. Или все-таки то, что приборчик в голове наконец-то вычислил основные «блестящие точки» комнаты и, главное, расположение в теле Олафссона «информационных пучков» — чипов, способных связаться с инфосетью. Заблокировал их, перегрузил и сделал невозможной отправку каких-либо сообщений. Кроме того, комната была экранирована хозяином от проникновения извне любых информационных полей, и в данном случае это играло мне на руку: если ничто не может попасть внутрь, то и путей наружу немного. Полезная все-таки игрушка, этот мой сосед по черепной коробке. Первая пара выстрелов «Фена»[18] пришлась не в Дрю, а в основной терминал инфосети и терминал охраны, только потом очередь дошла до самого Олафссона. Сначала выстрел в руку, в один из информационных пучков — и Дрю лишился половины кисти. Но он даже заорать от боли не успел, потому что следующий выстрел пришелся в голову и полностью выжег мозг вместе с электронной начинкой. За это время я успел сделать несколько зигзагов по комнате, уходя с линии огня сторожевой системы, потому что излучатели были оставлены напоследок. Пришлось задержать дыхание и активировать защитный экран для глаз, помянув добрым словом тех генетиков, которые работали над моей кожей. Тьма знает, что за газ пустили в комнату, но отравить меня не так-то просто. Все это заняло от силы секунд пять, еще около тридцати понадобилось, чтобы пробиться к выходу. Удачно: автоматика даже не успела заблокировать дверь, ведущую из модуля. Так что я спокойно вышел, оставив позади два трупа и много паленой электроники. Вот за что люблю «Фен», так это за аккуратность: эффективность впечатляет, а разрушений никаких, он повреждает только органику — живую или искусственную, служащую основой всех электронных устройств. Здесь, в переходе, было тихо, разве что загудела вентиляция — часть газа, видимо, просочилась наружу, и станция поспешила устранить проблему. Я отошел на несколько метров, миновал пару переходов и, остановившись, выровнял дыхание. Если я неправильно просчитал Олафссона, узнаю об этом в ближайшую пару минут. Ожидая вызова от Серого, подключился к инфосети, пробежал несколько новостных сводок, просмотрел рекламные рассылки, пытаясь отыскать что-то нужное — тишина. О пропаже транспортного корабля, идущего с Роолито, новостей не было — видимо, его еще не успели хватиться. В местном информационном пространстве «Зеи» проглядел рекламу заведений Олафссона. Потом старательно потоптался в поисковиках с запросом «„Тортуга“. Местоположение». Предсказуемо не обнаружил ничего путного. Минут через пять Серый все так же молчал, и я двинулся обратно к Морецкому. Все же Дрю оказался именно таким, как я и ожидал: самоуверенным и наглым. Мысли, что наш сегодняшний разговор закончится подобным образом, он, судя по всему, не допускал, иначе заставил бы меня сдать оружие. И на случай своей смерти явно не подстраховался, тогда компромат сразу ушел бы к капитану. Если он вообще был, этот компромат, в чем я здорово сомневался. Знать или подозревать Олафссон мог все что угодно, вопрос что он мог доказать. Или просто пытался взять на испуг, что вполне в его духе? Пока, не торопясь, дошел до жилища крыса, успел проанализировать ситуацию и сделать пару выводов. Один — несомненный, о том, что я повел себя верно: по всем местным негласным правилам это было закономерное и равнозначное воздаяние не просто за шантаж, а за попытку подмять под себя. Рискнул сожрать кусок, который в горло не пролазит, — сам и расплачивайся. А вот второй вывод, продиктованный чутьем и жизненным опытом и не имеющий пока весомых доказательств, заключался в том, что не по собственному почину Дрю начал этот разговор. Дожил же он как-то до своих лет, значит, конченым дураком не был. Он знал мою репутацию, знал негласные правила, но все равно попер в лоб, будучи уверенным в полной собственной безнаказанности. Конечно, нельзя совсем исключать вариант, что он попросту зажрался и оборзел, но куда вероятнее присутствие за его спиной другой фигуры. Причем дело даже не в том, что Дрю попытался сожрать меня, а в том, что он вознамерился выступить против очень большой и опасной силы — «Тортуги» и ее кораблей-невидимок. Фактически против самого могущественного преступного синдиката в этой галактике. Заполучить стукача в этой среде мечтал каждый, но прибегать к подобным способам не рисковал никто. Так что кое-какие весомые подозрения насчет личности, организовавшей мне столь жаркий разговор, появились. Алиса Лесина Шон и Альберт Иванович оказались чудесной компанией. Я очень быстро забыла, где и с кем нахожусь, и с удовольствием проводила время, попивая чай с шоколадными конфетами. Чай был — настоящим, конфеты — хорошими, и это лучше всего доказывало финансовую состоятельность крыса: такие продукты в космосе весьма дороги. Мы сидели возле стола, очевидно, в рабочей комнате: об этом говорил крайний минимализм обстановки. Низкий серебристый круглый стол посредине — не то металлический, не то пластмассовый. Вокруг него — удобные голубоватые прозрачные эргономичные кресла, на серо-голубых стенах несколько световых картин, сдержанные краски которых успокаивали и исподволь настраивали на рабочий лад. Все, чем нас угощали, хозяин прикатил на сервировочной антигравитационной платформе из соседней комнаты, категорически отказавшись от помощи. Единственным, что нарушало обезличенно-деловую атмосферу, был вытянувшийся вдоль одной из стен стеллаж с разнообразными безделушками, в которых я не сразу опознала коллекцию старинных носителей информации. И если некоторые из них были мне известны — книги, например, по-прежнему не исчезли из обихода, хотя и стали почти предметом роскоши, а в нескольких брелоках я угадала популярные модели басок,[19] — то опознать и хотя бы примерно датировать тот большой черный диск или вон ту черную коробочку размером с книгу не удалось. Болтали о разной ерунде. Морецкий с удовольствием травил байки. Да и Шон оказался отличным рассказчиком, и хотя истории его в основном касались любовных похождений, характеризующих пирата не с лучшей стороны, проще говоря, он был бабником без малейшего признака совести, слушала я все равно с удовольствием. Наверное, потому, что истории эти подавались очень легко и весело, а бабником Шон был вдохновенным, то есть увивался вокруг женщин из любви к искусству и самим женщинам, а не из желания кому-то что-то доказать. Да и обаяние пирата играло свою роль. Клякса вернулся быстро, прошло меньше получаса. Спокойный, собранный и немного хмурый. Не знаю, как именно я это определила, но отчетливо поняла, что мужчина чем-то крепко озабочен. — Альберт Иванович, еще один вопрос, — с порога спросил он. — На кого мог работать Олафссон? Интересуют любые сведения, слухи и даже твои собственные идеи. В качестве оплаты прими вот что: Дрю мертв. Если кто-то из твоих постоянных клиентов желает подмять его дело, сейчас самое время. — Хорошо поговорили! — хохотнул Шон, а Морецкий слегка нахмурился. — Тогда я, с твоего позволения, на пару минут отвлекусь, заодно отыщу ответ на твой вопрос. Садись пока, выпей чаю. Крыс прикрыл глаза, видимо, отправился бродить по инфосети. А Клякса спокойно уселся к столу, но вместо чая схватил пару бутербродов — тарелка с ними тоже стояла на столе, но до сих пор никого не интересовала. Я же настороженно притихла в ожидании развития событий, вновь пытаясь принять ту спокойную будничность, с которой эти люди относились к смерти. Очень хотелось спросить Кляксу, за что он убил незнакомого мне Олафссона, но никак не могла набраться смелости. А спросить стоило, потому что сама я, если продолжу думать об этом, непременно придумаю Глебу какое-нибудь оправдание: если у меня так и не получилось возненавидеть его за смерть экипажа грузовика, что уж говорить о каком-то незнакомом типе, наверняка преступнике! Несколько минут прошло в тишине, только Клякса сосредоточенно жевал, опустошая тарелку. Шон тоже не рвался расспрашивать своего друга, а, кажется, последовал примеру крыса. Наконец Морецкий открыл глаза. Выглядел он весьма довольным. — Глеб Егорыч, я твой должник, — сообщил крыс. — У такой информации очень короткий срок годности, но свежая она стоит крайне дорого. Что до твоего вопроса… насколько ты в курсе основных раскладов в «Темных секторах»?[20] — Если за последние пару месяцев ничего кардинально не изменилось, то в общих чертах знаю. Но я с удовольствием послушаю, что можешь сказать ты. Или боишься сболтнуть лишнего? — Боюсь утомить дорогих гостей подробностями, — с укором в голосе возразил Морецкий. — Но если хочешь поболтать со стариком, я только за, ты же знаешь. Впрочем, сильно углубляться не придется, речь опять, как это ни забавно, пойдет о коллегах вашего капитана. У «Тортуги», при всей ее мощи и влиянии, достаточно ограниченный круг интересов. С одной стороны, станция — патрон полусотни едва ли не самых мощных пиратских кораблей галактики, костяк которых, безусловно, составляют «невидимки». С другой — это солидный и, пожалуй, самый уважаемый посредник в крупных сделках любого профиля. На этом все. Больше никакими делами «Тортуга», насколько мне известно, не интересуется или слишком ловко заметает следы. Лично я склоняюсь к первому варианту. Но это, так сказать, преамбула. Фабула же в том, что к нам на «Зею-17» зачастили «невидимки» «Тортуги». Неделю назад был корабль, его сменил другой, вчера он улетел, а сегодня явились вы. «Невидимок» не так много, а мы находимся не в столь популярном месте, чтобы «невидимки» в таком количестве могли случайно здесь оказаться. — Хочешь сказать, Олафссон работал на «Тортугу»? — удовлетворенно проговорил Клякса. — Ну, ты же просил любые предположения? Вот тебе моя версия, — развел руками Морецкий. — Напрямую они, конечно, не контактировали, но «невидимки» имели дело с одним весьма достойным уважения посредником, находящимся здесь, который, в свою очередь, несколько раз после этого общался с Олафссоном, хотя прежде они совместных дел не имели. Стопроцентной гарантии тебе, конечно, никто не даст. Даже сам Олафссон, полагаю, не знал, на кого работал посредник: он находился на своем месте и выше забраться не мог, недостаточно данных, особенно ума. Самостоятельно сопоставить факты и догадаться, кто к нему обратился, Дрю не сумел бы, а у крыс совета не спрашивал. Возвращаясь к теме разговора, восемь к одному, что ответ на твой вопрос — «невидимки». А вот чего хотели от этого типа, я даже предположить не берусь. Попробуй задать этот вопрос Джеймсу: «Зея» не относится к числу привычных интересов «Тортуги», а я не особенно слежу за тем, что происходит за пределами станции. Надеюсь, я не слишком тебя разочаровал и тебе не придется подаваться в бега, спасаясь от собственного капитана? — Не думаю. — Глеб слегка поморщился, разглядывая последний оставшийся бутерброд с таким видом, словно тот занимал его куда больше предмета обсуждения. Пару секунд мужчина помолчал, потом все же освободил тарелку и проговорил: — Не разочаровал, напротив, здорово помог. — Подробностями, что же там у вас произошло, ты, конечно, не поделишься? — спросил Морецкий. — Извини. — Клякса качнул головой. — Сказал все, что мог. — Ладно, но хотя бы удовлетвори мое любопытство… Просто по старой дружбе, не для продажи. Девушка-то откуда? — улыбнулся крыс, бросив на меня веселый взгляд, а я на всякий случай еще больше навострила уши: интересно было все, что они обсуждали, но когда речь шла обо мне — особенно. — А что, ты еще не успел узнать подробности? — Белые брови измененного удивленно выгнулись. — Алиса — моя добыча, взятая в последнем абордаже. — Позволь, но ведь Серый не берет пленных? — Кажется, это известие озадачило Морецкого куда сильнее всех предыдущих. — Серый — не берет. Я же говорю, она — моя добыча, — выделил Клякса, насмешливо покосившись на меня. — Занятно, — чуть нахмурился крыс, глядя то на меня, то на пирата с каким-то особенно задумчивым и сосредоточенным выражением лица, словно решал важную задачу. — Что именно? — уточнил Глеб. — Видишь ли, я не страдаю провалами в памяти, — после короткой паузы медленно начал Морецкий. — И помню, как светлой памяти старик Фишер несколько лет назад учил тебя, дурного и полудикого, играть в пиллум.[21] И он тогда припомнил в твой адрес одну старую картежную присказку… А, вижу, тоже не забыл? Вот я в который раз убеждаюсь, что Фишер был умнейшим из всех, с кем меня сводила жизнь. Во всяком случае, в людях он всегда видел главное. И мне очень интересно, к чему это твое неожиданное милосердие приведет. — Я бы тоже не отказался узнать все заранее, — сказал Клякса. — А что за присказка? — не утерпела я. — «Интеллект против фарта бессилен», — ухмыльнулся абордажник. — Играть я так толком и не научился, но умудрился несколько раз выиграть у Фишера. Причем я чуть ли не единственный человек на «Зее-17», которому это удалось. — Ну, не преувеличивай, он хорошо играл, но не настолько, — качнул головой Морецкий. — Но вот так, чтобы на чистом везении, да еще несколько раз — и впрямь уникальный случай. Глеб Егорыч, что называется, человек фартовый. — Ладно, хватит языки чесать. Пойдем, у нас еще есть парочка дел, — засобирался Клякса. Мы, конечно, не стали спорить, тепло распрощались с Морецким и нырнули в хитросплетение переходов станции. Ощущение спокойствия, уюта и защищенности осталось в светлой и тихой гостиной крыса, и я инстинктивно придвинулась поближе к Кляксе.