Скоро оба друга удобно уселись в отдаленном углу вестибюля, закурили ароматные сигары, и тогда инспектор заговорил: – Полагаю, Ник, ты помнишь еще свою маленькую приятельницу Занони, а? – Ты говоришь несообразности, Джордж, – со смехом прервал его сыщик. – Как будто можно забыть Занони и приключения, в которых она фигурировала! – Ну а поинтересовался ли ты узнать ее дальнейшую судьбу, после того как ее отправили в Даннемору в качестве сумасшедшей? – Как тебе сказать: и да, и нет, – ответил сыщик, – ты знаешь, конечно, что красавица Занони вздумала сыграть роль привидения в этом учреждении, надеясь напугать находящихся там сумасшедших и вызвать между ними бунт. Разумеется, она действовала заодно с находившимся в том же доме своим учителем доктором Кварцем; дьявольский план их удался, если бы мне не представилась возможность вмешаться в это дело. И теперь прекрасная Занони содержится под строжайшим надзором. – Да, я знаю об этом происшествии, – сказал инспектор, – но скажи, пожалуйста, Ник, после этого случая ты уже больше не интересовался Занони? Дело в том, что мне хотелось бы знать, сходятся ли наши сведения о ней. Ник Картер усиленно затянулся сигарой и с любопытством посмотрел на своего друга. – Не хитри, Джордж, ведь я знаю тебя хорошо. Говори, что случилось? – спросил он, вытягиваясь в кресле. – Это ты сейчас узнаешь, Ник, но сначала ответь на мой вопрос, – уклончиво заметил инспектор. – Ну, у меня за это время было столько дел, что я при всем желании не мог интересоваться Занони, – откровенно сознался сыщик. – Во время бунта Занони была тяжело ранена. Она открыла какие-то подземные ходы под зданием тюрьмы, мой помощник Дик преследовал ее и ранил во время борьбы. Затем ее положили в тюремную больницу, там она на час пришла в сознание, а потом опять впала в глубокий обморок. Насколько мне известно, Занони так и осталась до сих пор в этом бессознательном состоянии, напоминающем каталепсию. Бунт произошел в ноябре. – Совершенно верно, – сказал инспектор, – с того времени много воды утекло, так как сегодня у нас уже первое мая. Согласись, Ник, ведь это необыкновенное явление, когда женщина в течение полугода находится в таком состоянии. – Я не совсем согласен с тобой, – задумчиво возразил сыщик, – такое состояние каталепсии наблюдается чаще, чем мы думаем. Я говорил об этом со специалистами, которые видят в этом только крайнюю степень истеричности. Следовательно, я не вижу ничего особенного в болезненном состоянии Занони. Возможно, что нанесенный ей удар парализовал какую-нибудь функцию ее мозга и природе требуется много времени, чтобы восстановить прежнее состояние, если только вообще это реально. Я, впрочем, припоминаю, что слышал, – неуверенно прибавил он, – будто Занони почти ежедневно пробуждается на короткое время, принимает пищу, даже умывается, не нуждаясь в посторонней помощи. И затем уже через несколько минут, а иногда через четверть часа она снова впадает в летаргический сон. Да, теперь я хорошо припоминаю: доктор Слокум, знаменитый врач по нервным болезням, заинтересовался этим случаем и добился того, что больную перевели из тюремной больницы в Даннеморе, где, конечно, уход за ней был плохой, в здешнюю клинику для нервнобольных, где он лично лечит ее. Больше я ничего не знаю. – Да больше нечего и знать, – с улыбкой сказал инспектор, – разве только то, что Занони за все шесть месяцев не говорила ни одного слова ни с санитарами, ни с лечившими ее врачами и вообще вела себя так, что даже опытный доктор Слокум не находит ключа к этой загадке. Ее состояние не поддается никакому лечению, и если здесь нет притворства, то факт каталепсии установлен, а в каталептическом состоянии тело молодой женщины со сведенными мускулами походит на кусок стали. Только с помощью электричества можно разбудить Занони на короткое время, и тогда мускулы ее расслабляются, становятся мягкими и сознание на мгновение восстанавливается. – Я и сам сначала предполагал, что мы имеем дело с симуляцией, так как от этой Занони можно ожидать всего, – заметил Ник Картер, – но теперь я этого больше не допускаю, так как самые опытные врачи Нью-Йорка осматривали больную и пришли к единогласному заключению, что в данном случае речь идет о не наблюдавшейся до сих пор разновидности комы, как врачи называют каталепсию. – Так-то оно так, ну а теперь очередь за сюрпризом, – смущенно заявил инспектор. – Представь себе, Ник, эта каталептическая особа исчезла, испарилась из-под хорошего надзора в больнице, точно в воду канула! Ник Картер был так изумлен этим известием, что не находил слов и вытаращил глаза на своего приятеля. – Слушай, ты точно говоришь о Занони? – наконец произнес он с волнением. – Разумеется, – печально подтвердил инспектор Мак-Глусски, – могу только повторить, что она исчезла, точно испарилась в воздухе. Надо тебе знать, что ночью у ее постели дежурила одна из наиболее опытных и достойных доверия сестер милосердия, причем она клянется, что ни секунды не дремала. Она утверждает, что и не думала спать и что не выпускала из поля зрения вверенную ее заботам больную. – Значит, теперь мы опять можем ожидать разного рода сюрпризов, – сухо заметил сыщик. – Если бы я не знал, что ты не шутишь такими вещами, то я сказал бы, что ты большой шутник. Но шутки в сторону, – продолжал он, в волнении схватив друга за руку и испытующе глядя ему в глаза, – ты утверждаешь, что Занони, хоть и парализованная и ослабленная вследствие полугодовой болезни настолько, что не могла и пальцем шевельнуть, теперь исчезла не только с кровати, но и из здания больницы? – Именно. Исчезла бесследно, и никто не знает, куда она девалась, – самым серьезным образом заявил инспектор Мак-Глусски, – ты знаешь, клиника доктора Слокума представляет собой собственность города, и работники состоят на городской службе; мы имеем дело с людьми, принявшими служебную присягу и дорожащими своим местом. Да к тому же и попасть на службу в клинику нелегко; там принимаются исключительно мужчины и женщины с безупречной и испытанной репутацией. – Знаю, все это знаю, – нетерпеливо прервал его Ник Картер, – но я знаю также, что кто-нибудь да должен же быть замешан в это дело, так как без этого не могла исчезнуть больная, охраняемая днем и ночью. Вообще я хотел бы знать, ты уже произвел необходимое расследование? – прибавил он с еле заметной усмешкой. – Само собой разумеется, – ответил инспектор, не глядя на своего друга, – я работал, как чернорабочий, круглые сутки и испробовал все средства, чтобы при содействии моих наиболее способных агентов найти разгадку этого таинственного, прямо-таки невероятного происшествия. И только когда я убедился, что ни я, ни мои подчиненные не добьются успеха, я… – Ты решил обратиться ко мне, – смеясь, прервал его Ник Картер. – Благодарю за твое доверие, которое делает мне честь. Инспектор Мак-Глусски недоверчиво покосился на своего друга, а когда взгляды их встретились, они оба, точно сговорившись, разразились искренним смехом. – Друг мой, я всегда тебе говорил, что ты слишком умалял достоинства этой Занони, – заметил сыщик, ставший опять серьезным. – Мы не должны забывать, что она в течение нескольких лет жила в Индии и присмотрелась ко всякого рода фокусам факиров. Разумеется, во всех этих фокусах нет ничего сверхъестественного, но достигаемые ими результаты кажутся колдовством. Давай-ка мы с тобой подробно рассмотрим этот случай, так как я полагаю, что весь служебный штат уже допрошен тобой и что ты принял все меры к тому, чтобы найти какие-нибудь следы. – Могу только повторить, что я и мои служащие копались в этом деле, как кроты, – со вздохом признался инспектор Мак-Глусски, – и дело, насколько мне удалось его расследовать, состоит в следующем. Занони находилась в одиночной камере. Так как она арестантка, то, конечно, был установлен строжайший надзор за этой камерой. Окна были снабжены тяжелыми железными решетками, да и дверь была из железа. Медсестра, повторяю, наиболее опытная и испытанная служащая во всей клинике, согласно инструкции заперла дверь изнутри, положила ключ в карман и, несмотря на каталептическое состояние больной, наложила на нее еще на ночь оковы. – Словом, – прервал его сыщик, слушавший с напряженным вниманием, – было сделано все, что только может придумать человек, чтобы удержать птичку в клетке. – Совершенно верно. – Идем дальше, – сказал Ник Картер. – Ты основательно допросил эту женщину? – И не раз, а несколько раз. Случайно я ее знаю уже несколько лет и могу поручиться за то, что она вполне заслуживает доверия. – Ну-с, и что же тебе сообщила эта медсестра? – Да почти ничего, – должен был сознаться инспектор, – она сидела у постели, на которой лежала Занони, и не сводила глаз с пленницы. После полуночи Занони открыла глаза и посмотрела на нее. Долго ли она смотрела, медсестра не знает, но, по ее мнению, в течение приблизительно одной минуты. Она говорит, что тогда она встала, чтобы наклониться над больной, попытаться заговорить с ней и получить какой-нибудь ответ. К ее неописуемому изумлению она увидела в этот момент, что больной в кровати уже не было. Ее испуг еще больше усилился, когда она заметила, что обе цепочки, которые были наложены на руки и на ноги арестантки, оказались разъединенными. Кроме того она ощутила удушливый запах гвоздики и, к своему удивлению, увидела большой букет свежих гвоздик, который лежал на подушке, как раз на том месте, где за минуту до этого покоилась голова больной. – А что с дверью? – спросил сыщик. – Дверь была заперта, а ключ лежал в кармане медсестры. Мало того, внутренний засов, задвинутый ею в начале дежурства, был в том же положении без всякого изменения. – Таким образом, нет никакой возможности предположить, что Занони и лицо, ее освободившее, могли войти или выйти через дверь камеры, – заметил Ник Картер. – Разумеется, – подтвердил инспектор Мак-Глусски, – я и говорю, что медсестра видела Занони своими глазами в постели. С того момента, как та открыла глаза, до ее таинственного исчезновения, по мнению медсестры, прошло не более одной минуты. Незаметная улыбка скользнула по губам сыщика, он медленно кивнул. – Хорошо, об этом поговорим потом, – тихо произнес он, – а пока займемся остальными твоими расследованиями, Джордж. Кто из служащих в ту роковую ночь находился еще в клинике? – Обычный штат, – ответил инспектор, – я хочу сказать, что в каждой общей спальне, где были больные, и в каждой отдельной камере находилось по одной медсестре. – И эти лица в тот час не слышали никакого шума? – спросил сыщик. – Никто ничего не заметил? – Решительно ничего, – уверял инспектор, – но все они в 12 часов 47 минут ночи сбежались на крик ужаса, раздавшийся в коридоре. Там они увидели миссис Фильдс, охранницу Занони, вне себя от ужаса и страха перед дверью камеры Занони. Сильно волнуясь, но все же связно и толково она описала прибежавшим служащим приключившееся с ней происшествие. Пришел также дежурный врач и немедленно распорядился тщательно обыскать всю клинику. – Понятно, – проворчал сыщик, закуривая вторую сигару, – и какие результаты дал этот обыск? – Решительно никаких, – ответил инспектор Мак-Глусски, пожимая плечами. – Разве в коридорах не было сторожей? – спросил Ник Картер. – В коридорах нет, но зато есть внизу в приемном зале, – заявил инспектор Мак-Глусски. – Ты знаешь, клиника для нервнобольных не слишком вместительна и находится в двухэтажном доме. Все входы, как с улицы, так и со двора, идут в приемный зал, а в этом зале днем и ночью находится привратник, на которого возложена обязанность держать на замке все двери. – Другими словами, в роковой час этот привратник находился в приемном зале? – Конечно, – подтвердил инспектор, – он начал свое дежурство в десять часов вечера и должен был оставаться там до шести утра. – Полагаю, что в клинике имеется три привратника, и каждый из них дежурит по восемь часов в сутки? – Ты угадал, – заметил инспектор. – Прежде чем продолжать, позволь мне задать тебе вопрос, – быстро прервал его сыщик. – Что за человек этот привратник? – Его зовут Флинн, он человек уже пожилой и пользуется одинаковой репутацией с миссис Фильдс как один из заслуживающих доверия служащих, вполне знающих свое дело. – Отлично. Продолжай. Что показал этот привратник на допросе? Не заметил ли он чего-нибудь необычного во время своего дежурства? – Решительно ничего, тем более что из клиники после десяти часов вечера даже служащие не могут отлучаться без письменного разрешения директора. Во время его дежурства, с десяти вечера до четверти первого, никто его не потревожил. – И в это время он, вероятно, немного заснул, – с улыбкой заметил сыщик. – Ты ошибаешься, Ник. Привратник клянется всеми святыми, что не дремал ни одной секунды. Да и доктор Слокум аттестует его как очень бдительного сторожа. Кроме того, в здании клиники повсюду расставлены контрольные часы, осмотр которых показал, что привратник аккуратно совершал свои обходы – до четверти первого. – Ты что-то очень напираешь на это время, и мне кажется, что это неспроста, – заметил Ник Картер. – Конечно, – согласился инспектор, – согласно показанию Флинна он как раз возвратился с обхода, обслужив контрольные часы, в приемный зал, как вдруг со стороны улицы кто-то тихо постучал в ворота. – Ага! – Слушай дальше: привратник, конечно, открыл ворота, чтобы посмотреть, кто в столь неурочное время желает войти. Перед ним стоял хорошо одетый мужчина лет тридцати. В руках у него был букет гвоздик. – Вот теперь дело становится интересным, – проворчал Ник Картер, – по-видимому, это тот самый букет, который потом был найден медсестрой на подушке Занони. – Конечно. Но послушай сначала дальнейшие показания привратника. Он впустил запоздалого посетителя в приемный зал, запер за собой дверь и спросил, что ему угодно. Тот самым любезным образом заявил, что возвращается с вечеринки, где ему преподнесли букет гвоздик, и ему пришла мысль сделать удовольствие какой-нибудь больной, а так как он проходил мимо клиники, то и решил постучать в дверь, чтобы передать букет. Должен заметить, что такие преподношения случаются частенько, хотя, конечно, не в первом часу ночи. – Позволь, – прервал его сыщик, – неизвестный благотворитель, если можно так выразиться, явился в 12 часов 15 минут, а в 12 часов 47 минут, то есть полчаса спустя, миссис Фильдс обнаружила, что ее больная исчезла из постели, в которой до этого времени лежала. И к тому же она увидела букет гвоздик на подушке, то есть мы вынуждены сделать вывод о несомненной связи между появлением незнакомого посетителя и исчезновением Занони. – Согласен, хотя привратник утверждает, что незнакомец находился в передней в продолжение не более одной минуты. – Хорошо, оставим этот вопрос пока открытым, – проворчал Ник Картер с недовольным видом. – Что же еще показал привратник? – Незнакомец очень извинялся, что явился в неурочный час, но при этом заметил, что он с намерением постучал в ворота, а не позвонил, чтобы не нарушать покоя больных. В заключение он предложил привратнику сигару. – Ага, – заметил сыщик. – Флинн взял эту сигару? Я не просто так спрашиваю. – Он сначала отказывался, но незнакомец так любезно настаивал и уже открыл свой портсигар, что тот должен был согласиться, чтобы не показаться невежливым. – Что было дальше? – Да почти ничего, если верить уверениям привратника, а не верить им нет основания, – медленно произнес Мак-Глусски. – Он говорит, что после этого опять отпер дверь и выпустил незнакомца из клиники. – А что стало с букетом гвоздик?