– Да почему же не входим… – попытался возразить Грязев. – Власть – это в первую очередь деньги, – не дал ему договорить Лаптев. – Бюджетом города распоряжается глава администрации, столь высокопарно именующий себя «мэром». Он же распределяет квартиры, утверждает штатное расписание в муниципальных учреждениях, ему подчиняются милиция и прокуратура. – Прокуратура не подчиняется. – Если глава города «попросит», прокурор всегда пойдет ему навстречу. Но я не об этом. На мой взгляд, все властные рычаги сосредоточены в городской администрации. А у вас что есть? – Мы – законодательная власть, – разъяснил непонятливому следователю Грязев. – Мы принимаем местные законы. – Отлично! – обрадовался Андрей. – Депутаты горсовета единым фронтом выступают против Ельцина и его антинародного режима. Законодательная власть в ваших руках. Отчего бы вам не принять закон о восстановлении советской власти в одном, отдельно взятом городе? – Как мы восстановим советскую власть? – опешил от неожиданного предложения Грязев. – Издадите закон, что отныне власть капиталистов в нашем областном центре отменяется, и все будет как раньше, как при Леониде Ильиче Брежневе, например. – Нас всех в тот же день арестуют и в тюрьму бросят. – Итак, глобальные вопросы вы не решаете, деньгами не командуете. Что вы, депутаты, в принципе можете? – Запретить что-нибудь в масштабах города. Андрей хотел сказать: «Запрещать – много ума не надо», но сдержался. – Подведем краткий итог, – предложил Лаптев. – В быту у вас врагов нет, в политике, на мой взгляд, тоже. Вы человек, безусловно, публичный, ваша фамилия на слуху. Но спроси кого: «Что депутат Грязев предложил изменить в жизни города?» – никто не ответит. К сожалению, вы, депутаты, отдалились от народа. Вы варитесь в собственном соку. Простым гражданам неведомо, что происходит на сессиях горсовета и какие вопросы вы обсуждаете. – Тут вы не правы! – повеселел Грязев. – В январе мы проведем митинг против политического терроризма. Посмотрите, сколько народу мы на площадь выведем. – На мой взгляд, январь – не самый удачный месяц для уличных мероприятий. – На мороз намекаете? – Отнюдь! Сибиряки – народ морозоустойчивый, но в январе 1905 года уже были некие события, оставившие о себе не самые лучшие воспоминания. – «Кровавое воскресенье»… – догадался Грязев. – Спасибо за подсказку. Мы проведем митинг в субботу. По окончании допроса Грязев доверительно сообщил: – Не думайте, что мы, депутаты горсовета, самоустранились от решения политических вопросов. Как говорится, поперек батьки в пекло не лезь! Руслан Имранович, когда был у нас с визитом, так и сказал: «Ждите. Скоро в Москве грянут такие события, что узурпатор из кремлевских палат переедет в палаты каменные, с решетками на окнах». Но только: тсс! – Грязев заговорщицки приставил палец к губам. – Я вам ничего такого не говорил. Пока Лаптев допрашивал народного избранника, в УВД вернулся Киселев. Вихрем пролетев по лестнице на третий этаж, он ворвался в кабинет Ефремова. – Нашел! – радостно сообщил молодой оперативник. – Все выходные в Центральном РОВД просидел, но нашел. – Эка невидаль – в выходные с работы не уходить! – остудил его пыл Игорь. – Докладывай, что установил? – Кайгородову на улице избивали и грабили дважды. Оба раза в январе 1990 года. – Уголовные дела возбуждали? – Нет. В первый раз в возбуждении отказали, так как у нее ничего не похитили. Я посмотрел этот материал, там явный мухлеж. Даже невооруженным глазом видно, что объяснение Кайгородовой переписали, а ее подпись подделали. Во второй раз отказали по незначительности. С нее шапку сорвали, но дежурный опер написал, что шапка материальной ценности не представляет. – Январь месяц, – объяснил Ефремов. – Если процент раскрываемости по грабежам с самого начала года упустишь, то потом до самой весны не наверстаешь. Прокурор, когда проверял материал, замечаний не сделал? – В самом начале каждого отказного справка приложена, что Кайгородова – наркоманка, состоит на учете в наркологическом диспансере. – Понятно. У наркоманов – семь пятниц на неделе. Их показания всегда подвергают сомнению – мало ли чего человеку под «кайфом» привидится? Какие телесные повреждения были у Кайгородовой? – В первый раз нос сломан, во время второго нападения преступник ее не тронул. Сзади сорвал шапку и убежал. – Составь от моего имени запрос и привези оба отказных сюда на проверку. Далее. Проверь, не находился ли в дни нападений в ИВС или медвытрезвителе Козодоев Сергей Владимирович. – Козодоев… – выдохнул оперативник. – У меня есть оперативная информация, что он причастен к этим нападениям, – не глядя на собеседника, сказал Игорь. – Вот ведь подонок, – чуть слышно прошептал Киселев. «Пора!» – скомандовал себе Ефремов. Он пристально посмотрел молодому коллеге в глаза. Киселев не выдержал его взгляда, смутился и стал рассматривать что-то на полу. – Козодоев – нынче влиятельный человек, – тщательно проговаривая каждое слово, сказал Игорь. – Он богат, на него день и ночь работает служба безопасности СГТС. Но он – преступник. Десять лет назад он убил человека, а потом сгубил еще не один десяток жизней. Дело о нападении на Кайгородову может стать решающим в нашем противостоянии в борьбе милиции и богатого негодяя, который считает, что он – вне закона, что ему все позволено. Ефремов откинулся в кресле, достал сигареты. – Я долго думал, кому поручить проведение оперативных мероприятий по Козодоеву… Назвать рутинную работу «оперативными мероприятиями» было удачным ходом. Киселев выпрямился, расправил плечи, словно он в одиночку задержал банду вооруженных грабителей, а не сидел с книгой учета происшествий в теплом кабинете. – Мой выбор остановился на тебе не случайно, – продолжил Ефремов. – Ты еще не заражен милицейской бациллой равнодушия. Я, Бериев или тот же Лаптев – все мы уже зачерствели душой, а в тебе еще теплится огонек человеческого сострадания. Если информация подтвердится, то работать с Кайгородовой я доверю тебе. У тебя это, Олег, лучше получится. – Я все сделаю, – приподнялся с места Киселев. – Игорь Павлович, вы только скажите, а я… – Ты в первую очередь должен держать язык за зубами. Понял? – жестко, как начальник, а не как старший товарищ, спросил Ефремов. – Мы не в бирюльки собрались играть, а разоблачить опасного преступника. У Козодоева могут быть информаторы в нашем коллективе, так что о моих заданиях – никому ни слова. Ни единому человеку! Никому! Я начал сложную оперативную игру, и в ней не должно быть случайностей или досадных осечек. Любая осечка – это непродуманность плана, или небрежность, или неосторожно сказанное слово, или оставленный без присмотра документ. Ефремов прикурил, вновь посмотрел в глаза собеседнику. – Я возлагаю на тебя особые надежды. Надеюсь, ты не подведешь. Киселев почувствовал, как от оказанного доверия и собственной значимости у него слегка, совсем чуть-чуть, закружилась голова. Ефремов уловил его состояние. «В точку! – решил Игорь. – Теперь Киселев землю носом рыть будет, но любое поручение выполнит». – Я, я… – захотел что-то сказать Киселев, но не нашел подходящих слов и замолчал на полуслове. – Иди, работай, – избавил его от слов благодарности Ефремов. В этот вечер Игорь не стал засиживаться в управлении. В половине седьмого он был на втором этаже Центрального универмага. Оксана Козодоева ожидала его у витрины отдела комиссионных товаров. На девушке была светлая турецкая дубленка, легкая, стильная, пошитая по фигуре. На голове – шапка из чернобурки, на ногах – белые финские сапоги. «По нашим дорогам только в белой обуви ходить, – усмехнулся про себя Ефремов. – Сто метров прошел, и на сапогах от соли и грязи разводы выступят». Игорь подошел к витрине, встал рядом с Козодоевой, негромко спросил: – Что хорошего увидела? – Да так, чушь всякая, – поморщилась Оксана. – Мужские часы с камнями видишь? У меня знакомый такие купил, всем похвалялся, что часики – просто блеск, одна надпись «Сделано в Гонконге» чего стоит. Через неделю головка у часов отвалилась, и ни в одной мастерской на место приставить не смогли. Ну что, пойдем, поговорим? Они вышли на проспект. Оксана взяла Ефремова под руку. – Нам надо многое обсудить, – сказала она. – Как насчет Нового года вдвоем? У тебя есть куда невесту пригласить? – Идея просто замечательная, и квартира у меня есть, но время для встречи неподходящее. В новогоднюю ночь меня могут дернуть на вызов в любой момент. – Боишься меня одну у себя дома оставить? – поддела ехидная Оксана. – Не бойся, я ничего не украду. – Как насчет субботы, второго января? – Тебя по субботам на службу не вызывают? – продолжила иронизировать девушка. – Ради встречи с тобой я поменяюсь дежурствами и отработаю в новогоднюю ночь. Тогда меня в выходные точно никто не потревожит. За субботу все обсудим, в воскресенье отоспимся. – Кто тебе сказал, что я у тебя на ночь останусь? Выдумал черт знает что. – Ты не о том подумала, Оксана. – Ефремов не был обделен чувством юмора и в нужный момент умел поставить собеседника в неловкое положение. – Ночью люди спят, а не занимаются черт знает чем. – Молодец! – похвалила девушка. – За словом в карман не полезешь. Теперь поговорим о серьезном. Суббота меня устраивает. Я бы, конечно, предпочла встретить Новый год вдали от мамочки, но что поделать! Ради тебя придется с ней куковать под бой курантов. У тебя есть чем невесту встретить? – Под одеждой или на столе? – Только не опускайся до пошлостей, – попросила Оксана. – Разок проявил остроумие, и хватит. – Я человек небогатый, но для тебя постараюсь… – Погоди, – остановила его Козодоева. – Моя маманя тебе тысячу баксов дала, и у тебя денег нет? Ты куда их дел? – Признаюсь как на духу: доллары на месте. Как обменять их на рубли, я не представляю.