Убийство в Ринкебю исчезло из заголовков и стало предметом рутинного расследования. Детализация звонков показала большое количество международных разговоров с абонентами на Ближнем и Среднем Востоке, в Северной Африке. Ларе Торквист, просматривая сводку за вчера, связал воедино адрес убийства с именем властелина Панджшера. Зайдя к комиссару Эрику Маттсону, положил на стол докладную с выводами и предложениями. — Так думаешь, следует подключиться? — начальник пригладил непокорную седую шевелюру. — Да, шеф. Убит Фарук Барбар — вероятный участник разговора, в котором упоминался Масуд. Он был менялой и ростовщиком, связан с «хавала» и, вероятно, наркотрафиком. Есть русский шпион, который также увязывается с Масудом. Если у них есть что-то общее, то… — Алехин — опытный оперативник. Вряд ли русский стал бы связываться с Барбаром. Его интересуют политики и министры, а не наркоторговцы. — Речь идет об Афганистане, где наркотики и политика неразделимы. Косвенная увязка с убийством требует поставить телефон русского на постоянную прослушку. Для начала. — Ты прав. До сих пор нам не к чему было придраться в его работе. Если выяснится, что парень имеет малейшее отношение к убийству, то вышлем из страны в два счета. Давай, подключайся к расследованию убийства «лица, подозреваемого в отмывании денег». Алехина пока не трогаем, чтобы не спугнуть. Разберись со звонками. Что-то они меня тревожат. Торквист радовался шансу поработать в поле, от сидения в офисе у него понижалась физическая активность, а уровень гормона счастья падал. Приехав в полицейский участок, который вел расследование, он выяснил, что следователи считали дело «висяком», поскольку свидетелей в Ринкебю, как обычно, не нашлось. Стало понятно, что результат будет зависеть от анализа отпечатков пальцев и телефонных звонков. Среди владельцев пальчиков оказались лица, проходивших по полицейским базам данных, в том числе Карим Седерберг. Среди абонентов, говоривших с «банкиром», также нашелся телефон места работы афганца. Разочаровав коллег, что СЭПО не собирается забирать у них расследование, Ларе отправился в кондитерскую Dr. Oban. Там увидел белозубого официанта, которого по архивному фото идентифицировал как Карима Седерберга. Решив оглядеться, заказал капучино с шоколадным ежиком (шоколад повышает эндорфин). Плакат с афганского концерта «ШП» сразу бросился в глаза. Больше ничто примечательного. Попивая кофе, Торквист размышлял: «Шеф хочет подшить Алехина к убийству, хотя ниток пока нет. Есть контакт Алехина с доктором, который чист как халат хирурга до операции. Да, и зачем шпиону убивать ростовщика — не в долг же у него деньги брал? Русские в последнее время снизили активность в Швеции. Последний раз они кого-то грохнули в Германии лет 30 назад. Мое дело раскрутить парнишку. На убийцу не похож: хромой и тщедушный». Но инспектор знал, как внешность обманчива. Подозвал официанта, расплатился по счету и предъявил удостоверение. — Рассказывай, приятель, как 6 сентября попал в кутузку. — Что рассказывать: курнул чуток и вырубился. Там ребята подрались, а я не при делах. Афганец заметно волновался, хотя, судя по «послужному списку», имел опыт общения с полицейскими. Задержание на Сергельсторг — ерунда, которая не должна так напрягать. Ларе знал, что порой преступники скрывают участие в серьезном преступлении, специально совершив мелкое правонарушение. Неужели такой случай? — Где до того был? — Ну, на работе, потом со знакомыми общался. — С кем и где? — Не буду ничего говорить, ты все равно мне не веришь. — Расскажи, что делал в Ринкебю? — А когда? Я туда давно не ездил. — Баки не забивай! 6 сентября, когда там пакистанца пришили. — Ну, это когда было. Да, заехал, прошелся по площади, думал, кого из наших встречу. Карим чувствовал, что полицейскому известно о его поездке в Ринкебю, и не пошел в несознанку. Правда, реально инспектор опирался лишь на факт, что парень бывал в квартире убитого и оставил там свои пальцы. По отпечаткам дату визита установить нельзя. Ларе «брал на пушку» в стиле криминальной полиции. Сработало: афганец перешел к легенде-алиби, оговоренной с палестинцем после преступления. — Встретил? — Да, Махмуда, фамилию не знаю. Потрепались. Потом он домой в Сольну, а я в центр. — Сколько времени провел в Ринкебю? — Может полчаса, до 9-ти вечера. Получив признание, что афганец посещал место убийства в день преступления, Торквист ослабил нажим и использовал другой полицейский прием. — Ладно, закончили. Дать закурить? Ой, курево забыл в участке. — Здесь Джу Джу не разрешает курить. Скажу повару, чтобы прикрыл, и покурим на улице. У меня есть сигареты. Карим расслабился и зря: пачка, которую афганец достал из кармана, была та же, с записанным автономером Алехина. Таджик курил экономно — табак в Швеции стоил дорого. — Что за номер? — Так, клиент один не расплатился, я номер записал, чтобы Джу Джу не придирался. — Врешь! Накачанная рука Ларса сжала тисками запястье официанта. Недолгая борьба взглядов, и афганец сдался. — Заходил тут один мутный мужик с семьей, Афганистаном интересовался у Джу Джу. Я черкнул его номер на всякий случай. — Кому рассказывал? — Никому. «Господин Седерберг просто в панике, — мелькнуло в голове у контрразведчика. — Попробую расколоть». — Опять врешь. Придется тебя забрать на допрос. Афганец испугался, не дай Аллах, в полиции его подтянут к убийству Фарука. Лучше отдать палец, чем всю руку. — Думал шепнуть землякам про вопрос мужика об Ахмад Шах Масуде — тот ведь крутой моджахед в Афганистане. Вдруг кому интересно. Dr. Oban еще дал мужику телефон знакомого функционера из «Шведской помощи». — Кому шепнул? — Да, моему «банкиру», через которого деньги отцу в Афганистан пересылал. — Из кондитерской звонил? — Нет, с рынка рядом. — Когда это случилось? — 2 сентября. «Полное совпадение, — обрадовался Ларе, ощущая прилив эндорфина. — Только бы парень не догадался, что мне известно про посещение им Барбара. Про пальчики, оставленные на дверном косяке, глупыш, видимо, и не помнит. Похоже, именно он грохнул ростовщика. Хотя такой маленький и слабый? Как мог камнем стукнуть пакистанца, который на голову выше? А может, просто оказался на месте преступления сразу убийства. Ну, пусть следователь ломает голову. Я должен разыскать Dr. Oban». — Дай-ка мне телефон хозяина. Надо поговорить про того мужика. — Пожалуйста, — выдохнул Карим, решивший, что гроза прошла стороной. — Только не говори, что от меня узнал. Певец недовольно прослушал шестую запись забойного, надо надеяться, трека для нового альбома. На хит пока не дотягивало. В «тихой комнате» Bad Breath Records замигала сигнальная лампа. — ЧТО! — К тебе из полиции пришли. Срочное дело. — Черт! Иду. В кабинете директора ждал спортивный мужчина с ямочкой на подбородке и внимательным взглядом. — Добрый день! Я — инспектор Торквист. Можешь называть меня Ларе. — Чем могу помочь, инспектор? Автограф? Или желаешь поучаствовать в съемках видеоклипа? — Смешно. Хотя, если в черной кожаной форме на голое тело, то — пожалуй. Увы, визит официальный. В твою кондитерскую недавно заходил иностранец и интересовался афганской темой. Так? — Да, а откуда полиции известно? Телефон подслушиваете? — Мы действуем строго в рамках закона. Расследуем преступление. — С ним что-то случилось? Такой приятный чувак и семья милая. — С ним пока ничего не случилось, а мне не положено вдаваться в детали. — Что интересует? — Разговор с «чуваком». — Мужик спросил про плакат в кондитерской… — Мне знаком данный плакат. — Я сказал, кто на нем и почему. — Кто и почему? — Благотворительный концерт на футбольном стадионе в Сольне. На сцене кроме меня ребята из Army of Lovers, Борг из ABBA и главный из «Шведской помощи». Посетитель спросил, есть ли у «ШП» связи с одним афганским повстанцем — имени не помню. — Ахмад Шах Масуд?