Сведения, добытые майором Уваровым, позволили ценой умеренных потерь прорвать Мозерецкий укрепрайон и завладеть крупным городом Майнсдорф. Некоторые узлы обороны на сорокакилометровом участке пока держались, но их часы были сочтены. Советские войска наступали во фланги, обходили с тыла, отрезали коммуникации немецких войск. Майнсдорф был взят без боя. Немцы отступили, обосновались на новом рубеже в пятнадцати километрах от города. Там спешно формировался бронетанковый кулак, гитлеровское командование стягивало последние резервы, не гнушалось стариками из фольксштурма и оболваненными мальчишками из гитлерюгенда. — Это подвиг, дорогой мой человек! — твердил, как заезженная пластинка, полковник Крылов. — Ты даже не представляешь, какой совершил подвиг. — Прекращайте, Василий Иванович, — отбивался из последних сил Уваров. — Никакой это не подвиг. Я просто делал свое дело. Пехоте было куда труднее. В итоге они сошлись на том, что это не подвиг, а поступок, что тоже неплохо. — Ладно, отдыхай, — заявил Крылов. — Ты уже качаешься, как былинка на ветру. Однако Уваров не мог себе позволить гробить время на сон. Вскоре «Виллис», полученный от союзников по ленд-лизу, остановился у тех самых ворот, за которыми гауптман Коффман верой и правдой служил великой Германии. У караульной будки теперь дежурили советские автоматчики. Это стало реальностью, и ничего другого уже не будет. Алексей поднялся по знакомому крыльцу, кивнул вытянувшемуся часовому, остановился, как-то растерянно посмотрел по сторонам. Старый мир канул в Лету, новый еще не родился. Он стоял где-то между ними. Уваров бродил по знакомым помещениям. Повсюду валялись мусор, канцелярские принадлежности, пустые папки из-под документов. Ящики столов выдвинуты, их содержимое разбросано, шкафы опустошены. Начальник управления штандартенфюрер СС Хайнц фон Райхенбах застрелился у себя в кабинете, когда узнал по телефону о прорыве Мозерских укреплений. Он пустил себе пулю в висок, сидя за столом. На шторе еще виднелись пятна крови и следы мозговой жидкости. Штурмбаннфюрер Охман стреляться не стал, сделал ноги. Вероятно, у него в голове имелся план «Б». Задерживаться в управлении не имело смысла. Алексей считал себя уволенным по собственному желанию. «Виллис» бежал по знакомым улицам, забитым советскими полуторками и двухтонными «ГАЗ-ААА», въехал в подворотню. Ходить в одиночку вне центральных улиц было опасно, и все же Уваров рискнул. Во дворе дома на Бихтерштрассе не было никого, кроме знакомой собаки. Она узнала бывшего жильца и приветливо помахала ему хвостом. Ей было без разницы, во что он одет. Алексей поднялся по лестнице, толкнул дверь. Квартира была не заперта. Тоскливый ком подкрался к его горлу. В комнатах царил беспорядок. Эрика отсутствовала. Гестаповцы тут явно не церемонились. Они схватили женщину и все перевернули вверх дном. Уваров стоял на пороге спальни, погружался в оцепенение. Что он чувствовал к этой женщине? Раньше ему казалось, что ничего, просто было приятно, когда тебя любят, ждут, пусть и происходит это на далекой чужбине. А вот сейчас душа его металась, больно щемило в груди. Алексей встрепенулся. Возможно, еще не все потеряно. Секретный изолятор тайной полиции находился на Остерлиц, в шести кварталах от Бихтерштрассе. Он покинул квартиру, скатился по ступеням и вышел из подъезда. Испуганно охнула и отпрянула пожилая женщина в клетчатом пальто. Она хотела войти в подъезд. — Добрый день, фрау Рюстов, — машинально поздоровался Алексей. Женщина проживала на втором этаже, была очень стара, но имела ясный ум и трижды в день выходила на прогулки, уверяла, что это способствует долголетию. Сегодняшний день, как ни странно, не стал исключением. — Ой, господин Коффман, это вы? — удивилась старушка. — Позвольте… — Она как-то зябко повела плечами. — А в чем это вы? — Так надо, фрау Рюстов. Приятного вам дня. — Он улыбнулся и заспешил к машине. Заведение на Остерлиц окружал высокий кирпичный забор. У стальных ворот дежурили солдаты войск НКВД по охране тыла действующей армии. Майор предъявил удостоверение сотрудника СМЕРШа, часовой помялся и отошел от двери. — Известно, что с заключенными, ефрейтор? — В горле у Алексея внезапно пересохло. — Здесь обширные подвалы, товарищ майор. Они держали в заключении человек шестьдесят. Видно, перед эвакуацией получили приказ ликвидировать всех. Половину вывели во двор и расстреляли. Остальных не успели, бросили в камерах. Наши их открыли, вывели, сейчас держат в вестибюле. Не решили пока, что с ними делать. Уваров решительно отстранил ефрейтора, миновал пост и вышел во двор. В углу лежали тела, прикрытые мешковиной. Их было много. Но Алексей одернул себя. Надо искать среди живых! Он прошел в мрачноватое каменное здание, оцепленное бойцами в легких полушубках, в фойе стал осматриваться. На полу сидели мужчины и женщины, оборванные, в ссадинах и гематомах. Они кутались в тряпье, одни дремали, другие что-то жевали — красноармейцы делились с ними хлебом, — третьи отрешенно смотрели в пространство. Сердце Уварова забилось, земля вдруг поплыла из-под ног. Эрика сидела в углу, сжавшись в комочек, терла воспаленные глаза. Меньше суток она провела в застенках гестапо, но даже это время наложило на нее отпечаток. Лицо стало серым, волосы безжизненно висели, синяк на правой стороне лица расплылся на всю щеку. Женщина не узнала его. Когда он подошел к ней, она забеспокоилась, лицо ее задрожало. Эрика поднялась, оступилась, схватилась за стену. Она смотрела на него с каким-то ужасом. Может, ошиблась, галлюцинации начались? — Мартин! — Женщина прижала руки к груди. — Я думала, ты погиб. — Я тоже так думал. — Алексей улыбнулся и спросил: — Ты в порядке? — Да. Меня несколько раз били. Они просто не успели сделать что-то еще. Ты пришел сюда… — За тобой. — Но как же?.. — Она начинала что-то понимать, кусала губы, стала усердно тереть лоб. — То, что ты сейчас увидела и узнала, имеет для тебя какое-то значение? — Вопрос был важный, от ответа на него зависело очень многое. — Я не знаю, Мартин. — Ее лицо сморщилось, она готова была заплакать. — Это то, о чем я никогда не думала. — Ты любишь меня? — Да, Мартин, сильно. — Тогда все в порядке. Иди ко мне. Она прижалась к нему. Алексей обнял ее за худые плечи. Тихо стало в фойе, на них смотрели люди. О чем они думали? Это не имело значения. Жизнь и в самом деле весьма странная штука. Попробуй разберись в ее поворотах.