Берди услышала, как Джуд листает страницы. Сверяется со своим ежедневником. И огляделась в поисках собственного, погребенного в пучине бумаг. Не беда. У нее не бывает встреч, которые нельзя было бы отменить или перенести. – Берди! – Его голос звучал чуть приглушенно, словно он прижимал телефон к уху высоко поднятым плечом. – Как насчет послезавтра? – Конечно. Где? – В том греческом ресторане. В половине первого? Или… Греческая кухня тебе подойдет? – Греческий ресторан будет в самый раз. Отлично! А ты уверен, что он еще не закрылся? Джуд рассмеялся: – Да я туда как минимум раз в неделю хожу! И всегда вспоминаю тебя. О таком ей даже не мечталось – чтобы он хотя бы раз за все годы вспомнил о ней! – Берди, мне пора, у меня скоро встреча. Так мы договорились? Увидимся в «Элладе» в четверг, в половине первого. – Да, Джуд. До встречи. После того как он повесил трубку, она еще пару минут сидела, уставившись на телефон. Обед с Джудом в «Элладе». Это все равно что попасть в прошлое через разрыв во времени. Телефон зазвонил так неожиданно, что Берди подпрыгнула. И настороженно сняла трубку. – Берди? Это Бет. Слушай, извини, что задергала тебя, но я просто не могла дождаться. Ты уже говорила с… – Только что закончила. – Ну-ну? Что он сказал? – Ничего не стал обещать. Но в четверг мы с ним обедаем. – Да? Супер! Берди, ты сокровище! Сработало! – Это пока ничего не значит, Бет. Мы лишь договорились пообедать вместе. – Ты его уболтаешь, подруга, я уверена. Болтовня без умолку, бутылка вина, старое доброе прошлое… А потом… – Бет, мне пора. Я позвоню тебе в четверг. После обеда. Берди повесила трубку, не дожидаясь, когда попрощается ее удивленная собеседница, затем провела пятерней по своей растрепанной кудрявой каштановой шевелюре, сняла очки и бросила их на стол перед собой. Несмотря на все возражения, она понимала, что Бет права. У них действительно все получилось. Джуд согласится дать интервью. За бараниной с рисом, бокалом вина и воспоминаниями, в четверг днем, в греческом ресторане. От одной мысли об этом у нее тревожно щемило сердце. По множеству причин. Глава 4 Берди бросила в сумку еще одну рубашку. Сколько она уже взяла? Надолго ли уезжает? На три дня? Четыре? По словам Бет – на четыре. А Берди хватило бы и трех. За глаза. В первый день в Хоупс-Энде будет Джуд: вернет Тревора Лэма в лоно семьи, познакомит ее саму со всеми, – но уже завтра рано утром помчится обратно в Сидней. На следующий день ему нужно быть в суде. После его отъезда она останется один на один с Лэмом и его семьей. Вот уж чего Берди совсем не ждала. С недавних пор она и так проводила с ними слишком много времени, хоть и опосредованно. Последнюю пару недель, в ожидании помилования, освежала в памяти сведения по делу Тревора Лэма. Расшифрованная и переплетенная стенограмма судебного процесса и собранная Бет увесистая папка с заметками и газетными вырезками лежали рядом с сумкой. Их она возьмет с собой. И, конечно, «Агнца на заклание». Берди как раз закончила перечитывать его. В определенном смысле больше ей ничего не требовалось. Книга была превосходной. Во второй раз она впечатлила Берди еще сильнее, чем в первый. «Агнец на заклание» оказался выставочным образцом всего лучшего, что есть в Джуде Грегоряне: его редкостной способности сочетать в себе страсть, идеализм, логику и внимание к мелочам. Книга получилась не только безоговорочно искренней, но и скрупулезной. Она не просила задуматься. Не замалчивала обременительные факты или впечатления, а заставляла читателя понять, почему присяжные признали Тревора Лэма виновным, а затем доходчиво объясняла, почему их приговор ошибочен. Как ни парадоксально, все это выглядело особенно убедительно, потому что самому Джуду Грегоряну откровенно не нравился Тревор Лэм. Не нравился так же, как полицейским, судье и присяжным. Просто Джуд считал неприязнь недостаточно веской причиной, чтобы упечь человека за решетку чуть ли не на всю жизнь. С точки зрения Джуда, Лэм был невиновным. Неприятным, пьющим, грубым, но невиновным. Джуд полагал, что этого человека прогнали через вынесение обвинительного приговора к тюремному заключению с той же черствостью и неотвратимостью, с какими откормленного ягненка тащат на убой. И дело было не в том, что Лэм натворил, а в том, кто он такой. Приговор Тревору Лэму вынесли его личность и репутация, а не факты, относящиеся к делу. Не удалось найти никаких подтверждений тому, что именно он убил свою жену. Все доказательства в том виде, в котором были представлены, являлись сугубо косвенными. В книге это излагалось подробно, пункт за пунктом, беспощадно демонстрировалась и непрочность фундамента, на каком строилось обвинение, и прискорбная несостоятельность защиты. Что выглядело особенно эффектно, так это проведенные Джудом параллели между судом над Лэмом и другими скандальными процессами минувшего столетия, в которых косвенных доказательств хватило присяжным, чтобы вынести обвинительный вердикт, однако впоследствии осужденных оправдывали или их невиновность была неопровержимо доказана. Джуд утверждал, что в каждом из упомянутых случаев личность, репутация, цвет кожи, социальная или религиозная принадлежность, а также моральный облик обвиняемых, оказали на полицию, судью и присяжных гораздо больше влияния, чем было допустимо, разумно и даже когда-либо признавалось теми людьми, какие вынесли приговор. Джуд не пытался оправдать Тревора Лэма. Если он и рассматривал предысторию Лэма во всех подробностях – нищета, отец-рецидивист, восемь братьев и сестер, неоконченная школа, сомнительные культурные ценности и традиции семьи, такие как алкоголизм, невежество и мелкое хулиганство, – то лишь для того, чтобы дополнить образ главного действующего лица. Никто не знал лучше, чем Джуд, что даже в самых неблагоприятных условиях крайней нищеты мальчишки способны вырасти и не стать при этом преступниками, хулиганами, бандитами и алкоголиками. Много лет назад, услышав историю его семьи (за бараниной с рисом и бутылкой вина в греческом ресторане), Берди чуть не устыдилась обиды, которую у нее до сих пор вызывали мысли об изнурительном одиночестве собственного комфортабельного детства в семье, принадлежавшей к среднему классу. Одиночество и неприкаянность? Острое осознание, что ты не такая, как сверстники? Натянутые и так до конца и не выясненные отношения с матерью? Что все это значит по сравнению с мрачным, полным отчаяния миром мальчика-армянина, которого дети прозвали Льюис-Муха?[4] С отцом, трудолюбивым, но под старость совершенно беспомощным, умиравшим от рака легких в спальне, и матерью, которая горбатилась над швейной машинкой? С тем, как оба возлагали надежды на смышленого ясноглазого сына, потому что не могли иметь других детей? И с тем, как умерли один через год после другого, оставив ребенка в холодных и скользких руках государства? Без родных, без друзей, без денег. Без ничего. Кроме надежды, целеустремленности, решимости и жажды справедливости. Никогда Берди не чувствовала себя настолько эгоистичной и благополучно-буржуазной, как в тот день, когда их обед затянулся чуть ли не до вечера, а Джуд все говорил и говорил, сидя над замусоренным столом. Но в каком-то смысле это помогло ей понять, почему в итоге у двух таких разных людей нашлось столько общего. Почему они сблизились и заключили нечто вроде альянса. Ни он, ни она никуда не вписывались. В юридической школе обоих считали странными. Большинство сверстников воспринимали их как бесхитростных и наивных идеалистов. Однако в конце концов различия между ними все-таки проявились. Реакцией Берди на прагматизм и элитарность, вызывавшие отвращение у них обоих, стал уход из этой среды. Учебу она закончила только потому, что не любила сдаваться и не желала отступать перед ушлыми, холеными, чуждыми остальными. А потом покинула юридическую сферу не оглядываясь. В отличие от нее Джуд поступил типичным для него образом – очертя голову ринулся в профессию. Он стремился перевернуть в ней все с ног на голову. Бросить вызов. Компромиссов не признавал. Наживал врагов из числа тех, с кем было опасно связываться. Снискал репутацию горячей головы. Скандалиста. Опасного противника. Перебиваясь редкими процессами в роли бесплатного адвоката, предоставляемого государством, имея слишком много свободного времени, Джуд увлекся делом Тревора Лэма. С точки зрения Джуда, оно олицетворяло недостатки системы правосудия. И он написал «Агнец на заклание», книгу, которая полностью изменила его жизнь и, как недавно выяснилось, жизнь Тревора Лэма тоже. Берди впихнула в сумку запасные ботинки, но, несмотря на все старания, не помять рубашки ей не удалось. Взглянув на часы, она вздохнула. Уже поздно. Пора звонить Дэну Тоби. Прямо сейчас, пока он на работе. Услышав, что ей предстоит, Дэн наверняка возмутится, но есть шанс, что в офисе отреагирует на известие сдержаннее, чем дома, где стесняться некого. По коридору Берди добрела до своего кабинета в передней части дома. Села к заваленному столу и взялась за телефонную трубку. Потом отложила ее. Завести этот разговор она не спешила. Что разладилось в ее жизни? В последнее время она, похоже, если и делала что-то, то вопреки своему желанию. И каким-то образом всегда оказывалась в невыгодном положении. Как это получалось? «Это все Джуд. Надо было тебе сразу отказать Бет. И не звонить ему. Зачем же ты позвонила? Не знаю. Знаешь. Тебе хотелось посмотреть, какой он сейчас, через столько времени. Ты не удержалась и позвонила ему, как только нашелся предлог. Когда можно было уверять себя, что ты просто поддалась уговорам Бет. Ты думала, что Джуд тебе откажет и этим все закончится. И просчиталась. Вот и влипла. Вини саму себя». Все верно. Неприятно, но верно. Берди с мрачным видом снова сняла телефонную трубку и набрала номер. – Ты… что-о?! Берди отдернула трубку от уха и уставилась в пустоту. Ей представился Дэн Тоби на другом конце провода. Навалившись на край стола и побагровев, он яростно дергал узел галстука. Конечно, подобную реакцию Берди предвидела. Но в любом случае следовало поставить его в известность, верно? Не оставлять же Дэна в неведении, чтобы завтра вечером он напрасно ждал ее в пабе. Рано или поздно он все узнает. Уж лучше сразу признаться и отмучиться. Свирепый голос беспомощно зудел в трубке: – Берди! Ты слышишь? Берди! Из трубки донесся пронзительный свист. Терпение Дэна лопнуло. Он окончательно вышел из себя. Берди со вздохом приложила трубку к уху. – Да? – вежливо произнесла она. – Я не ослышался? Ты сказала, что едешь в Хоупс-Энд? – Ты ведь знаешь, что еду, Дэн. Потому и кричишь. Ты беспокоишься. – А как же! Разумеется, беспокоюсь! Берди поморщилась и положила трубку на стол, мрачно посмотрев на разбросанные по нему бумаги, в основном счета, в том числе с неприятно краткими приписками. Надо бы найти возможность оплатить до отъезда хотя бы некоторые из них. Выписать чеки прямо сегодня и завезти их на почту по дороге в… – Берди, подними меня! Подними меня! – надрывалась трубка. Берди не обращала на нее внимания. Она принялась читать одно из писем: «Уважаемая мисс Бердвуд, поздравляем! Вы были выбраны, и теперь можете воспользоваться абсолютно бесплатно нашим новейшим и самым выгодным предложением…» Она вздохнула, сгребла письмо со стола и швырнула в сторону переполненной корзины для бумаг. Голос в телефоне умолк, а потом вдруг сменил тон. И зазвучал добродушно и рассудительно: – Ладно, дружище, я уже не кричу. А теперь перестань ребячиться, хорошо? Берди схватила трубку. – Это ты ребячишься, Дэн! – воскликнула она. – А у меня нет времени на споры. Я укладываю сумку. И уезжаю в Хоупс-Энд собирать материалы по Тревору Лэму для Эй-би-си. Меня попросили, и я выполняю просьбу. – Почему именно ты? – Голос стал подозрительно приглушенным. – Видимо, потому, что я хорошо умею собирать материалы. – Чушь! Ты на короткой ноге с этим чертовски опасным, прекраснодушным и преступниколюбивым мошенником Джудом Грегоряном! Значит, он все это и подстроил? – Дэн, с тобой рядом кто-нибудь есть? – Никого. Милсон вышел, когда я свистнул. Вид у него был такой, словно ему всадили деревянную ложку в задницу. И на том спасибо, подумала Берди. Ее голос зазвучал жестче: – А теперь слушай меня, Дэн. Отчитываться перед тобой я не обязана. Как и объяснять тебе что-либо. Я позвонила только затем, чтобы сообщить: завтра вечером не смогу встретиться с тобой. Вот я и сообщаю. С Божьей помощью я буду в Хоупс-Энде – там же, где Тревор Лэм и компания. Только не подумай, что я жду этой поездки с нетерпением. Нет, не жду. И заслуживаю сочувствия, а не оскорблений. – Глупости! Если бы не хотела, ты бы туда не поехала. Я тебя знаю. Просто не удержалась, да? Ну как же, встреча с такой знаменитостью! Стыд и срам. Он мерзавец, Берди. Этот человек избил свою жену до смерти. Бедная девчонка была вдвое меньше его, да еще беременная…