— Крис? — тихо спросила я. — Что происходит? — Мы попали в театр, где показывают романтические истории, — прошептал он, — я пару раз бывал на таких. Играют вампиры Белого Крыла, поэтому все кажется очень волнующим. Зрители сопереживают любовной линии спектакля. Не волнуйся. — А… Тогда нормально. Но было не очень нормально, потому что у меня пересохли губы. Аура страха, даже в своей дикой воздействующей форме, практически не брала меня. И, узнав о своей приближенности к сильной крови примарха, я тайно решила, что теперь вообще не поддамся аурам вампиров. Но оказалось, что это страха во мне было мало. Черному Крылу почти не за что было зацепиться в моей не обремененной страхами и горем душе. И сильная первобытная кровь выстроила защиту, почти полностью ограждая от черной ауры печали и испуга. А вот аура вожделения… Зрители, пришедшие на спектакль, представляли весь социальный срез города. Добротно и слишком тепло для ранней осени одетые торговцы, их румяные, дородные спутницы с горящими глазами, тонущие в многочисленных оборках. Слишком фривольные наряды для статуса жен. Видимо, в этой среде царила мода на полноту. У некоторых было неясно, обвешана девушка салом по нос или кружева так неудачно топорщатся. Может быть, эта неопределенность задумывалась специально. Тяжело расхаживали по театральному холлу высокие военные, явно с животным огнем в крови. Для меня было необычно, как откровенно, совершенно не стесняясь, перемигивались они с ярко наряженными человеческими девушками, стоящими отдельными небольшими группками. Один такой красавец с холеным лицом, обвешанный наградными лентами, остановился и смерил меня изучающим взглядом. Такое впечатление, что ожидался мой восторженный «ох» и раболепное подползание. Я подчеркнуто равнодушно мазнула по нему взглядом и отвернулась. На какой-то момент показалось, что в толпе мелькнул мистер Фитстоун, но как я ни вглядывалась, так его и не увидела. Зрители были явно взбудоражены ожиданием спектакля. Особенно удивляли шумные группки говорливых и перевозбужденных девиц и молодых людей. Когда зазвенел приглашающий колокольчик, все ринулись в зал, пытаясь захватить места как можно ближе к сцене. — Держись за мной, — сказал Крис и пошел, рассекая толпу. Не то чтобы я была слаба и не могла пройти сама. Нет. Судя по двери столовой, сил в моем человеческом теле явно прибавилось. Но смущала сама необходимость кого-то отталкивать или не пропускать, а здесь явно не брезговали и более тяжелыми мерами воздействия. Девица в соседнем ряду вдруг выдернула стул из-под уже садившейся на него рыженькой девушки и нахально уселась на него сама. — Не подерутся, — сказал Крис и потянул меня на два свободных сиденья, — в таких местах отличная служба охраны. Тихо препираться еще можно, а вот скандалистов быстро выкинут из зала без возврата оплаты. И правда, пострадавшая рыженькая гневно фыркнула, но пошла искать другое место. Когда свет в зале потух, уменьшившееся было присутствие белой ауры вернулось. И разлилось под мерно стучащую нервную музыку. Как биение сердца, тревожная мелодия заставляла обернуться и замолчать ранее спорящих или переговаривающихся людей. Все быстро рассаживались по местам. Я схватила и сжала руку Криса. Стало жарко и трудно дышать. На сцене зажегся свет и начался спектакль. Показывали историю рыбачки, влюбившейся в молодого аристократа из семьи оборотней. Она любила его, он ее, а мешали им ее отец и жених. Да-да, у героини был жених. — Присмотрись к актерам, — шепнул Крис, — это белые. Только после его слов я поняла, что веселые, разукрашенные и беззаботные персонажи на сцене все были вампирами, включая главную героиню. Внезапно один из актеров, тех самых «друзей жениха», вышел в зал, протянул руку девушке, сидящей у центрального прохода, и вывел ее на сцену. — Актеры в зале? — спросила я Криса. — Не похоже. Мне кажется, она зритель. Присмотревшись, я тоже в этом уверилась. Девушка смущалась, но шла гордо и радостно. Играющие персонажи легко и ненавязчиво стали обращаться к ней, как к подруге главной героини. И девушка начала сама произносить фразы, реагируя на ход пьесы. Чаще всего не в тему и слишком манерно, но восполняя энтузиазмом незнание роли и отсутствие актерского таланта. Самое удивительное, что уже через пару минут она самозабвенно целовалась с кем-то из друзей «аристократа». Действие все больше захватывало зал, все переживали из-за каверз отца и жениха, ахали во время любовных сцен. А сцены разворачивались все горячее. В некоторых местах я начала стыдливо отворачиваться, так как происходящее показалось чрезмерно интимным для открытого показа. Потом обратила внимание, что зрители в зале также не чураются некоторых вольностей. На нашем ряду уже активно целовались несколько пар. Оглядываясь, мы с Крисом вдруг увидели Родди, заглянувшего в зал и напряженно всматривающегося в темноту. Не заметив нас, он втянул голову и закрыл дверь из холла. Крис, поднявший было руку, чтобы махнуть другу, опустил ее. Бросив: «Я за ним. Скоро приду», — поднялся с места, а затем поспешил в холл ловить уходящего Родди. Еле слышная вначале музыка играла все явственнее. А тяжелая аура страсти становилась все насыщеннее, как будто ее усиливали эмоции сидящих в зале людей. Я чувствовала себя неуютно, губы пересохли. Быстрее бы возвращался Крис. Из зрителей выдергивали все больше девушек, а затем и молодых людей. Они становились массовкой сцены и вскоре уже свободно расхаживали под ярким светом в полураздетом виде. И тут на сцену для роли сына начальника порта вытянули… Джейкоба Ирбиса, заместителя Итана. Которого тут же взяла в оборот одна из подружек невесты. Она его крутила, обнимала, потом прижала к заднику сцены и вдруг неожиданно толкнула за занавески. Вот только что был, а уже нет. Я завертела головой, сжала руки в кулаки в полной растерянности. На моих глазах утянули предполагаемую жертву. Виски сдавило от волнения, все тяжелее становилось дышать. Где-то рядом вполне мог находиться мистер Фитстоун. Вдруг мне не показалось и он здесь? Тогда весьма вероятно, что сейчас Ирбиса увели не просто так. Если я буду медлить, мы можем больше не увидеть второго приора следаков. И что я медлю и трушу? Возможно, другая девушка так и просидела бы тихо, ожидая мужчину-защитника, но чего я совершенно не умела, так это оставаться равнодушным наблюдателем, когда кто-то нуждался в помощи. Поэтому когда ко мне подошел один из актеров и подал руку, я в ответ протянула свою. В случае чего я буду громко кричать или превращаться. Друзья рядом. Медлить нельзя, нужно действовать. И я рискнула. И пошла на сцену. Вампиры работали на грани фола. С одной стороны, они использовали только естественную ауру без влияния и силового воздействия, то есть все эмоции зала рождались самими людьми во время просмотра спектакля. Но вампиров было так много, что эти эмоции усиливались многократно, зрители буквально источали желание. По букве закона никаких нарушений, да и в театр приходили по собственному желанию, понимая, на что идут. Но, дыша концентрированной аурой страсти, я понимала, как легко тут потерять голову, как близка потеря людьми контроля над ситуацией. Вампир, который меня привел, подхватил за талию и начал странный танец. Вокруг кружились пары. Рыбачка произносила обвинительный монолог, сообщая отцу, что скорее умрет, чем бросит возлюбленного. И мотала ногой вперед-назад над деревянным бортом муляжа лодки, изображая готовность расстаться с жизнью, бросившись в пучину вод. А мы, участники этой фантасмагории, танцевали сумасшедший водоворот на заднем плане. Мой партнер практически дышал мне в шею, но почему-то с каждой секундой становилось все легче выдерживать давление собранных воедино аур. Я была возбуждена, однако разум полностью очистился от дурмана, и вампир удивленно поднял голову, осознав, что питание моими чувствами идет необъяснимо медленно. Меня так и тянуло показать ему язык. Понимая, что надо играть, я, наоборот, закатила глаза и, насколько могла, изобразила переполненность томлением. Дескать, млею и трепещу, о, желанный красавец. Блондинчик приободрился, решив, что эмоции просто развеиваются в потоке конкуренции, и потащил меня к шторам. Как только мы оказались за кулисами, он прижал меня к какому-то ящику с декорациями и попытался поцеловать. — Ой, как вы смеете? — взвизгнула я. — Подлец! Нахал! И с огромным удовольствием двинула блондинчика коленом в то место, где нахальства сконцентрировалось особенно много. С изумленным хеканьем «желанный» согнулся вдвое. Согласно урокам отчима, стоило бы приложить той же коленкой в практически подставленный подбородок, но тогда образ оскорбленной невинности несколько потускнел бы. Поэтому я бросила страдальца и, распространяя визгливо-возмущенное: «Немедленно вон из этого вертепа», демонстративно побежала по коридорчику, тут же нырнув за ближайшую штору и затаившись. За шторой было пыльно, но вполне удобно. Некоторое время мой соблазнитель мотался по проходам с недовольным: «Вот же сучка проклятая». Я краснела, но не выходила. Сучка — это к Люпусам, оборотням-волкам. А я не такая. Я — кошечка. В конце концов мой преследователь решил, что случайная пташка нашла выход и покинула закулисье. Повздыхав, он вернулся на сцену. Оставшись одна, я почувствовала себя блохой, вцепившейся в мягкое подбрюшье бультерьера. Бегай где хочешь, пока не выкусили страшные челюсти. Для знакомства с родителем Криса я надела консервативное платье и сейчас несколько сожалела об этом. Красться в нем было совершенно неудобно. В узком коридоре, заставленном реквизитом из различных спектаклей, подол постоянно цеплялся за выступающие конечности брошенных манекенов или гарды позолоченных деревянных мечей. Я осторожно отцепляла ткань, собирала в узел оборки юбки и на цыпочках подбиралась к дверям, цепочкой тянувшимся вдоль темного прохода. Почти все комнаты были заняты. В них целовались и тискались парочки. Театрально наряженные вампиры с густо покрытыми гримом лицами обнимали людей, а может, и оборотней. По виду не всегда можно определить, а запахи в моей человеческой ипостаси уже не определялись. Что было удивительно, никто из вампиров не переходил черту. Максимально, что я увидела — это небольшой беспорядок в одежде. Никаких поползновений на честь, зато массовое попрание достоинств. Может быть, им для питания и не нужна итоговая страсть? Так думала я, пока не заглянула в очередную комнату и не застыла от шока. У стены, опираясь на нее и закинув наверх голову с закрытыми глазами и блуждающей улыбкой, стоял Джейкоб. Он был переодет в какой-то серебристый халат с распахнутыми полами. В районе бедер у него двигалась светлая голова с длинными каскадными локонами. На видимой части обнаженных ног ало блестели капли крови. Вторая девушка, тоже из белых, сидела на полу, удовлетворенно вытирая рот. Она была облачена только в полупрозрачное белье и шляпу. В комнате плескалась отнюдь не естественная аура. На Джея влияли, вытягивали из него желание, и он отдавал, широко, мощно, скорее не страстно, а… покровительственно. Допускал до тела. У меня мгновенно поднялись тоненькие волоски на руках, помчались по телу мелкие мурашки, сворачивая узел зарождающегося желания. Неизвестно к кому, непонятно для чего. Чистое, бессмысленное вожделение. Стыдное и неприятное. Девушка между бедер Ирбиса постанывала, издавала чмокающие звуки, извивалась. Я растерялась, не зная, что делать: то ли уйти, то ли прервать эту вакханалию. И внезапно почувствовала в сгустившейся ауре, густым киселем заполняющей мои легкие, явные «копченые» следы. Здесь точно ранее присутствовал мой знакомец с черной аурой и вплел капли своего флера в окружающий тяжело колыхающийся эмоциональный концентрат. Я открыла рот, еще не уверенная, что же произнесу дальше, как за моей спиной раздался шепот: — Все, что здесь происходит, происходит по желанию молодого человека. Воздействие оказывают по его просьбе, согласно установленным ограничениям и разрешительным правилам. Если хотите, спросите. Я медленно обернулась за спину и пересеклась взглядом со стоящим в коридоре мистером Дьюком. А ведь была уверена, что даже в человеческом теле неплохо слышу и чувствую, намного лучше, чем обычный человек. Так вот, Дьюк подошел абсолютно беззвучно. Он склонил голову набок, с удовольствием рассматривая мое ошеломленное лицо. — Хорошо-о, — простонал в комнате заместитель приора, — добавь еще огня, малышка. Хочу, чтобы у меня мозги вскипели. Осторожно прикрыв дверь в комнату, я растерянно захлопала ресницами, давая себе время собраться с мыслями. Вариантов было два. Изобразить привычную провинциальную смущенность («Ах, меня нечаянно притащили со сцены и бросили, а я заплутала. Какая радость, что нашли меня!») или честно сказать: я здесь специально, веду расследование и мне не нравится запах в комнате. В человеческом теле и думать было бы нечего — только вариант слабой малышки. Но теперь, с появлением кошки, меня раздирали совершенно противоречивые чувства. Хотелось быть храброй, сильной и уверенной. Такой, какой меня знали друзья. Такой, какой хотели видеть мама и отчим. Какой я всегда мечтала стать сама. Пришло время или не пришло? Пожалуй… нет. Осторожность взяла верх над эмоциями. Здесь я была одна, вокруг вампиры, риск слишком велик, поэтому я пересилила себя и рвущуюся на свободу кошку. Сыграю слабость и нахрапистую наивность. Вампир рассматривал меня с явной заинтересованностью, только что не облизывался. Его пронзительные серо-голубые глаза с удовольствием обегали мое лицо и ладную фигурку. Четко вырезанные губы скупо, сдержанно улыбались. Меня взвесили, оценили и даже мысленно ценничек навесили. Я деликатно начала: — О, мистер Дьюк. Вторая встреча за вечер, но вы так вовремя… А что вы тут делаете? Он завис на секунду от неожиданности. — Простите, мы знакомы? О, покинутые небеса. Я же без амулета! О… О… Припалила кошка шерстку. Как говорит моя мама, «Самая лучшая память — у отъявленных лжецов. Если не можешь запомнить, что говорила раньше, лучше не лги». Пришлось сознаваться, так как придумать ничего не получилось. Поймали на горячем.