– Ну, ты чего? Все уже, кончилось все… – бессвязно бормотал он, глядя как по серым, покрытым цементной пылью щекам пленника пролегают одна за другой светлые мокрые бороздки. – Все в порядке, Илюха… Ты же Илюха, да? Мещеряков? Пленник отчаянно закивал головой, стараясь придать жесту, как можно большую убедительность, словно боясь, что появившиеся вдруг спасители исчезнут сейчас, уйдут, вновь оставив его здесь. – Ну, вот и хорошо. Значит это ты. Илья Мещеряков, правильно? И снова чуть не отрывающаяся от усердия голова. Да, да, это я, правильно. Только не бросайте, только не уходите! – Значит, Мещеряков Илья Станиславович… – медленно проговорил вслух Железяка. Карандаш хрустнул в его пальцах, разламываясь пополам, серая графитная крошка осыпалась на чистую страницу блокнота, запачкав ее неровными смазанными штрихами. Железяка казалось, этого не заметил. – Ну, что, Илья Станиславович, видно придется тебя навестить. На правах боевого товарища, поинтересоваться житьем-бытьем… Заодно и про взрывчатку потолковать по душам… Северный ветер. Учитель и ученики В средней школе №18 шел урок обществознания в выпускном классе. Моложавый и стройный учитель, стоя у огромной во всю стену карты России, объяснял внимательно слушавшим ученикам новый материал. В классе стояла глубокая тишина, как впрочем, всегда на уроках этого преподавателя. Да и то сказать, преподавателем учитель обществознания был необычным, и начиналась эта необычность буквально сразу, уже с внешнего вида. Вообще преподаватель-мужчина в современной школе большая редкость. А уж если такой и попадается, то это либо неуверенный в себе и вечно краснеющий под кокетливыми взглядами старшеклассниц юнец-практикант только из института, либо случайный в школе человек, решивший здесь перекантоваться, благо ставки трудовика и физкультурника не требуют каких-то особых навыков, либо, еще один вариант, выживший из ума старикашка-неудачник одержимый какими-нибудь маразматическими идеями и пытающийся их внедрять в жизнь. Все три перечисленных типа встречаются довольно часто, и все три, как учителя не стоят ломаного гроша. Детей, как правило, такие люди не любят, профессии своей стыдятся, а на уроках лишь отбывают положенный номер. Ну и школьники, само собой, платят этим наставникам взаимностью, издеваясь над ними, как только могут. А могут не мало, уж вы мне поверьте, изобретательность молодого поколения не знает предела. Совсем не тот тип школьного учителя представлял собой Илья Станиславович Мещеряков, преподаватель обществознания средней школы №18. Хотя тип тут не правильное слово. Не было такого типа на свете, уникален был Илья Станиславович, единственен в своем роде, не побоимся уж такого громкого определения. Крепкий, подтянутый молодой мужчина тридцати лет, всегда с иголочки одет, чисто выбрит, спокоен и слегка ироничен. К тому же обладал преподаватель весьма оригинальным методом доведения своего предмета до учеников. Оценок он не ставил принципиально, опросов пройденного материала не проводил тоже. Да и не объяснял ничего, ничего не заставлял записывать, или зазубривать. Урок обычно проходил в форме беседы, разговора, иногда рассказа. Причем создавалось такое ощущение, что общаются не учитель и ученики, а разговаривают полноправные партнеры, равный с равными… – Мой предмет одновременно и прост и сложен, – говорил обычно на первом уроке, принимая новый класс, Илья Станиславович. – С одной стороны он о том, что вы и так знаете, потому что сталкиваетесь с этим каждый день. Порой просто не обращая на это внимания, порой не отдавая себе полного отчета в увиденном, но, тем не менее… а с другой стороны придется изрядно попотеть, чтобы разобраться в механизмах и тайных пружинках управляющих обществом. Вами, мной, всеми нами… Еще он всегда ставил в итоге ученику ту оценку, которую тот хотел получить, пусть даже весь класс желал быть отличниками. Не спрашивая, не проверяя… На этот счет тоже имелось объяснение… – Мой предмет для вас – школа дальнейшей жизни. И та закорючка, что окажется в итоге в вашем аттестате не имеет никакого значения, – лукаво улыбался Илья Станиславович, глядя на обалдевшие от таких непривычных заявлений лица учеников. – Эта цифра, хоть пять, хоть два, не имеет ровно никакого практического смысла. Главное, то, что останется у вас в головах. И то, как вы сможете применить полученные знания на практике. Поэтому сразу настраивайтесь на то, что оценку по моему предмету в итоге поставит вам жизнь, ну а я готов нарисовать в ваш дневник любую цифру, мне не жалко. Он вполне серьезно, без малейшей рисовки разрешал тем, кто считает его предмет ненужным и неинтересным не ходить на уроки, поясняя, что глупо тратить время и силы на того, кто не хочет ничего узнавать, в ущерб тому, кто пришел сюда, чтобы получить знания. Тем, кто не посещал уроков, он тоже обещал любые оценки на выбор. Правда, в итоге таких учеников ни разу не нашлось, так что проверить искренность этого обещания было некому. Хотя, школьники не сомневались в правдивости учителя, по-крайней мере никто не мог припомнить такого случая, когда слова у него расходились бы с делом. И это тоже было огромным плюсом в глазах ребятни. Девчонки-старшеклассницы влюблялись в Илью Станиславовича по уши, впрочем, каких-либо ответных чувств у холостого, как доподлинно было выяснено наиболее настойчивыми, преподавателя ни одна из них не добилась. Относился учитель к поклонницам с мягкой иронией, по-доброму, но попытки перейти грань отношений учитель-ученица пресекал быстро и решительно. Чем только еще больше укреплял свою популярность. Не была помехой даже его явная, известная всей школе, инвалидность. В любую погоду и зимой, и летом кисть правой руки Ильи Станиславовича обтягивала черная кожаная перчатка, скрывавшая грубый отечественный протез. Где учитель потерял руку, при каких обстоятельствах в школе не знал никто, а спросить напрямую отчего-то не решались. Ходили рассказы о том, что раньше скромный преподаватель обществознания служил в армии и даже участвовал в войне на Кавказе. Но верили в это не многие, поскольку информация на поверку всегда выходила противоречивой и неточной. Теперь же привычно повернувшись к карте правым боком, чтобы удобнее было действовать зажатой в левой руке указкой, Илья Станиславович вел урок. Хорошо знавшие его школьники с удивлением замечали, что сегодня преподаватель несколько не в себе, голос его звучит не так ровно и чуть насмешливо, как обычно, на гладко выскобленных щеках играет нездоровый румянец, а всегда спокойные и внимательные глаза лихорадочно поблескивают. Да и указку, нацеленную куда-то в центр Южного федерального округа, преподаватель держал как-то уж слишком крепко, словно рыцарь турнирное копье, готовясь проткнуть им соперника. – Итак, Северный Кавказ – самый проблемный регион в современной России, тугой клубок политических и экономических противоречий. Нынешнее подцензурное телевидение, конечно, показывает "восстановление Чечни", "налаживание мирной жизни" и последних боевиков, неуклюже вылезающих из кустов, дабы получить кадыровскую амнистию. Разум, впрочем, отказывается верить в это благолепие – все-таки не очень-то похоже на "порядок", когда власть в республике передается по наследству, а бывшие террористы формируют вооруженные до зубов батальоны ГРУ. Илья Станиславович глубоко вздохнул, словно собираясь с мыслями, и испытующе посмотрел на затаивший дыхание класс. – Зато все, кто имеет иные, помимо телевизора, альтернативные источники информации, могут видеть более правдивую картину. Кавказские феодалы постоянно грызутся между собой, не стесняясь решать свои разногласия перестрелками в центре Москвы, кавказские оппозиционеры заканчивают жизнь выброшенными из милицейского автомобиля с пулей в голове, кавказских министров убивают из оружия спецназа. Не говоря уж о том, что в тех краях регулярно что-то взрывают, кого-то похищают и расстреливают. В общем, картина мирной жизни как она есть. В голосе учителя явственно прозвучала незнакомая школьникам, непривычная в его устах горькая ирония, после чего он надолго замолчал, пристально вглядываясь в карту. По рядам прошел тревожный шепоток, уж очень все это не похоже было на их любимого преподавателя. Не так он себя вел сегодня, неправильно… – При этом сложно не заметить, что Кавказ уже переехал к нам в Центральную Россию, по меньшей мере, наполовину, – продолжал меж тем, не замечая оживления класса учитель. – Причем переехал основательно, привезя с собой всю свою кавказскую самобытность вроде обязательной пальбы из пистолетов посреди проезжей части. Если кто не помнит, это происходило в день чеченского языка, сами чеченцы назвали эту демонстрацию "вайнахский автопробег". Впрочем, это как раз еще самые безобидные выходки… Учитель вновь несколько раз глубоко вздохнул, словно ему не хватало воздуха, резко тряхнул головой, будто сбрасывая охвативший морок, и отошел от карты. – Далекий и не всем известный Кавказ, после двух не слишком успешных чеченских войн буквально ворвался в нашу повседневную жизнь. Хотим мы того или не хотим, но теперь мы вынуждены ежедневно сталкиваться с его представителями, если не лично, то посредством телеэкранов, газет и прочих средств массовой информации… – Но почему все так? – сидевшая на первой парте отличница Лиза Терешкова говорила с искренней обидой и непониманием. – Что им надо от нас? Или нам от них… – Что надо? Хороший вопрос… – Илья Станиславович, казалось, уже полностью овладел собой и теперь его голос звучал почти как раньше, уверенно и чуть насмешливо. – Корень современных проблем, дорогие мои, следует искать в прошлом. Достаточно бегло изучить историю русско-кавказских отношений, чтобы избавиться от любых иллюзий относительно того, какими эти отношения могут быть в будущем. Он обвел взглядом замерший класс, стараясь каждому заглянуть в глаза. Дольше всех взгляд учителя задержался на сидящих за одной партой на третьем ряду двух дагестанцах Алике Масудове и Лечи Исмаилове. Те заерзали, чувствуя себя неудобно и странно, но глаз не опустили, глянули в ответ с вызовом. Не дело мужчине и воину терять лицо на глазах у одноклассников. – Итак, перед нами встал вопрос. Возможно ли мирное существование русских и кавказцев в одном государстве? Несколько голов школьников как по команде обернулись в сторону двух дагестанцев, тоже одарив их пристальными взглядами в упор. Заинтригованные необычным вопросом ученики ждали ответа, то ли от двух дагестанцев, то ли от молча держащего паузу преподавателя. – Увы, – когда напряжение уже физически сгустилось в воздухе, широко развел руками учитель. – История русско-кавказских отношений – это история постоянных войн, кровавых мятежей, карательных экспедиций и непрекращающихся партизанских движений. – Да мы знаем, генерал Ермолов, и все такое… – Еще Сталин чеченцев выселил… – К сожалению, ребята, это лишь малая часть реальных фактов столкновения наших народов, – поднял руку, призывая класс к тишине учитель. – Давайте-ка кратко пробежимся с вами по основным вехам истории народов Кавказа. Школьники замерли обратившись в слух, даже Лечи с Аликом изобразили на лицах почтительное внимание. – Первыми теснить кавказцев начали казаки – еще в XVI веке. В конце XVI – начале XVII века русские войска уже организовано вторгаются в Дагестан. XVIII век ознаменован Персидским походом Петра I, несколькими походами против кавказцев и сопротивлением последних под руководством шейха Мансура… Звучит в тишине класса голос учителя. Оживают в стриженых головах школьников под его магическим действием мертвые призраки былых войн и походов их предков. Несется по ущельям на горячем арабском скакуне окруженный верными мюридами имам Шамиль. Топочет ощетинившийся стеной штыков строй пехоты генерала Ермолова. Пылают селения, визжит шрапнель и гремят выстрелы. А вот уже и ударники из батальонов смерти Добровольческой армии Деникина штурмуют укрытые в горной крепи аулы. Крадутся по тайным тропам немецкие парашютисты в сопровождении горцев из Северокавказского легиона СС. Стучат колесами набитые людьми теплушки с бойцами НКВД в открытых тамбурах. Разворачивается кровавая, почти забытая ныне сага мужества и подлости, борьбы за свободу и предательства… Заворожено слушают мальчишки, ловя каждое слово учителя… – Только крупные восстания и войны, как видим, случались каждые пятнадцать-двадцать лет, – подводит, наконец, итог рассказанному Илья Станиславович. – При этом партизанская война, или "абречество", вообще не прекращалась почти никогда. Таким образом, "покорение Кавказа" никогда не было законченным процессом, таким, как, скажем, "освоение Сибири", оно постоянно требовало новых средств и новой крови. Требует, и по сей день. В контексте исторического развития, две недавние чеченские войны – не какие-то из ряда вон выходящие, а вполне стандартные для данного региона события. Закон диалектики – развитие по спирали… Учитель перевел дух после столь пространного монолога, вновь исподтишка оглядев класс, проверяя, какое впечатление произвело рассказанное на учеников, сверяя их реакцию с желаемой. Реакция у всех разная, можно даже сказать полярная. На лицах закоренелых двоечников, привычных обитателей "камчатки" читалась явная скука, еще бы, чеченские войны уже набили оскомину в выпусках новостей, героических фильмах и книгах, слушать о них на уроке совершенно неинтересно. Не то у основной массы – эти скорее удивлены, так всегда бывает, когда человеку выдают систематизированную в одну логическую цепь подборку вроде бы хорошо известных ему фактов, неизбежно предстающих вдруг в новом свете, если смотреть на них под подсказанным учителем углом зрения. Оба дагестанца, понятно, вертятся, как ужи на сковородке, но отчаянно стараются соблюсти видимость безразличия, чтобы не потерять "мужское достоинство". Андрюшка Гринев, так и замер на второй парте, впитывая каждое слово, тоже все ясно и предсказуемо. Еще интересна реакция буквально нескольких человек, эти умеют мыслить критично, не признают авторитетов, им невозможно бездоказательно навязать чужое мнение, исключения нет даже для него, учителя. Сейчас они задумчивы, сопоставляют, анализируют, вспоминают что-то из личного опыта. Всего три-четыре человека на весь класс, но именно для них в первую очередь читается сегодняшняя лекция. – Отдельно стоит отметить методы принятые при подавлениях кавказских восстаний, – теперь Илья Станиславович говорил с тщательно рассчитанной горькой интонацией, в голосе явно прослеживалось сожаление. – Аулы уничтожали целиком, брали заложников, широко применяли принцип "коллективной ответственности". И предупреждая возмущенную реакцию класса, учитель жестко припечатывает: – Но это было разумно! Да, вы не ослышались, разумно! Больше того, необходимо. Увы, общество, построенное по клановому и родоплеменному принципу, не представляется возможным разделить на "комбатантов" и "не комбатантов". Такое общество не придерживается международных правил ведения войны, оно воюет все целиком и те, кто сами не держат в руках оружия, оказывают пассивное сопротивления: являются базой снабжения партизан, предоставляют им кров, медицинскую помощь и информацию. А партизанскую войну невозможно выиграть цивилизованными методами, это не раз доказано американской, да и советской армией. Сжигая целые селения в пламени артиллерийского огня, российские и советские генералы спасали жизни своих солдат, которые в противном случае тонули бы в собственной крови, пытаясь побороть партизанское движение более "благородными" методами. Илья Станиславович вновь сделал тщательно выверенную паузу, давая классу возможность осознать и переварить услышанное, после чего продолжил упавшим до трагического шепота голосом: – Однако, каждому здравомыслящему человеку, очевидно, что реакцией на политику террора, помимо временной покорности и отказа от борьбы в силу страха, будет исключительно ненависть. И ненависть эта станет основой для следующей войны. Так формируется замкнутый круг. – Да ладно, кто сегодня про это все помнит?! Скажете то же… Да, с чеченами воевали, так победили же! Ленивый голос с "камчатки" раздался как нельзя, кстати, позволив учителю изящно перейти к новому вопросу, которого хотелось коснуться обязательно. – Что ж, вот он глас народа! – Илья Станиславович иронично усмехнулся. – Очень показательный кстати, глас… Да, действительно, сегодня современным русским городским жителям с высокой башни плевать на историю своего народа. Они давно, что называется "оторваны от корней". Хотя любой, кого лично коснулись две последние чеченские войны, вряд ли будет равнодушен к теме русско-кавказских отношений. Штука в том, что в процентном отношении к общей массе таких людей не так уж и много. Но давайте взглянем и на другую сторону, участвующую в этом застарелом конфликте. Не берусь утверждать за всех, но считается, что каждый уважающий себя вайнах обязан знать несколько поколений своих предков. Таким образом, практически каждый кавказец знает, что дед его был депортирован, прадед воевал с русскими, а прапрабабку сожгли вместе со всем аулом. И ведь ничего с этим не поделаешь – не запретишь же людям знать историю своего народа! Да и многие из тех, кто ныне учит эту историю, сами еще недавно подносили патроны своим отцам и старшим братьям, воевавшим против федеральных войск. Так что, дорогие мои, на фоне рек крови, которые были пролиты на Кавказе, все рассуждения о примирении и мирном сосуществовании выглядят либо очень наивно, либо, наоборот, крайне цинично. Исторически между двумя народами сложилось только два варианта отношений – либо "русские подавляют кавказцев", либо "кавказцы мстят русским". – Да что от нас надо этим кавказцам! – это опять умница Лизочка, в негодовании морщит хорошенький носик. – Да не кавказцам от вас! – взрывается неожиданно Лечи. – Это русским всегда нужно было что-то от кавказцев! Их земля, их нефть, их богатства! Из-за этого и все войны! Не лезли бы на Кавказ, и воевать никто бы не стал! – Стоп! – учитель поднял вверх ладонь, пресекая поднявшийся в классе негодующий ропот. – Вот здесь давайте разберемся поподробнее. Не возражаешь, Лечи? – Чего там разбираться и так все ясно! – юный дагестанец ощетинился не хуже готовящегося кинуться в драку щенка. Пока это вызывало лишь улыбку, но уже через несколько лет этот мальчик превратится во вполне состоявшегося мужчину и тогда задевшему его уже вряд ли придет в голову улыбаться. – Все вроде и впрямь ясно, да не совсем, – примирительно поднял руки, обращенные раскрытыми ладонями к дагестанцу учитель. Рекомендованный психологами жест обезоруживающей доверительности сработал как нельзя лучше. Лечи еще продолжал что-то недовольное ворчать себе под нос, но в общем уже готов был слушать, не бросаясь сразу в словесную перепалку. – Итак, действительно, в России многие считают нефть причиной последних чеченских войн. Однако сама эта нефть при ближайшем рассмотрении оказывается лишь каплей в море общероссийских запасов. По словам нынешнего министра энергетики Чечни, разведанные запасы ее на территории республики составляют 20 миллионов тонн, а самые оптимистичные прогнозы на неразведанные – еще 150 миллионов. Для сравнения, общие запасы России – 10,5 миллиарда тонн. Итого, в процентном отношении вес чеченской нефти ничтожен! Лечи уже набрал в рот воздуха, чтобы что-то возразить, но учитель придержал его жестом. – С остальными кавказскими ресурсами дела обстоят и того хуже. Добыча сырья в Дагестане за последние два года не превышала 331 тысячи тонн нефти и 613 миллиона кубометров газа. Весь нефтепромысел республики за 70 лет существования добыл около 43 миллионов тонн нефти и конденсата и 39 миллиардов кубометров газа. Для сравнения, одно только Самотлорское месторождение в Западной Сибири дает 150 миллионов тонн нефти в год. Существуют, впрочем, смутные перспективы нефтедобычи на "дагестанской части" каспийского шельфа, однако именно смутные. Бурение на шельфе требует больших затрат, каспийский шельф является спорной территорией нескольких государств, и запасы эти все равно скудны по сравнению с сибирскими. По самым оптимистичным оценкам – 500 миллионов тонн. Еще в Дагестане и Северной Осетии имеются медь и цинк, но на Урале их гораздо больше. Для туризма и тому подобных нужд Кавказ малопригоден в силу общей дикости, отсталости и криминогенности региона. Утопические проекты построения там новой "Швейцарии" оставим фантазерам. Вот такая картина с экономической точки зрения. Ты что-то хотел добавить, Лечи? Дагестанец, уткнувшись взглядом в парту, лишь пробурчал что-то невразумительное. В принципе и сам вопрос учителя был явно риторическим. – То есть мы с вами разобрались: ресурсов на Северном Кавказе – самый мизер. При этом все они имеются в других регионах России и в большем объеме. Зато потребности у Кавказа весьма и весьма велики. Его можно уподобить прожорливому дракону, который только поглощает ресурсы, постоянно увеличивая аппетиты. Конец списка дотационных регионов на сегодняшний день выглядит так: Республика Северная Осетия-Алания датирована федеральным бюджетом на 60,16%, Республика Адыгея на 60,68%, Карачаево-Черкесская Республика – 67,16%, Кабардино-Балкарская Республика – 67,38%, Республика Дагестан – 78,82%, Чеченская Республика – 84,21%, Республика Ингушетия – 89,24%. При этом территория, занимаемая Северным Кавказом, составляет менее 1% всей территории России. Республики Северного Кавказа – финалисты дотационного списка. И никакие кавказские ресурсы не могут покрыть их потребности и расходы даже частично. Вот теперь заинтересовалась даже ленивая и сонная "камчатка". Вообще это правило современной жизни, когда речь заходит о деньгах, интерес к проблеме моментально просыпается у всех. – Да-да, вы правильно меня поняли. Ваши родители – у кого они бюджетники, могли бы получать гораздо большие зарплаты, если бы не необходимость кормить не способные существовать за счет собственных средств регионы. А те, кому повезло иметь родителей бизнесменов, тоже сразу же ощутили бы на себе положительный эффект от уменьшившихся налогов. Ну, или от развития социальных программ, на которые эти налоговые средства могли бы быть перенаправлены. Одним словом на сегодняшний день для России, Северный Кавказ – это колония наоборот. Территория, поглощающая ресурсы федерального центра, и при этом не стесняющаяся вести себя к жителям метрополии предельно нелояльным образом. – Да на хрена она такая нужна? Ни фига себе колония! Снова голос с недисциплинированной "камчатки", вполне ожидаемый впрочем. – Действительно, – улыбнулся преподаватель. – Для чего нам такая дорогостоящая, и при этом не дающая никакой отдачи колония? К тому же сама мечтающая выйти из состава России. Чего же проще? Отпустить, да пусть идет себе с миром, а? Вопрос был заранее рассчитан на втягивание учеников в дискуссию. В данный момент школьники уже изрядно заинтересовались темой, прониклись рассказанным, раскачались. Так что наверняка не постесняются и не поленятся высказаться. – Ага, мы их отпустим, а они там у себя исламский халифат создадут!