Если уж совсем честно, то в начале, когда он попал на первые милицейские допросы, Салман проклинал свою дурную голову, каялся, что не решился вовремя отказаться от участия в задуманном друзьями предприятии. Тогда он всерьез считал, что они попали по полной, думал, что остаток жизни проведет в тюрьме среди уголовников. И сидеться, как он предполагал, будет ему отнюдь не сладко, ведь русские бандиты наверняка не одобрят его участия в убийстве русского же парня и постараются ему отомстить. По-крайней мере азербайджанцы, точно бы так поступили… Вот это попал, что называется, за компанию! Вся жизнь теперь под откос… Но такие мысли посещали Салмана давно, еще на этапе предварительного следствия. Едва дело оказалось в суде, все его страхи развеялись, словно дым. Дебелая тетка-судья отнюдь не внушала такого же почтительного страха, как жилистый, скорый на кулак оперативник с железными передними зубами. Адвокаты уверенно заявляли о том, что у дела нет никаких перспектив. Свидетели после интимных бесед с друзьями и родственниками бравых азербайджанцев один за другим отказывались от своих показаний. Все судебное действие все больше и больше напоминало комедийный фарс, неминуемо обязанный закончиться такой же смешной развязкой. По законам жанра, так сказать. У комедий не бывает трагических концов, на это есть драмы. Поэтому Салман сейчас беспечно улыбался весне, щуря глаза, под яркими солнечными лучами. Комедии несут с собой позитив, даже если по ходу действия герой и попадает в неоднозначную ситуацию, все равно, понятно, что это все не всерьез, понарошку. А кончиться все должно хорошо. Обязательно хорошо. Занятый своими мыслями, он даже не успел заметить, откуда взялся перед ним невысокий худощавый, но жилистый парень. Самый обычный русак в линялой джинсовой куртке неожиданно шагнул откуда-то сбоку, бесцеремонно заступая ему дорогу. Вообще, это конечно было наглостью и требовало соответствующей реакции со стороны гордого азербайджанского мужчины. Но ведь вокруг была комедия, и Салман сегодня любил весь мир. Он мягко улыбнулся, поднимая глаза на незнакомца, уже открыл рот, чтобы вежливо попросить его посторониться, не загораживать проход, но поперхнулся заготовленными словами, встретив чужой взгляд, сиявший ледяным холодом. Острыми иглами льда, за которыми ворочалось мутной лавой, плавилось, дыша холодным огнем ослепительное безумие. И так этот взгляд незнакомца не соответствовал весне и солнцу, шуршащей зелени древесной листвы и ласковому порыву теплого ветра, настолько выламывался из общей картины мира, настолько был нереальным, что просто приковал молодого азербайджанца к месту, парализовал его волю, ввел в ступор. Салман не сделал ни малейшей попытки что-то объяснить незнакомцу, как-то защититься, или хотя бы спастись бегством. Он просто стоял и как завороженный смотрел в залитые обжигающим холодом смертельной ненависти глаза. Смотрел не отрываясь… Даже тогда, когда на одном уровне с ними возник черный зрачок пистолетного дула. Грохота выстрела, расколовшего его мир, Салман не услышал. Только сверкнула в лицо яркая молния, высветив на мгновение перед глазами, словно болидом фотовспышки, всю его короткую жизнь. А потом была темнота. И мягкий асфальт, нежно принявший на выпяченную вперед каменную грудь его тело… Последним что он почувствовал было давящее ощущение чужой ребристой подошвы на лице… Но это последнее унижение не вызвало уже никаких чувств, ни гнева, ни ярости… Оно уже не имело значения… Теперь все не имело значения… Маленькое уютное кафе в цокольном этаже старинного здания, казалось, просто создано было для тихих благостных разговоров старых друзей давно не видевшихся, закружившихся в жизненной суете, но, вот радость-то, нашедших, наконец, свободную минутку для встречи и неспешного обсуждения всего, что произошло с ними за последние годы. Такие посетители здесь обычно и бывали, составляя огромный процент общей клиентуры. Такими были и двое мужчин уединившихся за дальним угловым столиком у окна. Такими, но не совсем… Они действительно знали друг друга по прошлой жизни, действительно давно не встречались, надолго потеряв один другого из виду, но друзьями они никогда не были, и сейчас дружить явно не собирались. Тихий же их разговор отнюдь не походил на расслабленный треп, а скорее уж на беспощадную рубку фехтовальщиков на звенящих клинках. Хотя стороннему наблюдателю вполне могло показаться иначе. – Они же верили тебе, Илюха, – голос Железяки звенел тщательно просчитанными нотками укоризны. – Они же не понимали, что ты их просто используешь. Не понимали, что имеют дело с профессиональным кукловодом, с тем, кто привык разыгрывать людей в своих интересах. Они же еще пацаны совсем, ума житейского взять негде, а ты… – Что я? – потупившийся было Илья, вызывающе вскинул подбородок. – А вы? Вы все! Кто из вас хоть слово сказал, когда меня вышвырнули на нищенскую пенсию? Кто?! Хрен с ним! Кто из вас что сделал, чтобы получить с тех уродов, что меня искалечили? Кто что сделал, чтобы кровью их умыть?! Чтоб ответили они за все, а?! – И ты решил отомстить сам? Решил сделать это руками мальчишек? Бойцов из них сделать? Смертников? – Пусть так! Пусть это личная месть! И что, стыдить меня будешь? Или повяжешь, как экстремиста? – Дурак! Стал бы я для этого с тобой разговаривать?! Спасти я вас хочу, понял? – В жопу засунь себе это спасение! Я от таких как ты подарков не принимаю! – Ты пойми, – зло оскаливаясь и ломая собеседника взглядом, шипел Железяка. – У тебя выхода другого нет. У всех вас другого выхода нет. Все! Игры кончились, и если мы с тобой здесь и сейчас не договоримся, то ты просто не выйдешь отсюда. Точнее выйдешь, но уже в браслетах, понял?! А всех твоих пацанов возьмут еще до утра. Всех, понимаешь?! И у всех будут реальные сроки! Это я тебе обещаю. Никто не соскочит. – Пугаешь? – щерился в ответной презрительной улыбке Илья. – На понт берешь? Так не выйдет, пуганный я уже… – Дурак! – рубил от плеча Железяка. – Я не пугаю и понты тут ни к чему. У меня один интерес – тебя из дела чистым вывести. Остальные все равно попали, без разницы к чему мы с тобой сейчас придем. Я только тебя на волю тащу, понимаешь? – С чего это такая доброта? Фронтовое братство? Долг офицерской чести? – насмешливо кривился Илья. – Вот ты тормоз, прости господи! – злился, беспомощно разводя руками Железяка. – На хрен ты мне сдался, фронтовой брат, бля! Тоже мне, нашелся родственничек, век бы тебя не видеть! Это сверху приказ, врубаешься? Не должно быть в группе террористов работника спецслужб, понял? Не должно. Пусть даже бывшего работника. Лишняя тень на всю контору. А это на хрен никому не нужно. Потому большие звезды тебе и предлагают вариант тихо уйти в сторону. Новые документы, деньги на первое время, жилье в любом городе на выбор… – Даже в Москве? – саркастически ухмыльнувшись, перебил Илья. – Пошел ты! Еще в Париже попроси. Я тебе реальные вещи говорю, а ты прикалываешься, урод! – Чего-то маловато сребреников тогда, помельчала иудина доля… – Так и масштаб не тот, – отрезал Железяка. – Иуда вон какого деятеля завалил, а ты кого нам сдать можешь? Горстку сопливых мальчишек с отмороженными мозгами? Которых мы и без тебя возьмем в любой момент… – Чего ж тогда не берете? – хитро прищурился, вглядываясь в собеседника Илья. – Вот только не надо песен. Я же сам из Конторы, все знаю и понимаю… – Крови не хотим, – стараясь играть как можно искреннее, Железяка выдержал пытливый взгляд бывшего сослуживца. – Скажу тебе по секрету, там… – он многозначительно ткнул пальцем в потолок. – Там вполне сочувствуют пацанам, ну сам знаешь, чурки уже реально всех задолбали. Просто методы ваши, мягко говоря, слишком жесткие… Вот и приходится, реагировать… – Не понял… – А что тут понимать? Твою бригаду все равно надо ликвидировать, как бы мы к вам не относились. Вот только если взять твоих мальчишек сейчас, придется предъявлять им реальные дела с кровью и трупами. А это реальные сроки, и не малые. Вплоть до пожизненных, понял? Да чего я тебе растолковываю, сам не маленький, соображать уже должен… Он сделал точно рассчитанную паузу, дождавшись, чтобы оппонент полностью осознал, осмыслил нарисованную перспективу. И лишь дождавшись его неосознанного, едва заметного кивка продолжил: – Ты не думай, у нас и доказательств и улик на всех хватит, а если не хватит, то, сам знаешь, мы умеем все это создавать. Тем более точно знать будем, не невинных овечек по беспределу грузим, а просто закрепляем то, что и есть правда. Так что никто не выскочит. Без вариантов. И снова пауза, и снова инстинктивный согласный кивок. Значит дошла информация, зацепила… Значит, поверил… – Потому и говорю. Крови вашей мы не хотим, но и выпустить не можем. Знаем, раз начали, то сами не остановитесь. Поэтому предлагаю тебе компромиссный вариант: всей бригадой инсценируете масштабный теракт. Только обязательно всей, чтобы до одного человека. Мы вас берем с поличным. Тебя выводим из дела сразу, а остальные получают условные сроки. Инсценировка же, врубаешься? Трупов нет, разрушений нет. Так, мелкое хулиганство с националистическим окрасом. Учитывая положительные характеристики и то, что ранее не привлекались, твои пионеры остаются на свободе. Зато этот щелчок по носу их верняком отрезвит и заставит отойти от дел. Уж чего-чего, а жути на них во время предварительного следствия нагонят, я лично поспособствую. Ну и ты, само собой исчезаешь из города навсегда, чтобы не было соблазна опять вокруг прежнего руководства сплотиться. Ну как? – Никак пока… – задумчиво почесал бровь Илья. – Не очень понял, в чем интерес Конторы? – Чего же непонятного? – удивился Железяка. – Наш интерес твою группу остановить. Чего нам еще? – А нераскрытые дела на кого вешать будете? – Это ты про остальные ваши художества? Так это пусть у ментов башка болит, нам-то что? Нам палки к концу квартала не рубить… – А то с вас за взрывы не спрашивали? – Так уже спросили, и хватит… Глухарь, он и в Африке глухарь, одним больше, одним меньше… Я ж тебе говорил, если кого за испорченные показатели драть и будут, так это ментов, а нам до них дела нет… Нам до вас дело… – Ага, и никому не захочется звездочку на погон по-легкому срубить за раскрытие? Расскажи мне сказку! – Чудило, – с видом крайнего долготерпения вздохнул Железяка. – Я же тебе говорю, по вам установка с самого верха пришла, какие звездочки? Тут вместо новых звезд старые слететь могут, понимаешь? Или ты думаешь, я бы тут с тобой политесы разводил, если бы было указание вас к ногтю придавить? Да мы бы уже давно в камере беседовали, а не за столом. И поверь, в камере ты был бы гораздо сговорчивее… – Как раз в это я верю… – непроизвольно поежился Илья. – И правильно делаешь, – рассудительно кивнул Железяка. – Ну, так что, по рукам? – Мне нужно подумать, – мрачно глядя в стол, выговорил хрестоматийную фразу Илья. С этого момента поединок можно было смело считать выигранным. Именно так люди и ломаются, не отвечая четкого и однозначного "нет" на предложенную подлость, оставляя себе маленькую, казалось бы, лазейку на всякий случай. А потом остается лишь вопрос времени. Если человек не готов пожертвовать собой за других вот прямо сейчас, то после он найдет сотни и тысячи достойных аргументов, чтобы этого не делать. – Мы же не в кино, Илюш, – мягко произнес Железяка. – Думай, конечно, только думай быстро. Ты должен решить все сейчас, потому что от этого зависит то, как ты выйдешь отсюда: сам по себе, или в наручниках. Сам понимаешь, рисковать я не могу. – А если я тебя обману, – хрипло выговорил, заглядывая ему в глаза, Илья. – Если скажу, что согласен, а сам… Железяка лишь широко и ласково улыбнулся в ответ. – Ну что ты, право, как ребенок… Даже неудобно за тебя… Конечно мы все закрепим подписочкой, стандартной, о добровольном сотрудничестве… Начнешь вилять, сольем информацию твоим же мальчишкам. Они потом тебе сами брюхо вскроют, мы даже пачкаться не будем… – Не поверят… – упрямо мотнул головой Илья, но Железяка явственно засек всего на одно короткое мгновение плеснувший в его глазах ужас. – Поверят, – все так же мягко и доверительно проговорил в ответ. – Нам всегда верят… Ты же знаешь, мы умеем быть убедительными… – Да уж… Помолчали. Ничего говорить и не требовалось, теперь нужно было только ждать. В принципе в исходе беседы Железяка не сомневался с самого начала, сценарий был разработан, просчитан до отдельной реплики в нескольких вариантах, проверен и одобрен ведущими психоаналитиками Конторы. Осечки быть не должно. Конечно, в том случае, если Мещеряков поверил бы в изложенные мотивы, если бы до конца проникся. А вот тут никаких гарантий быть не могло, все зависело от актерских способностей самого Железяки. Поэтому сейчас оперативник, скрывая внутренне напряжение, небрежно откинулся на мягкую спинку стула, делая вид, что наслаждается романтической музыкой, льющейся из скрытых под потолком динамиков. Он ждал, ждал оценки качества сделанной уже работы. Причем троек и четверок в оценочной шкале предусмотрено не было, или-или, либо пятерка, либо два без права пересдачи. – Ладно, – ладонь Мещерякова гулко шлепнула по столу. – Я согласен. Железяка слишком резко подался вперед, якобы потянулся к остывшей давно чашке кофе, на самом деле просто старался скрыть нервную дрожь облегчения. – Согласен, но с одним условием… Это было уже хуже, никакие условия расчетным сценарием не предусматривались. Железяка внимательно глянул на собеседника, приглашая того излагать свои пожелания. – Нужно будет как можно скорее, желательно уже сегодня приземлить одного человечка… – Зачем тебе это? – Не твое дело. Это моя цена. Иначе никаких переговоров, можешь сразу вынимать наручники. – Хорошо. Основания? – Незаконное хранение оружие, можно на реальный срок. – Нужно подбросить ствол? Железяка говорил собранно и по-деловому, не удивляясь просьбе и не обсуждая моральной стороны дела. На такую мелочь, как отправить кого-то в тюрьму ради выполнения задуманной операции начальство даст санкцию без проблем. – Нет, у него действительно есть "макар". Хранит в тайнике. Тайник в подоконнике в его комнате. – Адрес и координаты. Илья замешкался на секунду, но быстро совладав с собой, четко продиктовал данные Варяга. Записывать информацию Железяка не стал, но Илья знал, что, несмотря на это, тот ничего не забудет и не перепутает, конторскую выучку не пропьешь. – Кто-то из твоих недругов? – Да нет, скорее уж из друзей… Только заигравшийся малость, ему отдохнуть полезно будет. – А почему такая спешка?