Между тем, Исаев уже стоял на своем этаже. Быстро осмотрев дверь квартиры на предмет возможного вскрытия, Андрей снял жилье с сигнализации и шагнул из прихожей в комнату, которую использовал под офис. Осторожно пристроив конверт на стеклянную поверхность стола, он скинул куртку и включил ноутбук. На то, чтобы в режиме прокрутки проглядеть запись с камеры, ему понадобились четыре минуты. Убедившись, что за время его отсутствия периметр у двери квартиры был чист и пуст, Исаев выдвинул ящик стола, вытащил нож для разрезания бумаг и провел лезвием вдоль линии верхнего сгиба конверта. Набрав в легкие воздух (его личная паранойя с учетом того, что однажды ему уже приходилось сталкиваться с отравляющими веществами, присланными ему в «подарок»), Андрей поддел ножом образовавшуюся щель и заглянул в проем. Затем глухо вдохнул и перевернул конверт. И на стол выпал сложенный вдвое лист бумаги — единственное, что в нем хранилось. Исаев подцепил острием ножа угол листка и раскрыл его. Продолжая удерживать острием верхнюю часть, он вытащил из ящика степлер и пристроил его на нижнюю часть бумаги. Теперь лист был распрямлен полностью. И первое, что бросилось Андрею в глаза — отпечаток пальца, сделанный синими чернилами вверху листка. Четкое, почти фотографическое отображение практически всех папиллярных линий — привет тем, кто захочет убедиться, что послание написано Лизой. Далее, под отпечатком пальца шли восемь арабских цифр: 15.10.11.13, заканчивающихся знаком «решетка», а следом — несколько абзацев письма. Но Лиза в нем обращалась не к Андрею, а к другому, более важному для нее человеку: «Здравствуй, папа. Постарайся не волноваться и на всякий случай запомни цифры, которые я указала вверху. Я жива и здорова. Это письмо я пишу тебе сегодня утром. Но когда ты его прочитаешь, я уже улечу из Москвы. Пожалуйста, пока не ищи меня. Поверь, у меня есть причины, чтобы сейчас прятаться. Но я обещаю, что обязательно позвоню тебе, как только смогу. Ты же, пожалуйста, обещай мне беречь себя и не доверяй никому из своего настоящего окружения. У меня есть все основания считать, что рядом с тобой находится или скоро появится человек, который убил маму. Мне неимоверно сложно писать тебе это письмо: приходится выбирать, о чем рассказать, а о чем пока умолчать. Но, поверь, я бы все отдала, чтобы хоть на минуту вернуться к тебе, спрятаться за тобой или просто побыть с тобой рядом. Но я знаю, что если я сделаю это, это никого не спасет и будут новые жертвы. Поэтому с этой проблемой — если, это, конечно, можно так называть — я разберусь сама. Я обещаю тебе: я сделаю все, чтобы однажды вернуться домой. А ты взамен должен дать мне слово, что ты будешь беречь себя. Твоя безопасность — это мой самый надежный тыл. Когда-нибудь я расскажу тебе, что случилось со мной и почему я сейчас делаю такой выбор. Но я знаю, что, узнав правду, ты поймешь и простишь меня, ведь на моем месте ты поступил бы так же. А я — твоя дочь, я — твоя кровь. И это — самое главное, папа. И еще... Пап, пожалуйста, у меня есть к тебе еще одна просьба. Тот, кого ты всегда ненавидел (ты еще называл его «мальчишкой с театральными идефиксами») ... Ты ведь помнишь, о ком я тебе говорю? Так вот, пожалуйста, не нагнетай лишнего и помоги «этому мальчишке» выйти оттуда, где он сейчас находится. Детали, как я понимаю, есть у того человека, который покажет тебе это письмо. И поверь, этот «мальчишка» давно не имеет к Лизе Домбровской ни малейшего отношения. Между им и мной больше нет ни ненависти, ни общего будущего. Он здесь вообще ни при чем. Я очень люблю тебя, папа. Пожалуйста, береги себя. Лиза». Если Исаев, увидев конверт, решил, что он испытал шок, он жестоко ошибся. Настоящий, подлинный шок — тот, когда люди даже не пытаются сражаться с собственным потрясением, пришел к нему, когда он прочитал письмо Лизы. Послание, в котором дочь Домбровского, не сказав лишнего, дала ясно понять отцу, что он в опасности, что Алекса надо выводить из игры и что Андрей, возможно, единственный человек, которому она доверилась. Забывшись, Исаев на секунду прикрыл глаза и даже потер переносицу. И в его голову соскользнул целый ворох вопросов: «Получается, что Лиза знает меня? Но откуда? Когда мы встречались? И почему я не могу ее вспомнить? Или в момент нашей встречи — а эта встреча стопроцентно была — эта девушка создала иллюзию, что была кем-то другим? И где, ГДЕ, мать его так, то потерянное звено, из-за которого я никак не могу вспомнить, где Я видел ее?» После очередной встряски вопросами, ответов на которые не нашлось, Андрей более-менее пришел в себя. Машинально нащупав позади себя кресло, он придвинул его и сел. И его взгляд переместился на цифры: «15.10.11.13#... И хотя, Максим Валентинович, они предназначены вам, вы уж извините меня, если я тоже над ними подумаю... Итак, что мы имеем, шифр, ключ или, прости меня господи, код нейтрализации где-то заложенной бомбы? Да нет, какая бомба, это полные бред и чушь. Это же не киношка, и дочь Домбровского далеко не ребенок, чтобы играть в подобные игры. Судя по тому, как написаны ее письмо и дневник, эта девушка умеет ясно и четко доносить свои мысли, причем, до определенного ею узкого круга людей. И она наверняка в курсе того, что у ее отца, как, впрочем, и у меня, нет квалификации подрывника, нужной для деактивации взрывного устройства. Тогда получается, что цифры — послание? Окей, предположим. И что же за ними скрывается?» Андрей внимательно присмотрелся к строке: 15.10.11.13#. Секунда, другая... 15.10.11.13... 15.10.11... Он вычленял. Он видел то, что не замечают другие. 15.10... «15.10? Пять баллов, Лиза! А у меня IQ, конечно, хорош, но мог бы быть и трехзначным». И хотя с учетом сложившейся ситуации смешного было мало, Андрей все-таки фыркнул. Женская логика порой преподносит мужчинам сюрпризы. Но настоящий женский ум, если он, конечно, есть на порядок превосходит средний мужской. И в общем, не надо было быть сверхчеловеком с уникальными способностями, чтобы вспомнить о том, что означает первая пара чисел. 15.10. — дата и месяц рождения Алекса. А вот насчет второй пары цифр и знака «решетка» в конце... И тут можно было начинать пытать свою память, и так взбаламученную шокотерапией от Лизы, но Исаев не стал этого делать. В этот момент он выводил другое логическое построение: «Предположим, послание — это код. Назовем его так для ясности. Код, отправленный Лизой, начинается с даты и месяца рождения Алекса. Что это, совпадение? Ошибка Лизы? Случайная комбинация? Я думаю: нет. Больше того, выдвигаю предположение, что код Лиза адресовала Алексу, а не отцу. Это спорная версия? Да. Но кто, скажите на милость, пойдет на заведомый риск и «на всякий случай» пошлет код, который содержит дату и месяц рождения человека, которого ты типа «забыла», не кому-нибудь, а генералу-полковнику МВД? Хорошо, предположим, что Домбровский слопает эту ложь. К тому же Ресль у него не в чести, и Макс Валентинович не обязан помнить, когда у Алекса день рождения. Но тут возникает одно весомое «но». Письмо с кодом Лиза отправила мне. И она понимала, что я это письмо прочитаю. И если предположить, что ей известно, что я и Алекс тесно общаемся, раз у меня есть «все детали» относительно его отсидки в СИЗО, то она не могла не знать, что я обращу внимание на код и у меня в голове точно всплывет ассоциация с датой «15.10». И с этой информацией я, естественно, пойду к Реслю. А вообще, что-то не верится мне в это ее «у нас с Алексом больше нет отношений». Но распинание бро на столбе поиска правды мы пока оставим до Праги, а сейчас вернется к насущным делам. А насущные дела заключаются в том, что код должен что-то открыть. Вопрос: что? Отталкиваемся от того, что в современном мире (а Лиза у нас не в Средневековье живет) кодовые замки, коды-пароли или же коды доступа чаще всего используются для открытия мобильных устройств или банковских приложений. Но в этих кодах не используется знак «решетка», и на сенсорной клавиатуре подобных устройств такого значка нет. Но знак «#» часто присутствует в кодах электронных замков. Например, «#» есть на клавиатуре устройства охранной сигнализации, которой пользуюсь я. А значит, будем исходить из того, что код открывает не мобильное устройство, не банковское приложение, а что-то механическое. Это может быть дверь, ведущая в дом, офисное помещение или в банковское хранилище — не знаю точно, тут вариантов масса. Но это мы пока отложим в дальний карман головы и вернемся к сути. А суть состоит в том, что конверт с письмом Лиза отправила на мой адрес. Это раз. На конверте нет погашенных марок, и послание Лизы через почту не проходило. Это два. Три: Елена Михайловна, то есть консьержка, сказала, что бросить в мой ящик конверт мог почтальон. Ваня, так, кажется, его зовут?.. Так вот, этот Ваня мог получить послание Лизы только одним из трех способов. Во-первых, конверт ему в сумку могла тайком пристроить Лиза или выбранный ею для этого человек. Но судя по тому, что заметил я, Ваня сумку из вида не выпускал. Во-вторых, Ваня мог получить конверт из рук Лизы или из рук ее «посланника». Но у дочери Домбровского, если судить по ее дневнику, есть черты характера, свойственные и Алексу. Это недоверчивость, это закрытость и это — авантюрная жилка. А значит, Лиза не стала бы доверять доставку письма делу случая. Ей было проще самой передать Ване конверт. А раз так, то Ваня ее видел». Андрей бросил взгляд на часы. Почтальон, исходя из охапки газет в его руках и груженой тележки, за истекшие семь минут не мог далеко уйти. И можно было, конечно, хватать в охапку куртку, конверт и бежать за ним, но Исаев вытащил из колоды совсем другого туза. Андрей набрал консьержке. Та сняла трубку быстро: — Да, Андрюша? Что ты хоте... — Елена Михайловна, извините, что перебиваю. У вас телефон Вани есть? — Да, конечно, — Исаев не видел, но в этот момент женщина даже кивнула. — Когда он начал почту нам приносить, я сразу же у него номер взяла. — Чудесно. Тогда можете ему позвонить и мягко, но только именно мягко попросить его подняться ко мне? — Да, сейчас сделаю. А что?.. — И в интонациях женщины ясно прозвучал вопрос: «А зачем он тебе?» — Тогда если вас не затруднит, — и Андрей нажал на «отбой». ... Они приближалась к разгадке тайны странной внешности этой девочки. Но если Андрей сейчас стоял у стола и, задумчиво поглядывая на письмо Лизы, поглаживал губы костяшками пальцев, то Ира покосилась на Ладо. Но тот был занят: внимательно следил за дорогой. «Отлично». Самойлова достала из сумки пудреницу, консилер для губ — обычное бьюти-средство, которое делает кожу почти идеальной перед нанесением помады и... замерла, уставившись на него. Между тем в квартиру Андрея уже звонили. Бросив взгляд на монитор ноутбука, где трансляция с камеры показывала, что под дверью стоит почтальон, Исаев прихватил снимок Лизы, конверт и шагнул в прихожую, не забыв плотно прикрыть за собой дверь, которая вела в комнату. Открыв входную, Андрей впервые присмотрелся к стоявшему перед ним юноше. Средний рост; очень полный. Собранные в хвостик редкие, но чистые волосы, простоватое, но аккуратно выбритое лицо, недорогие, но опрятные брюки, ветровка и обувь. В целом Ваня производил впечатление человека, может, и не очень удачливого по жизни, но чистенького, славного и обстоятельного. — Привет. Иван? — с ходу взяв уважительно-доброжелательный тон, Исаев пошире распахнул перед ним дверь: — Я Андрей. Проходи. Но переступать его порог Ваня не спешил. Для начала он оглядел Исаева, затем сложил пухлые руки на животе и кивнул: — Здравствуйте. Мне тут сказали, что у вас с доставкой почты проблемы? — в голосе Вани наблюдался оттенок легкой насмешки. Своеобразно, конечно, но Исаеву всегда нравился подобный подход к делу. Разговаривая с ним, Ваня смотрел ему прямо в лицо, не краснел, не тушевался, не дергался и держался с тем спокойным и слегка ироничным достоинством, из которого можно было заключить, что это надо еще постараться, чтобы довести Ваню до ручки. Из общего впечатления выбивались только кольца на толстеньких пальцах Вани. Стальные широкие обручи на большом, указательном и мизинце его правой руки, и такие же кольца на левой кисти. Подобные украшения еще называют мужественными и брутальными. «Интересно, а Ваня у нас случаем не романтик?» — подумал Андрей.