«Да в общем-то, никакой». — Ладно, Андрей, давай мне «Нокиа» Лизы, — в итоге заключил дядя Саша. — Попробуем разобраться с ее телефоном без привлечения МВД. Исаев осторожно спустил с плеча на пол дорожную сумку, присел перед ней и, покопавшись в ее боковом отсеке, протянул Александру Ивановичу упакованный в пластик мобильный. — А теперь, дорогие мои пионеры, поступим следующим образом. — Фадеев переправил на нос очки. — Посмотрите пока телевизор, или попейте кофе, или развлеките себя на ближайшие полчаса так, как вам больше нравится, но чтобы в лабораторию ко мне не соваться. Договорились? Алекс кивнул. — Андрей, не слышу ответа, — повысил голос дядь Саша. — Хорошо, — нехотя отозвался Исаев. Покосившись на крестника из-под очков, Александр Иванович дождался, когда тот в бессильном жесте «согласен» поднимет вверх руки, после чего развернулся и отправился вниз по лестнице в подвальный этаж, где у «Альфы» находилось специально укомплектованное помещение. — Почему Александр Иванович нас с собой не взял? — провожая взглядом его ровную спину, тихо поинтересовался Алекс. — Боится, что в телефоне взрывчатка, — также тихо отозвался Андрей. Пауза. — Андрей, ты смеешься, что ли? — Если бы, — Исаев поморщился и внезапно решился: — А с чего, по-твоему, дядь Саша намекнул на звонок Валентинычу? Он же, откровенно говоря, как и я, боится, что в «Нокиа» Лизы тол, шимоза или пироксилин. И если на не ту кнопку нажать, то будет бум. Или — очень большой бадабум. — Совсем с ума сошел? — помолчав, холодно осведомился чех. Вместо ответа Андрей молча пожал плечами, и тут Алекс сообразил... — Погоди-ка. То есть твои объяснения, которыми ты в четыре утра пытался меня убодать не ездить с тобой в Комри, а также твои слова насчет того, что в «Альфу» ты тоже поедешь один, поскольку хочешь снять с «Нокиа» все отпечатки пальцев — все это ложь? Растеклась новая пауза. Андрей покусал губу. «Вот почему я откровенничать не люблю», — промелькнуло в его голове. — Все ясно, — прервал его размышления чех. — Ты мне солгал, и Лиз ты тоже не веришь. — А как ей поверить? — все-таки разозлился Андрей. — Один раз я уже это сделал, и что в итоге? А в итоге Лиз твоя обвела меня вокруг пальца и сбежала по дороге ко мне домой, предварительно насовав Новаку в морду. А если приплюсовать сюда то, что в качестве Элисон она три года без малого водила нас с тобой за нос, то на ее счет напрашиваются не самые радужные выводы, знаешь ли... Короче, так. Я ничего не имею против нее, но в поддавки я больше с ней не играю. — Мм, — посмотрев на Исаева, Ресль походил по приемной и развернулся к нему. — А как насчет того, что ты использовал меня, когда пытался поймать ее? Это, по-твоему, как, в порядке вещей, хорошо и нормально? Ну-ка, ответь мне, а я послушаю. — Это другое, — отрезал Андрей. — Какое другое? Отличие в чем? — А ты, конечно, не видишь разницу в нашем с ней поведении! — Я? Вижу. Значит так, — Алекс взъерошил волосы и сел на диван, стоявший в приемной. Скрипнула черная кожа, когда он наклонился вперед и, не сводя глаз с Исаева, скрестил пальцы на уровне рта. — Я, Андрей, в последний раз тебе повторяю, что в обиду тебе я ее больше не дам. Я был с ней, я, черт бы тебя побрал за эту вынужденную мою откровенность, с ней спал, и я с ней фактически прожил вместе, бок о бок, три дня, когда мы с ней были в Пушкине. Я ее понял, и я ее знаю. Если хочешь, то я ее чувствую. И мне хватает ума, чтобы понять: сейчас она загнана в угол. И моя задача — вытащить ее из беды, с тобой или без тебя. Хотя с твоей помощью это будет намного проще. И тем не менее, мой дорогой и волшебный друг, на будущее учти, что если ты еще хоть раз ... — Какие-то проблемы, Андрей Сергеич? — в приемную заглянул один из охранников, привлеченный их возбужденными голосами. — Никаких, — быстро отозвался Андрей. — Иди на пост. — Так там Нечаев, — не врубился охранник. — Хоть два. Я сказал, на пост возвращайся. — Ну окей, простите, — молодой человек бросил на Исаева обиженный и непонимающий взгляд и закрыл за собою дверь. — Ладно, извини меня. Больше не капли вранья, — помолчав, покаялся Андрей. — А враки редко приводят к хорошему. Даже те, про которые говорят, что «это ложь во спасение», — тихо отозвался с дивана чех. — Поверь, я знаю, о чем говорю. Я тебе тоже не obdivovatel pravdy. — («Не правдоруб», — быстро перевел про себя Исаев). — Но последние четырнадцать лет я занимался тем, что врал себе, и знаю, чем это заканчивается. Результат — перед тобой. Я почти потерял её... А ей всего двадцать пять, но она играет в чисто мужские игры. А это очень жестокие игры, Андрей. И если не вытащить ее из беды, ты знаешь, что с нею сделают. Ее посадят. А я уже находился в тюрьме, и не хочу, чтобы она через это прошла. Теперь тебе все понятно? Исаев кивнул. Чувствовал он себя очень неловко. А с другой стороны, у Андрея начало складываться впечатление, что с возвращением Лизы Алекс словно обрел утраченную часть себя самого. Иначе откуда взялась эта потребность защищать и заступаться? — А теперь хватит, всё. Наговорились. И объяснились. Мир, — невесело усмехнулся чех и поднялся с дивана. — Пошли. — Куда? — Туда, где у вас кофеварка. Я кофе хочу. Минут через десять, когда эти двое уже сидели на кухне, к кухне подходил дядя Саша. Голоса «мальчишек» звучали достаточно громко. — Ты, кстати, в курсе того, что Терентьева на неделе собирается в Прагу? — донеслась до него искаженная легким акцентом беглая русская речь. «А тезка мой по-русски хорошо говорит», — машинально отметил Фадеев. Еще один шаг вперед... — Не в курсе. А что Наташка в Праге забыла? — стук ложкой о стенку чашки. Это Исаев.