Ее губы дернулись в шуточном подобии оскала: — Ха-ха. Бешеная псина — это про меня. Будет обидно, если ты не станешь меня так называть. — Кэт плавно и грациозно покачалась с пятки на носок. — Ах да. Зачем я пришла-то. Э-э… Давай сперва кое-что проясним. Моя мама здесь работает, вот и взяла сегодня меня с собой. Сказала, что тебе нужна подружка… или что-то типа того, чтобы ты могла… ну, мол, такая трагедия… — Я в порядке, — выпалила я. Опять эта тупая фраза. — Да знаю я, знаю. Так ей и сказала. — Кэт прошагала к единственному стулу в палате и, подтащив его к моей койке, плюхнулась на него. — А еще люди не любят откровенничать с незнакомцами. Да и странно это было бы как-то. Но она моя мама… а тебе нужна "жилетка", чтобы выплакаться… ну, и что, по-твоему, я должна была сказать? Не пойду? Даже я не настолько бессердечна. Нет уж, ее жалость мне точно без надобности. — Можешь сказать своей маме, что я тебя обругала и вышвырнула вон. — К тому же, — продолжила Кэт, словно меня и не слышала, — я убеждена: "жизнь слишком коротка, чтобы тонуть в печали". Ну, и как бы там ни было, уверена, ты уже поняла, какая я обалденная компания. Ох, и знаешь еще что? Открылась вакансия в моей пятерке фаворитов — нет, речь не об отстойной телефонной завлекалке, а о кружке лучших друзей, — и я как раз ищу кандидата на верхнюю строчку. Будем считать наш междусобойчик твоим собеседованием. Непонятно как, но ее небольшая речь снова пробудила во мне вспышку прежнего чувства юмора. — Смотрю, быть твоей самой близкой подругой — та еще работенка, да? — не удержалась я от шпильки. — А то! — Кэт взбила волосы. — Не хочу хвастаться, но у меня очень высокие запросы. — Хм, а мне казалось, что лучше, когда запросы низкие. — Посредственности не запоминаются. Можешь записать это, подчеркнуть, обвести в кружок и нарисовать звездочку. Золотую. — И, переведя дыхание, прибавила: — Ну а теперь давай выясним, похожи ли мы. Ла-адно. Почему бы и нет? Разыграем сценку собеседования до конца. Всего-то и надо — делать вид, будто мне это офигенно интересно. — Конечно. Давай. — Так… ты осталась одна, да? Что называется, с места в карьер. Ну, по крайней мере, она не стала говорить банальности или ходить вокруг да около. Может, поэтому я выдавила хриплое "да". Большего от меня еще никто не добивался. — Хреново. — Ага. — Будешь это? — Кэт указала на ванильный пудинг, принесенный мне кем-то из посетителей. — Не-а. — Клево, а то я умираю с голода. — С широкой белозубой улыбкой она конфисковала пудинг и ложку, откинулась на спинку стула и, попробовав кусочек лакомства, аж застонала от удовольствия. — Ну, так что, продолжим? — М-м, ладно. — Похоже, мне еще сотню раз предстоит мычать, пока мы договорим. Даже сидя, Кэт была сродни энергетическому торнадо, с которым я понятия не имела, как себя вести. Тем временем моя потенциальная лучшая подруга, насладившись еще одной ложкой пудинга, вновь подала голос: — Ну, поехали. Знаешь, мы с моим парнем решили провести все лето вместе, а потом ему вдруг понадобилось навестить неведомую родню в какой-то тьмутаракани. По крайней мере, так он мне сказал. Ну, поначалу все было нормально, мы болтали каждую ночь, а потом — бум! — и он просто перестает звонить. Я же, как верная подружка, без конца набирала его номер, посылала сообщения — вовсе не навязчиво, клянусь, я ведь перестала где-то после тридцатого «абонент не отвечает». А неделю спустя, этот гад окончательно меня добил — позвонил вдрызг пьяный и такой: "Эй, детка, привет, я так соскучился, а что на тебе надето?" — словно и не исчезал никуда! Ну, я и ответила, что это не его собачье дело. Повисла пауза. Кэт выжидательно смотрела на меня, сунув в рот очередную ложку пудинга. Мне так и хотелось оглядеться, чтобы убедиться: вся эта информация что, предназначалась мне? Конечно, те несколько подруг, с которыми я общалась за эти годы, тоже обсуждали своих парней, но не в первую минуту знакомства и не с таким обилием деталей. — Ну? — между тем подтолкнула Кэт. А, да. Наверное, сейчас мне полагалось вынести вердикт. Права она или нет. — Ты… права? — Вот именно! А еще — он назвал меня чужим именем. Не во время секса или чего-то такого, иначе я бы его просто убила, а трупу было бы весьма проблематично вымаливать у меня прощение. По телефону, во время нашего последнего разговора. У меня ушла минута, чтобы проследить за полетом ее мысли и ухватить, наконец, самую суть ее откровений. — Это отстой? — я хотела сказать утвердительно, но фраза опять прозвучала, как вопрос. — Я знала, что ты меня поймешь! Мы словно близнецы, разлученные в младенчестве. Ну, так вот, только мы повесили трубки, вернее, я бросила трубку — хорошенькая такая пощечина мерзавцу, до сих пор себя за нее хвалю — и тут снова звонок. Да, да, опять мой парень. Он: "Привет, Рина". Я: "Что? Рина? И какого черта ты этой Рине звонишь?" Он начал мне вешать лапшу, но я-то не дура — поняла, что он грязный кобель, лживый потаскун, и между нами все кончено. — Ну и хорошо. — Так, так. Кто бы мог подумать? Я все-таки способна говорить утвердительно. — Изменщики — просто уроды. — Хуже. Вот начнутся занятия, уж он у меня попляшет, я ему устрою веселую жизнь, и в прямом, и в переносном смысле. Этот гад обещал любить меня… и только меня одну!.. веки вечные, до конца мира плюс еще немножко, и ему придется заплатить за предательство. А Рина пусть его хоть досуха высосет — надеюсь, помрет от какой-нибудь страшной болезни! Она не стоит моего драгоценного внимания. Школа. Фу. Вот и еще один момент моей жизни, которому предстоит измениться. — А где ты учишься? — Высшая школа Ашера. Лучшая в мире. — Туда ходили мои родители. И снова фу. К чему я сейчас их вспомнила? Я вцепилась пальцами в простыню, жалея, что нельзя забрать свои слова обратно. Я могла делать вид, будто все нормально, но только если разговор не затрагивал личных тем. — А ты? — спросила Кэт, не акцентируя внимание на моем промахе. Слава богу. — Академия Карвера. Хотя больше нет. Мои дедушка с бабушкой жили в… районе школы Ашера. Похоже, после летних каникул нам с Кэт предстоит часто видеться. Я уже было открыла рот, чтобы сказать ей об этом, но в последнюю минуту передумала. Нет смысла подпитывать ее энтузиазм. — Это Ракеты, что ли? — прыснула Кэт. — Мы надрали вам задницу в прошлом году и на поле, и на площадке. Тигры, вперед! Ты наверняка рыдала по этому поводу, так что вынуждена предупредить — в этом году вы снова проиграете, и тебе опять придется плакать. Извини. Чем скорее смиришься, тем легче тебе будет. — Расправившись с пудингом, Кэт узурпировала мою чашку с водой и, отодвинув соломинку, стала пить прямо через край. — Ну, а у тебя есть парень? — Нет. Одна черная бровь вопросительно приподнялась, накрашенные прозрачным блеском губы поджались. — А девушка? — Нет. — Плохо. Не в смысле, что ты не встречаешься с девушкой — хотя это было бы круто: ты стала бы моей первой подругой-лесбиянкой, и мне не пришлось бы переживать, что ты уведешь у меня приятеля, как эта шлюшка Рина, — а в смысле, что у тебя нет парня. Ты бы познакомила меня с кем-то из его друзей, а я бы смогла послать своему бывшему фото нашего якобы страстного романа. Слушай, хочешь, я притащу коляску и повезу тебя кататься? Сможем спуститься в кафетерий и перехватить по гамбургеру. Не особо вариант, конечно, но после пудинга мне до чертиков хочется мяса. Да, и на будущее — голодная я психованная. Выбраться из палаты? Снова увидеть мир? — Нет, спасибо. — Я зарылась в гору подушек, как ящерица в песок, и притворно зевнула. — Я немного устала. Кэт подняла руки в жесте "сама невинность и понимание", напомнив мне… никого не напомнив, и встала. — Больше ни слова. Все поняла. Я сваливаю, а ты отдыхай. — Но дойдя до дверей, она задержалась на пороге и оглянулась. — Знаешь, а ты мне нравишься, Али Белл. Конечно, мне надо еще пару раз тебя навестить, чтобы понять наверняка, но да, думаю, мы крепко сдружимся, и ты взлетишь на верхнюю строчку моей "пятерки". И с этими словами она исчезла. * * * Так вышло, что после нашей встречи я задержалась в госпитале всего на одну ночь. Я не видела Кэт все оставшееся лето — наверное, это к лучшему. Она милая девушка, а я — не лучшая компания, и пообщайся она со мной подольше, могла бы изменить свое мнение о том, насколько я ей подхожу. "Давай станем близкими подругами" превратилось бы в "Ой-ой-ой, пожалуйста, больше никогда ко мне не приближайся!". Вряд ли я вообще вошла бы в ее "пятерку фаворитов". Скажете, я была депрессивной неврастеничкой? К моему ужасу, дедушка с бабушкой не купились на вялые заверения, что "все в порядке" и часами, днями, неделями пытались меня подбодрить. Они чудесные люди, правда, но я знаю, до какого отчаяния их доводила. Родственники говорили, мне нужно поплакать. Так станет легче. Вот только я никак не могла сказать им, что словно держу слезы под замком. Каждый день я чувствовала, как они жгут мне глаза, но капли так и не собирались и не проливались наружу. И, если честно, меня это не сильно волновало. Плакать не хотелось. В глубине души я смирилась с тем, что заслужила страдать… сгорать изнутри. На самом деле, я заслуживала гораздо худшего. В день похорон я ошеломила всех, включая себя саму, спросив, можно ли мне не ездить на кладбище. Просто… даже думать не хотелось, что предстоит увидеть место, где моя семья проведет остаток вечности, что они годами будут гнить там, прежде чем окончательно исчезнуть с лица земли. И даже если это и можно было расценить как самое худшее наказание, мне все равно хотелось запомнить семью прежними, полными жизни и энергии. Но, конечно, бабушка с дедушкой не разрешили мне остаться дома. По дороге туда я пристроилась на заднем сидении их "седана". Сегодня они с ног до головы оделись в черное, и я тоже. Мне купили новое модное платье. Честно, не стоило так тратиться. Я бы лучше нацепила мешок из-под картошки. Это был ужасный день, и хорошо бы моя одежда это отражала. Ладно. Мне не хотелось думать о себе. Бабуля распустила свои каштановые, длиной до плеч волосы, пытаясь скрыть бледные щеки, сжимала дрожащей рукой платок и постоянно промокала заплаканные глаза. "Она ведь тоже потеряла семью, — напомнила я себе. — Не я одна тут страдаю". Нужно было помочь бабушке принять утрату, вести себя подобающе, но… я просто не могла. — Скажешь пару слов в память, кхм, почивших? — спросил дедуля, прочистив горло. Его седые волосы так сильно истончились и поредели, что по бокам образовались внушительные залысины. И, да, дедушка безуспешно пытался прикрыть их зачесом. Как же мама любила подшучивать по этому поводу. — Али? Я и секунды не раздумывала над ответом. — Нет, спасибо. Бабушка повернулась ко мне. Ее веки опухли, покраснели, тушь потекла. Мне пришлось отвести взгляд. Эти золотистые глаза были слишком знакомыми, и боль в них… слишком походила на ту, что испытывала я.