был волшебником, раз умел пользоваться ключом, открывать двери и бродить… — Я осеклась.— Между мирами, — закончил Ирранкэ. — И сдается мне, он видел то же самое, что видит Ири, и даже намного больше.— Ты уж говори, да не заговаривайся, — помотала я головой, — а то ты сейчас ее потомком Создателя выставишь!— Так ведь это правда, — улыбнулся он. — Алиев сотворил он, и в жилах Короля-чародея, должно быть, тоже текла его кровь. Забавно выходит, Марион! Я должен закончить дело жизни моей прародительницы, а Ири, быть может, продолжит дело самого… Раз волшебство возвращается, потребуются те, кто сумеет приручить его заново, — старые-то приемы не работают, да и не осталось умельцев.— Ирэ, — серьезно сказала я, — бабушка всегда говорила мне: не беги впереди лошади. Мы еще даже дверь не нашли, я уж молчу о том, чтобы совладать с феей, а ты навыдумывал — на десяток жизней хватит, ваших, алийских, а не человеческих!— А разве это плохо? — так же серьезно ответил он. — Знаешь, Марион… Если ты разучился мечтать, значит, ты почти что мертв.— Ты…— Я — разучился. Мое стремление уничтожить эту тварь, спасти вас, найти ключ… это было именно желание, не мечта. Сделать это во что бы то ни стало, а там и смерть не страшна, а о том, что будет… или могло бы быть дальше, думать уже нет ни сил, ни желания. А мечты — они…Ирранкэ умолк, глядя в серое небо.— Как облачные драконы? — подсказала я. — Вроде и есть они, и увидеть их можно, а все едино не поймаешь. Только и остается любоваться издали и думать: а вдруг когда-нибудь все-таки получится погладить чудесного зверя?— Именно так. И, говорят, — добавил он и улыбнулся, — кое-кому это удалось. И заново научиться мечтать, и…— Неужто?— Да. Я, похоже, нашел своего облачного дракона. — Ирранкэ крепче сжал мою руку. — Теперь не отпущу.— Ну конечно, — сказала дочь, вынырнув из-за большого камня, — я там дорогу ищу, а вы тут обнимаетесь! Я, может, тоже хочу! Ай-й… не так же сильно, задавите же…Она посопела, прижавшись к нам, потом сказала:— Знаете, как красиво? Все кругом серое, черное, зимнее, а я гляжу: за скалой откуда ни возьмись цветок!.. Ну, кажется, будто цветок — большой такой, больше этой самой скалы, и светится мягко-мягко, не как вот она. — Ири подергала ящерку за хвост, который свешивался ей на плечо, словно диковинный шарф, — а так… ну… Нежно, вот. Помнишь, мам, у графини Ауноры была шелковая брошь с бриллиантом в середке? Вот похоже: если свет на него попадет, он сияет, а сквозь лепестки лучики просвечивают…— Ты о нас, что ли? — обескураженно спросила я, переглянувшись с Ирранкэ.— Ну а о ком же еще? Хотя, — тут же сказала дочь, — брошь — это не то. Она неживая. А это… как цветок жасмина, а в нем роса на свету искрится, вот. Да, так правильно!Я промолчала. Что тут скажешь?— И мы уже почти пришли, — вдруг будничным тоном произнесла Ири. — Круг вон там, за поворотом, идем скорее!Камни были разные — побольше и поменьше, сильно вросшие в землю. Летом на них, должно быть, зеленел мох, но сейчас были видны только черные пятна да белые снежные шапки.— Да, вот это озерцо и водопад, тоже замерзший… — Ирранкэ шагнул было вперед, но дочь вцепилась в его одежду:— Погоди! Нельзя пока!— Почему?— Я же сказала, они вразнобой тарахтят, — сердито ответила она. — Так ты никуда не попадешь. Если только в очередную обманку. Проход тут только один, но вокруг много напутано…— И ты… сумеешь распутать? — негромко спросил он.— Попробую, — вздохнула Ири и подошла к самому большому валуну, серому и округлому.Почему-то сразу пришло на ум: наверно, каменный великан когда-то прилег отдохнуть, задремал и не проснулся, и зарос землей, одна голова на поверхности осталась. Или же какой-нибудь рыцарь отсек ему голову и прикатил на это место, а может, она сама отлетела от молодецкого удара, да так и валяется здесь неведомо сколько лет.— Главный, — сказала Ири, положив на него руку. — Самый сильный, от него кругом все гудит, а остальные подтягивают. И струна такая черно-фиолетовая, как грозовое небо, но не мрачная. А в такт ему должен стучать… он! — Она указала на красноватый гранитный обломок. — Чуть потише, да, вот так! А теперь…— Смотри, — шепнул Ирранкэ, взяв меня за плечи. — Смотри и запоминай: не всякий день увидишь, как маленькая девочка перекраивает волшебство фей на свой лад! Хотя, сдается мне, эти камни были здесь задолго до того, как явились феи, те лишь приспособили их для своих нужд.— Не так! — Ири грозно топнула ногой, и белая ящерица зашипела. — На третий счет, а не на второй! Сбиваются с ритма, и все тут, — пожаловалась она, обернувшись. — Особенно этот вот чудит, не слушается…Она пнула большой угольно-черный камень, ушибла палец, разумеется, выругалась (я пообещала всыпать ей горячих за такие слова, но попозже) и сказала:— Ну, давайте заново!— А ты им отстучи, как нужно, — посоветовал Ирранкэ. — Может быть, они просто не понимают, чего ты от них хочешь.— Я им отстучу, — грозно произнесла Ири. — Я им так отстучу, мало не покажется!Однако же подняла камень поменьше и примерилась к макушке серого валуна.— Вот так надо!Я невольно обхватила себя руками, когда все вокруг заполнил глухой гул, — это, должно быть, камни зазвучали в унисон. Ритм был совершенно нелюдской, от этого барабанного боя закладывало уши и тянуло вжаться в землю. И мне почудилось на мгновение, будто я вижу, как темно-красный луч протягивается от гранитного валуна к замерзшему озерцу и водопаду, потом к нему добавляется голубой, и синий, и фиолетово-черный… И все они пульсируют в такт, будто бьется огромное сердце, а сами эти лучи похожи на просвечивающие на руках жилы — у Ири они хорошо видны, такая тонкая у нее кожа…— Сейчас! — крикнула Ири. — Глядите!Лучи встретились в одной точке, как раз за водопадом, и там вспыхнул ослепительный белый огонь, такой, что смотреть было невозможно.— Идем скорее, — сказал Ирранкэ, — это вход. В тот раз я ничего подобного не видел, но ощущение было то же самое…— Только, чур, на этот раз все вместе, — серьезно сказала Ири и схватила нас обоих за руки. — Бежим! Скорее, пока он не закрылся! А то я потом замучаюсь снова ритм подбирать: он, оказывается, еще и меняется…Глава 26И снова кругом пылало лето в самом разгаре, и водопад взбивал радужную пыль над небольшим озером…— Ты все-таки вернулся, — негромко произнесла Владычица вод, не поворачиваясь лицом.Она ничуть не изменилась, ну да с чего бы ей меняться?Веретено по-прежнему кружилось, и это кружение завораживало, от него клонило в сон, и… Острый локоть Ири вонзился мне в бок, и я очнулась от наваждения. Да уж, таким, как я, с феями не тягаться: одурманит в один миг! То видение, похоже, было сотворено спустя рукава, но вот если встретиться лицом к лицу с Владычицей вод… Шансов у меня не было.— Вернулся, — ответил Ирранкэ.— Я знала, что так и будет. Но зачем ты привел с собой этих смертных?В голосе ее мне почудилась одновременно и насмешка, и неуверенность. Фея, выходит, все-таки видит Ири. Но вот заметила она ее только теперь, после фокусов с кругом камней, или же знала о ее присутствии с самого начала? А если так, почему не сумела или не пожелала одурманить? В самом деле подумала, что девочка-подросток ничем не сумеет помешать ее планам?— Ты забываешь о том, что и я смертен, — спокойно сказал он.— Да… — после долгой паузы отозвалась фея. — И теперь ты смертен куда в большей степени, нежели прежде. За что же ты заплатил такую цену?— Будто ты не знаешь.— И не жалеешь об утраченном?Ирранкэ не ответил, но засмеялся так, что фея вздрогнула. Обидный это был смех, неприятный и злой.— Я ведь говорил, что ты не стоишь даже родинки на щеке у одной девушки, — повторил он. — Я отдал все, чем владел, чтобы спасти ее. Неужели ты так ничего и не поняла?— Пока я поняла лишь одно: ты привел ее ко мне, — негромко сказала она и едва заметно повернулась. — Странные у вас, смертных, понятия о спасении…— Я пришла своей волей, — не выдержала я.— Помолчи, женщина, — презрительно бросила она. — Ты годишься только на то, чтобы служить вешалкой для чужой вещи да плодить никчемных полукровок!— Сама ты никчемная! — выпалила Ири прежде, чем я успела зажать ей рот. — На себя посмотри, прясть и то не умеешь! А умела бы, так знала, что нитку обратно в кудель не превратишь, будь ты хоть сто раз фея… А ты не фея, ты тоже полукровка, выкуси!Ирранкэ, помнится, сказал то же самое о бесконечной пряже Владычицы вод.— С чего ты…— Ты сама призналась, забыла? — Дочь победно вздернула нос и уперла руки в боки, как кухарка Катрина. При ее росте и комплекции это выглядело уморительно, вот только нам было не до смеха.— Умолкни, букашка… — протянула фея, не оборачиваясь.Она вытянула руку с веретеном, и оно завращалось с вовсе уж немыслимой скоростью, пронзительно жужжа. Я видела, как нить истончается до предела, но не рвется, будто ее склеивает текущая по пальцам Владычицы вод кровь… И поняла: она сейчас сделает что-то с Ири, а мы… мы ничем не можем ей помешать!Нить оборвалась, а веретено острым концом нацелилось на Ири, когда фея указала им через плечо, и…— И это все? — изумленно спросила та, почесав для разнообразия за ухом. — И правда, что никчемная фея, даже в жабу превратить не можешь… Ой, то есть в муху, я перепутала, вот.Мне было жарко, но пот меня прошиб ледяной.— Кто ты такая? — негромко произнесла Владычица вод, повернувшись так, что можно было даже рассмотреть часть ее щеки.Ири стояла слишком далеко от воды, чтобы фея могла увидеть ее отражение, а глаз на затылке не имелось даже у волшебного существа.— Это моя дочь, — ответил Ирранкэ. Он успел скинуть зимний плащ и куртку, будто думал, что ему придется сражаться и лишняя одежда стеснит его движения.Глядя на него, и я сбросила душегрею и шапку с шалью — теплый ветерок коснулся лба, высушив испарину и растрепав мне волосы.— Не твоя, а наша, — поправила я, поняв вдруг, что бояться уже поздно и, если придется, я эту фею утоплю в ее же озере!Случается со мной изредка подобное: будто порывом ветра подхватывает и уносит, словно палый лист по осени, и в этаком настроении я могу самого герцога отчитать, как последнего поваренка, не то что… Бабушка Берта говорила, это у меня по отцовской линии: что дед мой, что отец могли наворотить дел, и вовсе не со зла и не во хмелю. Вот просто что-то в голову ударит… и уж тогда держись все живое!— Придумал тоже, я ее столько лет растила и воспитывала, а ты явился на все готовое, — добавила я. — А сам все это время с этой вот крутил, так выходит? Ну, тогда не удивлена, почему ты от нее сбежал: ни кожи, ни рожи, и даже девчонку тебе родить не смогла, не говоря уж о наследнике!— Ты забыла, мам, — совершенно серьезно сказала Ири, — папа же ею побрезговал. Какие уж тут наследники…Фея сжала веретено в руке. Вечное ее рукоделие прервалось, кудель бесформенным комом свисала с заткнутой за пояс прялки, ветерок играл окровавленным обрывком нити.— Дочь, значит… — процедила она. — Но я спросила не об этом. Я хочу знать, кто она такая!— Полукровка, кто ж еще? — удивленно ответила Ири. — Или ты о том, что я твою ниточку завязала узелком, которому старый адмирал научил?Да уж, за ту выходку мне очень хотелось Ири выпороть, потому что завязать шнурок корсета знатной девицы морским узлом — это не самая смешная шутка. Шнуровку пришлось резать, а Ири потом созналась, что науку морского волка освоила не до конца: узел должен был развязаться сам, если осторожно потянуть за кончик шнурка, а не затягиваться намертво.Так или иначе, но сейчас это, похоже, пригодилось. Что уж там видела Ири, сложно сказать, струны или нити, но раз сумела отразить направленное на нее волшебство, значит, все сделала верно. Немудрено было фее удивиться!— Но кто научил тебя этому?— А этому еще и учиться надо? — поразилась Ири, а я дернула ее за косу, чтобы не теряла берегов. — Надо же… Я думала, все так умеют, просто ленятся.— Самородок, выходит, — усмехнулась фея. — Случается и такое… Значит, Ирэ, ты привел с собой свою женщину и вашу дочь и не побоялся того, что я могу сотворить с ними?— Покамест тебе ничего не удалось сделать, — ответил Ирранкэ. — Моя жена твой морок раскусила, а дочь его вовсе не заметила. Я уж молчу про узелок на ниточке.— Жена?.. — прошептала я.— А кто же? — недоуменно покосился он на меня.Я же вспомнила его слова о бабушке Берте и моем деде: дескать, обещания бывает достаточно… Но мы ведь ничего подобного не говорили! Вернее, Ирранкэ сказал, что хотел бы остаться со мной, но это невозможно, а я… Я просто попросила его не умирать. И вышло по-моему.— Ты никогда не обладала могуществом своих чистокровных родичей, — продолжал Ирранкэ, глядя на фею в упор, и глаза его горели льдистым пламенем, холодной, лютой ненавистью, от которой мне сделалось не по себе. — И растратила слишком много сил, гоняясь за мною и своей пропажей именно теперь, на пике зимы. Даже представить боюсь, чего тебе стоило уничтожить герцогский замок… а главное, не могу понять, зачем ты это сотворила! Думала, ключ там? И как ты собиралась выцарапывать его изо льда? Ждала бы до весны?— Не важно, — ответила она, снова повернувшись к воде, — главное, умри хранительница, я могла взять его когда угодно. Пускай даже по весне, когда лед растает. Но ты прав, я зря израсходовала силы… Вы сами принесли мне ключ.— Но зачем он тебе, если ты все равно не можешь им воспользоваться? — не выдержала я. — Найти дорогу, по которой ушли твои соплеменники, позвать их, вернуть тебе не по силам, так зачем же?— Рано или поздно, — произнесла фея, — я соберу достаточно сил, чтобы повернуть ключ. Все эти годы я вспоминала… Теперь я почти уверена, сколько оборотов и в какую сторону сделала та дерзкая алийка. Если же мне не удастся… Что ж, я попробую снова. И снова… Я бессмертна, в отличие от вас.— Иринэль пожертвовала волшебством нашего рода, лишь бы избавиться от твоего племени и отправить его в ничто, — сказал Ирранкэ. — Не думаешь же ты, что они все-таки отыскали дорогу в какой-то из миров, которые ты показывала мне в своих воспоминаниях?— Кто знает.— А если это не так?— Тогда я постараюсь призвать их обратно. Они должны услышать меня, увидеть открытую дверь… Но без ключа я не могу сделать этого. — Фея снова встала вполоборота, и мне показалось, будто я рассмотрела длинные опущенные ресницы. — Он… он звучит, как звонкий горн в утренней тиши, в густом тумане, способном заглушить или исказить все прочие звуки! Этот же ни с чем не спутаешь, и если они услышат его, то вернутся обратно, придут по его струне… Рано или поздно они непременно вернутся!— Папе ты совсем другое говорила, — встряла Ири. — Ты сказала, что должна запереть дверь, чтобы из пустоты сюда не пробрались всякие чудовища! Или твоя родня и есть те самые чудовища?— Для кого как… — пробормотала я, прижав ее к себе. — Кто знает, какие твари водятся в этой самой пустоте, может, кто-нибудь пострашнее фей?«По струне», сказала фея. Должно быть, они слышат волшебство так же, как Ири, то есть Ири — как они… Ох, не время сейчас думать об этом!— Ключ ты не получишь, — сказал Ирранкэ. — Мы здесь по другому делу.— Какому же?— Я, видишь ли, дал слово избавиться от тебя. Не важно как, но в этом мире тебя быть не должно, Владычица вод.— Ты ведь понимаешь, что убить фею, даже полукровку, тебе не под силу, алий? — прошептала она.Рука ее с веретеном бессильно упала, но его острие взблескивало красным, и казалось — оно вот-вот ужалит.— Понимаю.— На что же ты рассчитывал?— Признаюсь, я собирался открыть дверь и вышвырнуть тебя в ничто, — совершенно серьезно ответил Ирранкэ и улыбнулся, будто оскалился. — И планы мои не изменились. Другого выхода все равно нет: или ты призовешь обратно свою родню… и что они, оголодав за столько лет, сделают с этим миром, я и представлять не желаю, или ты отправишься к ним.— И тебе не жаль меня? После всего, что ты говорил…В воду капнула слеза, вторая…— Нет, не жаль, — сказал он. — Алии жестоки, неужели ты не знала? Нам чуждо милосердие.— Но ты ведь умеешь любить!— Не тебя, — обронил Ирранкэ.— Я же могу вернуть тебе утраченное, — прошептала Владычица вод. — Взгляни… Просто взгляни, не бойся! И вы смотрите, смертные, чего он лишился из-за вас!— Не из-за нас, а ради нас, — поправила Ири. — Это совсем разные вещи, правда, папа?— Да. Это абсолютно разные вещи, — серьезно ответил он. — Но пускай покажет, чего же я лишился, по ее мнению… Ну? Мы ждем!Рука с веретеном вновь поднялась, описав полукруг, — его очертили алые капли, застывшие в воздухе, как мухи в золотистом камне. Струи водопада словно замедлили движение, переплелись, и в водяной пыли возникло видение: это был непостижимой красоты дворец, герцогский замок рядом с ним казался жалкой лачугой! Такие дворцы рисуют в книжках с картинками — с высокими белыми башнями, трепещущими на них стягами, с воздушными галереями и стрельчатыми окнами, прекрасными скульптурами и фонтанами в цветущих парках… А уж церемониальный зал — хоть весь город в нем танцуй, еще место останется!Там собрались алии — множество алиев, а я никогда больше десятка разом не видела, и то половина были слуги. Женщины и мужчины в праздничных нарядах, сам алийский князь — одетый не пышнее прочих, он все равно выделялся из толпы подданных. Он был немолод, а если по алию видно, что он в летах, значит, по человеческим меркам он глубокий старик.Князь стоял на возвышении и будто ждал чего-то. И дождался: гости расступились, открылись высокие двери и вошел Ирранкэ рука об руку с ослепительной красавицей — я узнала госпожу Меланноэ. Они прошествовали к повелителю, и тот, должно быть, собрался благословить их союз…— Что за чушь! — сказал настоящий Ирранкэ. — Меланноэ — моя племянница. С какой стати мне на ней жениться? Да и брачный союз у алиев заключается совсем не так. Это, с позволения сказать, таинство, и никаких… хм… предварительных церемоний не проводится.— Но…— То, что ты могла увидеть в моей памяти, — это празднование в честь совершеннолетия Меланноэ. Девушку должен проводить к главе рода взрослый мужчина из ее семьи, но не отец, и из всех дядьев и братьев она выбрала спутником меня. Впрочем, — добавил он, — мы здесь не затем, чтобы обсуждать обычаи алиев! Чего же я лишился по-твоему, о Владычица вод? Союза с благородной алийкой? И что с того?— Ты же знатный, — подсказала Ири. — Вам положено жениться на таких же…— Я наследник далеко не первой очереди, да и дед мой умирать покамест не собирается, поэтому кому какое дело, кого я полюбил и взял в жены?Фея молчала.— Чем еще удивишь? — спросил Ирранкэ.— Может быть, теперь твоя женщина взглянет, что я могла бы дать ей? Она ведь не из обычных людей, она… — фея осеклась и закончила с ненавистью: — Из потомков Короля-убийцы. Очень, очень далеких, но наша память простирается в глубину веков, и я вижу: капля этой проклятой крови есть и в ней, и в ее отродье…— За отродье получишь сейчас! — пообещала Ири, а я снова дернула ее за косу, чтобы не лезла без спросу, и сказала:— Ну что ж, покажи. Видела я уже кое-что, вдруг это поинтереснее окажется?Снова вспыхнули радуги водопада, и я увидела себя.Было на мне платье, какие любила покойная вдовствующая герцогиня, одновременно скромное и дорогое, и ее опаловое ожерелье сверкало у меня на шее. Мои волосы, уложенные в высокую прическу, украшала бриллиантовая диадема, вокруг суетились служанки, а когда в комнату кто-то вошел, порскнули во все стороны, как вспугнутые воробьи. Это сам герцог явился взглянуть, хорошо ли убрана его невеста…«Не будь я уже женат и не будь ты простолюдинкой, лучшей герцогини я и искать бы не стал», — вспомнила я его слова. А что, не такая мы с ним близкая родня, мог бы и впрямь жениться на мне!— Да кто ж так на свадьбу наряжается? — вырвалось у меня. — Платье-то свадебное, но ожерелье девичье, диадема бальная, для замужней дамы, а эти вот ленты вовсе траурные, вдовьи!— Мам, служанки и те вечно путают, что к чему надевать нужно, а фея вовсе сколько лет людей не видела! — вставила Ири. — Ой…В видении появилась и она сама, в праздничном наряде, настоящая принцесса, и герцог отечески поцеловал ее в лоб…— Глупости какие, — твердо сказала она. — А теперь для меня картинка будет, да? Ой, не могу! Поглядите только!Тут и мы увидели, как по раскаленным солнцем белокаменным улицам движется процессия: всадники на великолепных конях в золоченой сбруе, темнокожие полуобнаженные воины с копьями в два человеческих роста и изогнутыми саблями, в плащах из звериных шкур, с огромными пятнистыми кошками на поводках. В середине же медленно шло громадное чудище с шатром на спине, с ушами-опахалами, с погонщиком на шее. В шатре возлежали на подушках дэшавар Урза и Алиш, а Ири, одетая во что-то вроде занавесочки из невесомого золотистого шелка, унизанные самоцветами цепочки да собственные распущенные кудри, подавала им фрукты.— Ой, заберите этого вашего дэшавара с дэшаварчиком! — покатывалась она со смеху. — Вот умора! Мам, ну скажи, не могло такого случиться никогда-никогда! Да я лучше бы утопилась, чем пошла замуж за этого обормота!— А может быть, ты согласилась бы стать моей наперсницей, дитя? — спросила вдруг фея. — У меня нет наследницы, а твоим родителям теперь не до тебя, раз уж они обрели друг друга! Я показала бы тебе все тайны этого мира, обучила тому, о чем даже не слышали ни люди, ни алии, и ты стала бы…— Еще чего не хватало! — перебила Ири. — Многое ты можешь показать, ага, не вылезая из этой долины. Я по дороге и то больше видела, вот! И научишь ты, как же, жди… Еще скажи: чтоб попасть к тебе в ученицы, надо отречься от родителей, как в сказке, и служить тебе верой и правдой много лет! Размечталась…— Зачем ты тянешь время и искушаешь нас? — спросил вдруг Ирранкэ у феи. —