— Аллочка, а кто декан на твоем вокальном отделении? — неестественно бодро спросил вдруг Лившиц, чтобы заполнить музыкальную паузу. — А я не на вокальном, я на дирижерско-хоровом… За ее спиной Левенбук беззвучно ударил себя по лбу и закатил глаза. — Саша, — обратился он через полминуты к коллеге, — пойдем покурим, а Аллочка пока порепетирует. Едва оба вышли в коридор Дома учителя, где репетировали свою программу, как почти в унисон произнесли вполголоса: «Опять вляпались!». Тут они услышали из-за двери высокий голос Аллочки, тянувший: Чтобы я улыба-алась, ты смешно кукаре-екал, И живые ромашки доставал из-под снега… В тот же вечер они договорились, что на днях явятся к Зинаиде Архиповне и будут договариваться о творческой командировке Аллы. Уже попрощавшись, она вдруг спросила: — А я действительно хорошо спела? Вы не передумаете? — Если бы и захотели передумать, то уже не успеем, — улыбнулся Лившиц. Когда Алла, промучившись весь вечер, наконец сказала маме, что ее пригласили на гастроли, та охнула: — Ты что? Какие еще гастроли? — Ну, на обычные… Получасовое объяснение закончилось полным разладом. Зинаида Архиповна восклицала в слезах: — Я тут выкладывалась пятнадцать лет, чтобы тебя музыке научить, Женьке язык дать, и что теперь? — Мама, ну меня же как музыканта зовут! — Что?! Алла, это не музыка. Это… эстрада! — Но я же… — Никуда ты не поедешь! Алла накинула пальто и выскочила из квартиры. Девочка понимала, что сейчас надо привлечь любые силы, хоть небесные, но уговорить маму, убедить. К ней в старый дом явилась судьба — под видом робота и с фамилией Левенбук. Шанс, который тогда выпал нашей героине, можно в чем-то сравнить с нынешним шоу «Голос». Вчера тебя знала только семья, а завтра — уже вся страна. Даже если проиграешь — ты победил. Но пока Алла только бежит по заснеженной Москве 1965 года, щурясь от ветра. Она твердо знала свой путь в тот момент: надо было взять в союзники друзей родителей, чету пожилых артистов оперетты. Через час они уже утешали Зинаиду Архиповну: «Ну послушай! Ничего страшного не происходит. Мы знаем этих ребят — Левенбука и Лившица — они очень порядочные… И потом, Зиночка, Алла ведь сама заработает денег. Для вас это нелишне, а она узнает, почем копеечка». — Деньги надо зарабатывать по-другому! — не уступала Зинаида Архиповна. — Это тоже честный заработок. Ну, в конце концов, она съездит, поймет, что певица из нее никудышная и успокоится. И тут Зинаида Архиповна возмутилась: — Что значит никудышная? Нормальная певица… Как пианистка, конечно, лучше, но и поет тоже хорошо. Бог с ней, пусть едет! Зинаида Архиповна долго выспрашивала гостя, что это за спектакль, какие песни будет петь Аллочка, где она будет жить, кто еще едет в группе, сколько денег ей нужно в дорогу, в каких городах будут гастроли. — Только вот как быть с училищем? — наконец строго спросила Зинаида Архиповна. Именно тут все могло и сорваться. Невидимый Робот ощутимо занервничал. — Ну, вот это как раз не самое сложное, — махнул рукой Левенбук. — Мы достанем ей справку о каком-нибудь безобидном заболевании и сделаем небольшой академический отпуск. Левенбук действительно очень быстро разобрался с «безобидным заболеванием», и через две недели Алла с Женей уже тащили чемоданы по платформе Ярославского вокзала. Среди прочих вещей заботливая Зинаида Архиповна упаковала и банку с квашеной капустой собственного засола: мало ли как будут там кормить Алену? * * * В Москве у нее было совсем немного времени для репетиций новых песен, и хотя они были вполне бесхитростные, перед каждым выступлением она разыскивала где-нибудь за кулисами рояль и подолгу пела. Тогда ее голос был нежным и высоким. Сценическое платье дала жена Левенбука. Зинаиде Архиповне пришлось его ушивать, хотя спина все равно осталась излишне открытой. Потом, во время выступлений Алла всегда будет держаться к залу строго фронтально — чтобы не был виден игривый вырез. Спустя почти четверть века Александр Семенович Левенбук открывал в Москве еврейский театр «Шалом». Накануне открытия он вдруг сообразил, что неплохо было бы пригласить кого-то из знаменитостей для напутственного слова. «Аллу!» — решил Левенбук, но тут же подумал, что ее наверняка нет в Москве. Да и вообще сомнительно… Однако позвонил. «Хорошо, — ответила Алла Борисовна. — Вечером буду». «Она приехала, — вспоминал Александр Семенович. — Вышла на сцену и сказала: "Как когда-то Левенбук вывел меня за руку на эстраду, так сегодня я вывожу его на сцену этого театра". Алла действительно взяла меня за руку, подвела к авансцене и произнесла с улыбкой: "Мне кажется, что когда на сцене идет еврейский спектакль, а в зале сидят еврейские зрители — это и есть то самое еврейское счастье"». На самом деле воспоминания о первых гастролях у Пугачёвой остались не самые ностальгические. Никакого «еврейского счастья» она не испытала. Эстрадная компания с удовольствием подшучивала над рыжей девочкой. Однажды сообщили «по секрету», что в зале сидит сама Эдита Пьеха, и Алла должна очень постараться ей понравиться. Когда выяснилось, что никакой Пьехи не было, Алла заплакала. Ее вокальными способностями — внимание! — старшие коллеги тоже были недовольны. И уже в разгар гастролей думали о смене певицы. А после турне от Пугачёвой потребовали вернуть деньги за «амортизацию» концертного платья — сумму немалую в масштабе ее тогдашних гонораров. В самом конце гастролей Аллу подозвал один из тогдашних эстрадных мэтров, ездивший с «Пиф-пафом»: — Скажи-ка мне, а где ты живешь в Москве? — На Крестьянке… На Крестьянской заставе. — Э-э, а где это, что там примечательного? — Первый часовой завод. — Послушай, девочка, так ты бы и шла на этот… часовой завод и пела бы там в самодеятельности. И здесь могла бы быть поставлена точка. И не было бы никакой Аллы Пугачёвой в истории государства Российского. Но мы о точке бифуркации. Вероятно, это «напутствие», помимо воли его автора стало для Аллы сродни тем жестоким приемам, какой используют тираны-режиссеры, чтобы актер взбесился и стал играть выше своих возможностей. Алла была обижена до слез. Таких обид будет еще очень много. Пугачёвскими слезами можно наполнить до рубиновых кончиков лучей звезду на Спасской башне. Обиды делали ее злее и сильнее. Спустя несколько лет упомянутый мэтр, встретив уже окрепшую Аллу за кулисами какого-то концерта, вскричал: — Я ведь говорил! Говорил, что из тебя получится прекрасная певица! Тогда она ничего не ответила, кротко улыбнулась. Но обе сцены твердо запомнила. Вплоть до ремарок. Глава 6 Программа «С добрым утром!» Шаинский Скандал Эдуарда Хиля