Мы погрузили замерзший труп в корыто и стали искать оставшиеся два трупа. Однако в темноте найти эти трупы было практически невозможно. Затратив на розыск около часа, мы повернули в сторону берега. Обратный путь в темноте оказался еще труднее. Вскоре сотрудники выбились из сил и нам пришлось сделать небольшой привал. Когда мы вышли на берег, то одного сотрудника недосчитались. Перекурив, я снова направился к тому месту, где мы делали привал. Ему или мне, не знаю точно, здорово повезло. Я нашел его сравнительно быстро. Выбившись из сил, он сидел на льду и не мог идти дальше. Я взвалил его на плечо и медленно зашагал в сторону берега. Эти шестьсот метров показались мне бесконечными. Я нес его на себе, падал, вставал и снова нес. Наконец мы дошли до берега. Погрузив труп в одну из машин, мы отправили его в морг, а сами стали разъезжаться по подразделениям. Еще в машине я почувствовал некоторое недомогание. У меня щемило сердце и периодически возникали боли где-то за грудиной. Все это я списывал на физическую усталость. Приехав в министерство, я быстро поднялся к себе в кабинет и стал менять свою обувь, которая была окончательно испорчена, а вернее изрезана мелкими, острыми как стекло, льдинками. На столе снова зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал голос заместителя министра: — Абрамов, почему не докладываешь о результатах поиска? Ты нашел трупы? — О результатах я доложил дежурному по МВД. Мы нашли всего один труп, Марсель Рашидович. — Почему один? Насколько я знаю, рыбак сообщал о трех трупах. — Я не знаю, где он видел три трупа. Мы обнаружили всего один. — Плохо, очень плохо, Абрамов. Я конечно представляю, что значит практическая работа. Она намного сложнее, чем придумывать в теплом кабинете версии о серийных убийцах. — Извините, но я не понимаю вас, Марсель Рашидович. В чем вы меня обвиняете? Вы считаете, что я плохо искал эти трупы? Или в том, что я тогда практически вычислил серийного убийцу? Он сделал паузу и, откашлявшись, продолжил. — Мне вообще не нравятся выскочки, подобные тебе. Ты считаешь себя умнее других, а это нехорошо. Я последнее время часто думал о тебе и искал возможность щелкнуть тебя по носу. Вот я и дождался этого момента. От этих слов мне стало не по себе. «Что такого я мог сделать этому человеку, что вызвал у него такую негативную реакцию в отношении себя? Он заместитель министра, а я всего лишь старший оперуполномоченный управления уголовного розыска. Неужели его так задело то, что я смог вычислить Сергеева, а он нет? Ведь это глупо». — Ты сейчас опять поедешь на Волгу и лично, один, будешь искать эти трупы. Найдешь, останешься в МВД, не найдешь, я тебя уволю. Ты понял? — Трупы не живые люди, они бегать не умеют. Если вы считаете, что я плохо организовал их поиск, можете это дело поручить другим сотрудникам. Я не пойду, и не буду искать эти трупы. Можете делать со мной все, что хотите. Я произнес все это на одном дыхании, так как вдруг почувствовал сильную боль за грудиной. — Считай, что ты уже не работаешь в МВД, — произнес он и положил трубку. Я встал из-за стола. Стены кабинета почему-то стали кривыми. Я уцепился за стол чтобы не упасть на этом кривом полу, однако это не остановило моего падения. Я потерял сознание и упал на пол. * * * Очнулся я уже в больнице. Надо мной наклонилось лицо в белой медицинской шапочке. Заметив, что я открыл глаза, доктор произнес: — Вам здорово повезло, молодой человек. Если бы вас не обнаружил дежурный по МВД и своевременно не оказали медицинскую помощь, то все могло закончиться намного плачевней. — Доктор, что со мной? — У вас инфаркт миокарда. — Вы шутите? Я же спортсмен. Я всю свою сознательную жизнь занимался спортом. — Это ничего не меняет. Вы просто не были подготовлены к эмоциональному штурму. — Что меня ожидает в будущем? — Не знаю. Возможно инвалидность, а пока вам нужен покой. Мне сделали укол, и я почувствовал, что начинаю проваливаться в бездонную яму. Мне снова снился сон про Афганистан, про последний патрон. Я снова лежал среди камней, не веря в то, что остался в живых. Где-то в голове звучал голос матери, который растолковывал мне этот сон. «Да, мама была права, — подумал я. — Вот я и один на один со своей болезнью и мой последний патрон у меня в руке». * * * Я не буду описывать то, что мне пришлось пережить в эти непростые для меня дни. Я жил одной лишь надеждой, что смогу снова вернуться на свою службу. Я пережил многие неприятные моменты, но все же вернулся. Я тогда еще не знал, что заместитель министра подал в отставку и ушел из органов внутренних дел, что через три месяца после возвращения на работу меня назначат начальником отдела, в котором не окажется ни одного сотрудника. Все это еще впереди, а пока я шел на работу после полугодового отсутствия. ЭПИЛОГ 29 июля 1987 года Сергеев проснулся рано утром. Всю ночь он не спал, и лишь под утро дремота сморила его. Ему снились женщины, которые стояли к нему в очередь, и каждая из них держала что-то в руках. Что они держали, он так и не смог рассмотреть. Чей-то до боли знакомый голос еле слышно произнес за его спиной, чтобы он встал перед ними на колени и попросил прощения за принесенные им муки. Он попытался сопротивляться, но чьи-то сильные руки заставили его встать на колени перед женщинами. Он пытался заглянуть им в глаза, словно ища в них какую-то надежду на спасение, однако глазницы их были пусты. Он вздрогнул от скрипа открываемой металлической двери и посмотрел на стоявшего в дверях контролера. — Сергеев, на выход, — крикнул ему контролер. Он молча встал с койки и медленно направился к двери. Остановившись у двери, он оглянулся и молча обвел свою камеру взглядом. «Это конец, — подумал он. — Я сюда больше никогда не вернусь». Сергеев украдкой вытер непрошенную слезу и неуверенно шагнул за порог камеры. — Лицом к стене, — последовала команда. Он выполнил ее привычно четко. — Вперед, — скомандовал контролер и слегка толкнул его резиновой палкой в спину. «Не хочу! Не пойду! — захотелось ему закричать во все горло. — Я жить хочу!» Но он не закричал, отчетливо сознавая, что просто не может это сделать, так как страх намертво парализовал его голосовые связки. Он медленно двинулся по коридору, с трудом переставляя обмякшие ноги. — Давай двигай быстрее, — контролер с силой толкнул его в спину. — Куда мне спешить? Успею, — кое-как выдавил он из себя. Они прошли длинный коридор, которому, как показалось ему, не было конца. Наконец они остановились около двери. — Лицом к стене, — последовала команда. Дверь противно лязгнула металлом. Давно не мазанные металлические петли противно заскрипели. — Вперед, — последовала команда и дверь с лязгом закрылась за его спиной. Он сделал несколько неуверенных шагов по этому длинному и мрачному коридору и остановился. — Вперед, — снова произнес незнакомый ему голос. Он сделал еще несколько шагов и услышал за спиной сухой щелчок взводимого курка. Раздался выстрел. Ноги Сергеева подкосились, и он грузно упал на бетонный пол. * * * В 2003 году при перекопке частного погреба была обнаружена «братская могила», в которой находилось три трупа неизвестных людей. Как они могли здесь оказаться, никто не знал. Прибывший из Казани следователь, который расследовал уголовное дело Сергеева, его почерка в сохранившихся «вещдоках» не усмотрел. Все те, кто когда-то занимались расследованием этого дела, вдруг «неожиданно» для себя вспомнили, что, кроме семи вменяемых ему убийств, он пообещал рассказать еще о двух дюжинах подобных преступлений. Слухи подогревало еще и то обстоятельство, что в поселке Васильево после пятнадцатилетнего заключения объявилась его бывшая подруга Мадина. Кроме как «людоедкой», ее никак не называли: никто не забыл, что именно она стряпала Сергееву блюда из человечины, ела их сама и потчевала ими гостей. Страшное тавро делало невыносимым и ее пребывание в зоне. Узнав о ее статье, к ней и относились соответственно, ее просто не считали за человека, издевались над ней, били и унижали, как могли. Чтобы каким-то образом сохранить ей жизнь, администрация вынуждена была постоянно переводить ее из колонии в колонию. Однако весть о ней доходила до колонии намного быстрее, чем она прибывала туда. Все снова повторялось, только в более изощренной форме. Ее и теперь, на воле, часто видели избитой, с запекшимися ссадинами на лице и теле. Хотя это могли быть и следы ее беспробудного пьянства.