— Чего смотришь? — процедил он сквозь зубы. — Да так. Мне просто интересно. Сейчас твои сверстники головы кладут в Афганистане, а ты, гад, здесь по дачам шаришь. — Скажи спасибо Богу, что тебе повезло. Я бы над тобой так не стоял и не смотрел на тебя. Чего уставился? Жалко, что я не попал в тебя! — Я бы на твоем месте не стал так говорить. Зачем тебе лишние сложности? — Ты думаешь, что ты меня испугал? Да мне глубоко наплевать на смерть, и тем более на тебя. Я схватил его за шиворот, поднял с земли и ткнул в спину стволом пистолета, который я снова вытащил из кобуры. — Пошел! Давай, быстрее. Сейчас мы посмотрим, боишься ты смерти или нет. Давай, вали! Он сделал три шага и застыл на месте. Он медленно повернулся в мою сторону. Несмотря на темноту, я заметил, как заблестели его глаза. — Ты что надумал, мент? Есть же закон, ты же не бандит! Я снова ткнул стволом пистолета в его спину и приказал ему двигаться вперед. Видимо от страха быть убитым в спину, ноги не слушались его. — Если хочешь, убей меня прямо здесь, — сказал он дрожащим от страха голосом. — Хорошо, — ответил я и отошел назад еще метра на три. — Нет. Я хочу жить, — закричал он что есть мочи. — Хочу жить. Вы не имеете никакого права расстреливать меня здесь. — А я и не собираюсь, — тихо сказал я. — Я тебя просто убил при попытке сопротивления. Ты же стрелял в меня? Он упал на колени и громко заревел. Он плакал так, как плачут дети. Крупные слезы текли по его грязным щекам. Я демонстративно спрятал пистолет в кобуру и толкнул его ногой. — Давай вставай. Я не собираюсь здесь на кладбище ночевать с тобой. Давай, веди меня к дому. * * * Мы возвращались обратно все тем же лесом, по которому бежали минут сорок назад. В темноте трудно было различить ветки деревьев, и они иногда сильно хлестали по лицу, норовя выбить или выколоть глаз. «Как же я бежал по этому лесу и не выколол себе глаза?» — невольно подумал я, получив очередной удар веткой по лицу. Я вспомнил Афганистан. Там я тоже неоднократно удивлялся тому, что делал. Если бы кто-то мне сказал на гражданке, что я смогу делать все это, я бы посчитал его ненормальным. Но, видимо, так устроен человек, что в экстремальных условиях он может творить своеобразные чудеса. Я споткнулся и чуть не упал, зацепившись ногой за корень сосны. — Слышь, мент! Ты действительно готов был убить меня, там, на кладбище? — спросил меня Белый. — Я что-то в это не верю. — Я и сейчас могу это сделать спокойно. Скажу, что ты попытался от меня бежать и все. Если не веришь, то можешь попытаться сделать ноги. Спорю, что я тебя завалю третьим выстрелом. — А почему третьим? — А все потому, что перед тем, как убить тебя, я дважды выстрелю в воздух. Понял? Если нет, то давай, попытайся бежать. — Я не дурак и не хочу испытывать свою судьбу дважды. Ведь ты меня мог завалить и в лесу, когда бежал за мной. — Мог, но не стал этого делать. Ты мне живой был нужен. Ты давай, иди и не разговаривай. Мы с тобой там поговорим. — Слушай, начальник! Зачем тебе я с моим обрезом? Что ты хочешь на меня повесить? Обрез? У меня его не было, а раз его у меня не было, соответственно, я и не мог в вас стрелять. Правильно я рассуждаю или нет? Я невольно улыбнулся. Действительно, что я мог предоставить следствию? Обрез? Но на нем мои отпечатки, я и сейчас несу его в руке. Стрелял он в меня или нет — тоже трудно будет доказать. Если я его подожму оружием, то он скажет, что стрелял в воздух. Еще скажет, что он вообще не знал, кто я. Не исключено, что будет говорить, что я был в гражданской одежде, и он не знал, что я милиционер. От этих мыслей, у меня испортилось настроение. Мало того, что я порвал практически новую куртку, извозил ее всю в грязи, но при всем этом я почему-то подумал, что Белоконь прав, и я едва ли смогу ему вменить покушение на работника милиции, а также хранение и ношение огнестрельного оружия. Впереди показались огни поселка. Белоконь остановился и прижался к дереву. — Давай отдохнем, — предложил он мне. — Ты знаешь, я не из тех людей, кто бегом бежит к своему сроку. Я толкнул его в спину стволом обреза. — Слушай, если ты еще раз остановишься, то я просто ради своего удовольствия прострелю тебе ногу. Надеюсь, ты меня понял? — Не гони пургу, начальник. Если ты меня там не решился убить, то теперь ты меня уже не убьешь, я это точно знаю. Я схватил его за шиворот и толкнул. Он сделал несколько шагов и повалился на землю. — Слышь, мент? А я дальше не пойду. Можешь убить меня прямо здесь, но я дальше не пойду. Если я тебе нужен, тащи меня на себе. — Ты смеешься, Белый. Еще никто и никогда не ездил на мне верхом. Не хочешь идти, стой здесь. Я быстро снял с его правой руки браслет наручника, подтянул его к березе и снова заковал его таким образом, что береза оказалась меж его рук. — Теперь можешь стоять до утра. Сейчас мы погрузим ваш товар, а затем заедем за тобой. Вот тогда я и посмотрю, как ты будешь выглядеть. Видишь, вышла луна, а это значит, что ночь будет довольно холодной. Придется тебе, Белый, как кавалеристу, скакать вокруг березы, чтобы не замерзнуть здесь, пока я хожу, а тащить тебя на себе — извини, уволь. Я еще раз посмотрел на него и направился к поселку. * * * Как и предполагал мой начальник отделения, дело это развалилось. В ту ночь мы кое-как нашли машину и часа два грузили ее дачным барахлом. Когда мы закончили это делать, я связался со станции Обсерватория с дежурным по МВД и доложил ему о задержании дачных воров. Часа через два к нам подъехал заспанный наряд милиции из Юдино, и мы, забрав еле живого Белого, поехали все вместе в отделение милиции. Там нам снова пришлось это все разгружать в большой гараж, вытолкнув предварительно из него грузовую машину. Дежурный следователь часа три потратил на опись изъятых вещей. Лишь после того, как он нас допросил, мы поехали в город. Приехали мы в МВД к девяти часам утра, все грязные и измученные. — Ну и как? — поинтересовался у меня начальник отделения. Я доложил ему все подробно и устало сел на стул. Ужасно хотелось есть и спать. — Могу поспорить, Абрамов, что дня через три всех твоих задержанных освободят. Я не стал спорить. С начальниками лучше не спорить, это я усвоил еще в Афганистане. Я просто махнул рукой и поставил кипятиться электрический чайник. — Ты знаешь, как это называется? — спросил он у меня. — Это называется так: «Дурная голова, ногам покоя не дает». Понял? Я молча кивнул и посмотрел на него. Я тогда впервые понял, что такое жизненный и оперативный опыт. Мало поймать вора, нужно еще доказать, что он вор, а это довольно сложно. Через два дня мне позвонил следователь из отделения поселка Юдино. — Виктор Николаевич? Вы знаете, завтра истекает срок задержания Белоконя, Разрывина и их товарища. Что будем делать? — В каком смысле? Вы следователь, вы и решайте. Насколько я знаю, Разрывин и Гильманов признались в кражах из садовых домиков. — Это ничего не меняет. У нас нет ни одного потерпевшего. Вы это понимаете или нет? — По-моему, этот вопрос не ко мне. У вас в отделении около десятка оперативников. Пусть свозят этих воров на место, те покажут дачи, а у охранника вы узнаете адреса собственников этих строений. Останется только их вызвать к себе и отобрать у них заявления. Не мне же вас учить, как нужно это делать. На том конце провода повисла пауза. Было хорошо слышно, как чей-то голос упорно советовал переложить все это на меня. — Виктор Николаевич, но это вы их задержали, а не наши оперативники. У наших оперативников и так работы очень много. — Вы не обижайте меня. Можно подумать, что мы все здесь сидим без дела и бьем баклуши. Преступления совершены на территории обслуживания вашего подразделения и не столь важно, кто задержал этих преступников, мы или вы. Правильно я говорю или нет? А, если бы мы были из Москвы, что тогда? — Формально вы правы, — произнес он. — Однако начальник отделения считает, что если задержание провели сотрудники центрального аппарата, то и возбуждать уголовное дело должно следственное управление МВД, а не мы. — Я смотрю, умный у вас начальник отделения. Я не против этого, пусть он сам звонит начальнику следственного управления и разговаривает с ним на эту тему. — Ну и что мне сейчас делать прикажете? — Возбуждайте уголовное дело и расследуйте эти кражи. Кстати, как там Белоконь? Вы в отношении него возбудили уголовное дело? Я написал в заявлении, что этот человек дважды стрелял в меня при задержании. Обрез и патроны я передал вам лично в руки. — Здесь тоже есть определенные сложности. Он утверждает, что впервые видит это оружие и утверждает, что никогда и ни в кого не стрелял. — Странно слышать это все от вас. Сделайте смывы с его рук, на теле и одежде должны остаться следы пороха. Снова возникла непонятная для меня пауза.