За болтливостью и показной наивностью сквозил страх. Женщина что-то знала, нервничала – возможно, имела указание от кого-то отрицать очевидное до последнего. Все эти люди что-то знали – это не вызывало у майора сомнений. – То есть вы не знаете ни о каких секретных предприятиях на территории вашего города? – с нажимом спросил Андрей. – Не контактировали с техническими службами СС, не выполняли заказы и подряды? И даже колючую проволоку с охранниками и собаками вы не замечали? Дались ему эти охранники и колючая проволока! Объект мог иметь мирный и неброский вид, охрана – внутри, а снаружи достаточно наблюдателей в штатском. Объект мог функционировать под любой вывеской, а дураков идти туда любопытствовать надо еще поискать. Фрау Штейнер продолжала отвечать общими фразами, уверяла, что может все выяснить, предлагала посмотреть на нее внимательно: она похожа на человека, которому германские спецслужбы доверяют свои тайны? Она была похожа на испуганного человека, оказавшегося между двух огней. Но применять к ней суровые меры пока не хотелось. Город должен жить, раз уж Советская власть взяла над ним «шефство». Сведений не хватало, даже контрразведка имела смутное представление, что она ищет. Гордин выпроводил фрау Штейнер и задумался. – Темные лошадки, товарищ майор? – высунулся из смежной комнаты лейтенант Лапчик. – Я слышал ваш разговор. У них же зубы стучат от страха, они что-то знают. Вопрос только что? Типографию мы найдем, это дело времени, но что это даст? Там наверняка уже голые стены и одно вспомогательное оборудование. А вот известно ли им о нынешнем местонахождении груза – вот это вопрос… – Людишки такого ранга это знать не должны, – задумчиво произнес Гордин. – Но колонна вернулась, не сумев прорваться, и что происходило в этой суете и кто в чем осведомлен – вопрос интересный… Нужно контактировать с местными, вести себя учтиво – только так мы что-то вытянем. Андрей подошел к карте, стал ее внимательно изучать. В город вели три дороги – с северного, южного и западного направлений. На востоке дорог не было, к городу вплотную подступала горно-скалистая местность, и населенные пункты в этой глуши отсутствовали. Колонна вышла из-под огня, вернулась в Абервельд… и что? Ответить на этот вопрос могли только местные жители – те, у кого под окнами прогрохотала колонна. – Товарищ майор, тут местные пришли, – сунулся в дверь капитан Зинченко. – Уверяют, что антифашисты. – Неужели? – проворчал Гордин. – Хочешь сказать, что на ловца и зверь бежит? И снова незнакомые лица. Мужчина средних лет, довольно тщедушной комплекции, одетый в вязаную кофту и клетчатые штаны, представился Себастьяном Курцем, показал документы. У него были ровный прямой взгляд и размеренная речь. Он сообщил, что долго ждал прихода Красной армии и теперь готов сделать все, что в его силах. Он говорил о ненависти к режиму Гитлера, о том, что немцы и австрийцы вовсе не такие, просто мозги им засорила пропаганда Геббельса. Ему сорок восемь, работал на молочном заводе, в 1940 году был брошен нацистами в концлагерь под Варнау – слишком уж активно Курц выражал свою гражданскую позицию. В том же году он потерял семью, друзей, в концлагере пробыл год, после чего его отпустили – не за примерное поведение, а из-за того, что лагерной администрации потребовались свободные места. Ожидался наплыв заключенных с востока. Публика в учреждении была разномастной: противники режима, уголовники, гомосексуалисты, проворовавшиеся чиновники. Кого-то расстреляли, других выпустили… С тех пор Себастьян Курц стал ярым противником режима. Жил в Вене, в Гуфштадте, в Абервельде, работал в подпольных ячейках, вызволял из беды евреев – делал все, что мог в окружающих его обстоятельствах. А теперь готов сотрудничать, выполнять любые приказы – если советскому командованию требуется помощь. Кается – в коммунистической партии не состоял, но всячески ей сочувствует. – Спросите у людей, товарищ, – Себастьян Курц бесстрашно смотрел майору в глаза, – они расскажут, кто я такой. Последние полтора года жил на полулегальном положении, дважды пользовался поддельными документами – их производила подпольная типография в Гольдштау… Познакомьтесь, этих парней зовут Тобиас и Феликс, – представил он двух молодых людей, прибывших с ним. – Они убежденные антифашисты, я ручаюсь за них, как за самого себя. Феликс учился на медика в Вене, состоял в антивоенном подполье. А когда гестапо разгромило организацию, бежал в Абервельд и жил здесь по подложным документам. Тобиас местный, член коммунистической партии, один из немногих, кому посчастливилось выжить, работает электриком… Молодые люди не отличались болтливостью, смотрели настороженно, не знали, как себя вести. Феликс был темноволос, имел правильное лицо с лучистыми глазами, казался хрупким – возможно, это было обманчивое впечатление. Тобиас – ниже его на полголовы, старше на несколько лет, не любил бритье и опрятный вид. Он не прятал глаза – смотрел пристально, изучающе. – Можете на нас рассчитывать, – добавил Курц, – мы всегда готовы помочь. Если выдадите оружие, будем благодарны, не выдадите – поймем. – Повременим с оружием, – хмыкнул Гордин. Он с интересом разглядывал новых союзников. – Вам что-нибудь известно, товарищи, о существовании секретной лаборатории, работавшей в Абервельде? Может, ходили слухи или знаете что-то фактическое? Мужчины задумались, потом переглянулись и вразнобой пожали плечами. – Товарищ майор, мы не собираемся ничего утаивать, нам это незачем, – сконфуженно сказал Курц, – но мы пока не понимаем, о чем вы говорите. В городе были разные объекты, здесь стояла воинская часть, работал госпиталь, на западной окраине были военные склады. Точно известно, что за городской чертой собирались строить концлагерь, но эти планы, к счастью, не сбылись… – Ладно, забудьте, – отмахнулся Андрей. – Для вас есть первое задание, товарищи. Поедете с нашими людьми, будете опрашивать местных жителей. Вам объяснят, чего мы хотим. Операция не боевая, надо поработать головой и проявить терпение. Мужчины оживились. Они и не рассчитывали, что их сразу бросят в бой под знаменами Интернационала. Яшу Лапчика, как единственного среди сотрудников, знающего немецкий язык, майор инструктировал особо. Взять Романчука, Несмелова (их вид, по крайней мере, не отпугнет местных), добровольных помощников, пять бойцов при полном вооружении – и выдвинуться на полуторке в северное предместье. – Вот дорога, – Гордин показал на карте, – здесь возвращалась колонна, здесь она вошла в город. Ее не могли не заметить – это два здоровых грузовика. Куда она направилась? По каким улицам? Если проявить въедливость, можно отследить ее путь. Тактично опрашивать местных жителей, люди Курца помогут. Задача несложная, товарищ лейтенант, вперед. И бойцов проинструктируйте, чтобы вели себя вежливо, местным не хамили и ногами двери не открывали. Разведка убыла. Взрыв в городе прогремел как гром среди ясного неба! За сквером, там, где начиналась плотная застройка, встало облако дыма. Капитан Волынцев, грязно ругаясь, первым побежал через парк. Часть бойцов осталась в магистрате – два отделения привели в состояние повышенной готовности, остальные тоже побежали к скверу. Обвалилась часть здания из бурого кирпича, где еще вчера работала полиция безопасности и СД. Немцы, уходя, оставили сюрприз. Провалился пол на втором этаже, сломались и осыпались стены. Взрыв произошел во время осмотра здания. Об опасности бойцов предупредили, те действовали осторожно. Мину поставили хитрую, с замедленным детонированием. Клеммы замкнулись, когда открыли дверь в крыле, где работало гестапо. Боец попался сообразительный, всполошил товарищей истошным криком. Большинство людей успели выбежать из здания. Двое остались под завалами. Их извлекли сравнительно быстро. Один погиб, другому раздробило бедренную кость. Пострадавшего отвезли в больницу. Волынцев ругался, потрясал кулаками: ведь он предупреждал! – Предупреждали, товарищ капитан, – развел руками молодой взводный. – Потому и не все погибли, а только один. Центральную часть городка теперь патрулировал весь личный состав. Здание полицейского участка осмотрели с особой осторожностью, выявили и нейтрализовали заложенную взрывчатку. Бойцы недовольно ворчали: эти штуки могут оказаться где угодно. – Всем трудно, товарищи бойцы, не только вам! – покрикивал взводный. – Ничего, поживем и на пороховой бочке! В подвале полицейского участка обнаружили страшную находку. Бойцы доложили взводному, взводный – Волынцеву, а тот на всякий случай решил поставить в известность майора Гордина. Подвалы под зданием были глубокие, уходили в подземелье, как в преисподнюю. Лучики света блуждали по влажным каменным стенам. Взору предстали полтора десятка расстрелянных людей. Они валялись вповалку у дальней стены – в момент расстрела падали друг на друга, так их и оставили. От увиденного волосы встали дыбом. Свет фонарей блуждал по искаженным лицам, по глазам, тускло светящимся болью и тоской. Все расстрелянные были в штатском, большинство – мужчины, только две женщины, среднего возраста. Молодых почти не было – люди в годах, но не очень пожилые. Только одному мужчине было за семьдесят – морщинистый, худой, с торчащими клочками седых волос. Смерть они принимали безропотно – встали у стены, где по ним и открыли огонь. Глубина подвала была приличная, на улице стрельбу не слышали. В подвале стоял неприятный запах – пока еще не густой, но уже явный, вызывающий острое желание бежать. – Командир, я тебе точно скажу, они лежат тут не больше двух суток, – проговорил на ухо капитан Зинченко. – В подвале прохладно, но не настолько, чтобы тела не разлагались… Город еще у немцев был, когда этих бедолаг порешили. Непохожи они на подпольщиков, согласись? И не евреи – обычные горожане… За что их, командир? В чем они провинились? – Есть у меня одна версия, Алексей… Готов поспорить, эти люди имели отношение к типографии, которую мы ищем. Видимо, сотрудники, рабочий персонал. Неожиданный для них конец… Считали себя кастой, приобщенными к тайне рейха, получали, видать, неплохую зарплату, соблюдали режим секретности, домашним ничего не говорили… И вдруг – стали не нужны и даже опасны. Типографию подготовили к эвакуации, персонал собрали в полицейском участке, обманом заставили спуститься, полминуты – и концы в воду. И плевать, что загробили лучших специалистов своего дела. Это же талантливые художники-копировщики, граверы, кто там еще… – Не слишком ли жестоко, командир? Свои же, добросовестно работали… – О чем ты, Алексей? Все решает целесообразность. Существует хотя бы минимальный риск провала – и никто не колеблется. А ты ожидал от СС чего-то другого? Постреляли и покинули город. В тот момент наш десант еще не перекрыл дорогу. А с грузом провозились. Когда колонна двинулась в путь, наши парашютисты уже сидели в засаде… Это была только версия, но вполне рабочая. Эти люди жили в Абервельде. Большинство имели семьи, детей. Родные в панике – их близкие пропали, нет никаких сведений. И страшно думать о том, о чем думать не хочется… Требовалось ли подтверждение этой версии? Гордин почти не сомневался. За эту ниточку не потянуть – все мертвы. Градоначальник Шварцен сидел у себя в кабинете, говорил по телефону, пальцы нервно постукивали по столешнице. В углу на стуле прикорнула дочь Микаэла, она вздрогнула, когда открылась дверь, подняла голову. Женщина еще больше осунулась, но страх прошел. Градоначальник от неожиданности дернулся, бросил напоследок: – Я вам перезвоню, господин Штрауб, – и опустил трубку на рычаг. Он начал было неловко подниматься, но Гордин махнул: вольно, господин бургомистр. – Все в порядке, господин майор? – глава городской управы настороженно посмотрел на майора. – Мы изо всех сил стараемся наладить работу, задействуем все службы… В городе небольшие разрушения, много людей пропало без вести – составляем списки. В двух местах поврежден водопровод, также выведен из строя важный блок на электростанции… – Могу подкинуть вам еще работу, господин Шварцен. Частично разрушено здание СД и полиции безопасности. При отступлении ваши соотечественники заложили там мину. Мы потеряли двух человек… Бургомистр втянул голову в плечи, у майора возникло острое желание ударить по ней кувалдой. – Добавьте в список первоочередных дел разбор завалов. В подвале полицейского участка, расположенного по соседству, найдены полтора десятка мертвых тел. Они одеты в штатское. Все застрелены в упор. Полагаю, это те, кто пропал без вести. Во избежание кривотолков сразу скажу – они застрелены сутки или двое назад, когда советских войск еще и близко не было. Нужно разъяснять, кто это сделал? Соберите людей, достаньте тела, составьте список всех погибших с указанием адресов и места работы и не позднее, чем завтра к обеду, предоставьте мне. – Хорошо, я сделаю… – бургомистр на глазах покрывался крупной сыпью. – А вам это зачем, господин майор? – Просто сделайте и не спрашивайте. В противном случае будем разговаривать в другом тоне. И не здесь. Мы договорились, господин Шварцен? – Конечно, о чем речь? Простите, я должен лично отдать указания… Не возражаете? – Бургомистр подавил приступ кашля, выбрался из-за стола и устремился к выходу из кабинета. Майор снисходительно посторонился – потный человек промчался мимо и хлопнул дверью. – Зачем вы так пугаете моего отца? – тихо спросила Микаэла. – Он и так смертельно напуган. Папа хороший человек и сделает все, чтобы вам угодить. Мы прекрасно понимаем, что германские войска уже не вернутся… – Почему мы вас пугаем? – удивился Гордин. – А как иначе? Вы уже забыли, что мы – орды неотесанных варваров, которых не приобщили к цивилизации и прогрессивным европейским ценностям? Кто мы такие? Злобные потомки Чингисхана, диких славянских племен… Ваше счастье, что вас только пугают, а не расстреливают в большом количестве. Не будем вспоминать, какие зверства вытворяли ваши соотечественники в мирных советских городах, сколько миллионов людей они убили… о чем, понятно, ваша пропаганда умалчивала. А я это видел своими глазами… – Вы решили соответствовать своему образу? – девушка печально посмотрела ему в глаза. – Не старайтесь, я уже поняла, что вы не такой. А пропаганда… сильно преувеличивала. Вы озлоблены на нас, есть за что. Но позвольте уточнить – мы не немцы, мы австрийцы. На нас самих вероломно напали в 1938-м и насильно присоединили к Германии. И здесь тоже гибли люди, не только в вашей стране. У вас плохое настроение, господин майор? – Отвратительное, – признался Гордин. – Ладно, не обижайтесь, обещаю держать себя в руках. Как видите, ничего ужасного не происходит. Ваш папенька снова при должности, солдаты «дикой» армии проявляют благородство и великодушие. Погромов и насилия не отмечено. Вы хорошо знаете этот город? – Конечно, – удивилась Микаэла, – это мой родной город. – В данный момент вы безработная, верно? Хотите поработать нашим проводником и переводчиком? – Но вы же знаете язык… – женщина растерялась. – Одних знаний маловато. Язык – ничто, если не знаком с менталитетом людей. – Да, это правильно, – согласилась Микаэла. – Даже не знаю, я подумаю… – До утра подумайте, а утром будьте готовы. Вас никто не обидит. Идите домой, не надо весь день пасти своего отца, он уже не маленький. – Знаете, он всегда был другой… – у женщины задрожали губы. – Он был уверен в себе, знал, что делать и как выстраивать работу… Сейчас он сломлен, я его не узнаю, это другой человек… – Все будет хорошо, – уверил Андрей, – идите домой и ни о чем не думайте. Вам требуется сопровождающий? – Нет, я тоже не маленькая… Хорошо, господин майор, я только отца предупрежу… Женщина поднялась со стула и устремилась к выходу. – Меня Андрей зовут, – проворчал Гордин. – О, у нас в стране вас бы звали Андреас… Хорошо, я запомню… Уже темнело, когда вернулась разведка. Усталые солдаты и офицеры выбирались из кузова. Курца с его парнями высадили раньше и отправили по домам. Не ставить же эту публику на довольствие? – Все ноги стоптали, товарищ майор, – пожаловался Яша Лапчик. – Северную окраину прочесали, заходили в каждый дом. Хоть не стреляли по нам – и то ладно. Пугливые они, эти австрияки. Со своими говорят, а с нами – в упор не хотят. В общем, неутешительный итог. В означенное время никто эту колонну не видел. И никакую другую тоже. Сутками ранее многие уходили на север, шли машины с ранеными, несколько легковушек, пара грузовиков, были даже пешие, бегущие от великой и ужасной Красной армии. Но назад никто не возвращался. – Врут? – предположил Андрей. – Могут, – допустил Яков. – Но почему все разом? – Подожди, давай заново. То есть данная грузовая колонна – это призраки, их видели только наши парашютисты, вступившие с ними в бой? – Это не совсем призраки, товарищ майор, – поправил Лапчик. – Когда колонна выходила из города в северном направлении, ее видели. Не все, но видели. И это неудивительно, ведь она проходила под окнами домов. Три единицы грузового автотранспорта – в одной из машин сидели пехотинцы в форме Ваффен-СС. Колонну сопровождал легковой «Мерседес» с начальствующим составом. Прошли – и словно в воду канули. Больше их, как говорится, не бачили. Звучит не очень достоверно, но все врать не могут. Мы посетили два десятка дворов и квартир, вели себя сдержанно и учтиво – и нам, кстати, нигде не предложили чаю. Но это нормальные люди, не пришельцы с других планет, просто немного другие. К ним можно подобрать ключики. Картина складывается такая. Колонна ушла на север, нарвалась на наш десант, охрана вступила в бой. На помощь эсэсовцам прибыло подкрепление – это тоже было отмечено мирными гражданами. Примерно через час или два – мнения разнятся – в город вернулись потрепанный грузовик для перевозки личного состава и упомянутый «Мерседес». В кузове находились раненые солдаты. Легковушка шла пустая.