– Мы все постоянно пребываем в том или ином настроении. По-другому просто не может быть. Он потянулся ее обнять. – Мэгги! – донеслось с дивана. – Вот черт, – пробормотала она Майки в плечо. За его спиной, в гостиной, она увидела кудрявую голову Фейнштейна, торчащую из-за спинки бежевого раскладного дивана. Он смотрел по телевизору документальный фильм об американском скрипаче, совершавшем культурный тур по Китаю. – А он что тут делает? – спросила Мэгги. – В гости пришел. Я специально взял выходной, чтобы с ним повидаться. Ты же в курсе, что я работаю, да? Нельзя просто заявляться к людям в гости, тем более в будний день. Мэгги пожала плечами: – Сегодня же сработало. Фейнштейн сел посреди дивана, освободив им места по обе стороны от себя. Майки сел слева, а Мэгги так и осталась стоять. – Садись, что ли, – сказал Фейнштейн. Его глаза были закрыты густой челкой, на щеках темнела сажей щетина. – Да я постою, – ответила Мэгги. – Фейнштейн приехал из Боулдера. Она сделала вид, что ей интересно: – Да? Чем ты там занимаешься? – Угадай. Мэгги закатила глаза. – Работаю в холистическом пункте выдачи медикаментов. – Ясно. Американский скрипач тем временем пылко костерил молодых китайских музыкантов. «Одной техники мало!» – орал он. – Ага, – кивнул Фейнштейн. – Там огромные деньги замешаны. Серьезно, Мэгги. Можно очень хорошо заработать. – А с каких это пор ты у нас такой предприимчивый? Ты разве не химик по специальности? – Мои родители думают, что я учусь на медицинском. – Ого, – подивилась Мэгги. – Как тебе удается водить их за нос? Фейнштейн пожал плечами: – Это не трудно. Они вопросов не задают. Майки посмотрел на нее многозначительно и одними губами произнес слово «развод». – Ой. Извини, – вслух ляпнула Мэгги. – За что? Майки отвернулся. – Так, а теперь играем с чувством! – проорал скрипач. – Да нет, это я так… Слушай, Фейнштейн, ты не обидишься, если я поговорю с Майки наедине? В его спальне? – Нет, конечно. Валяйте. Она жестом подозвала Майки. Тот медленно встал и повел ее за собой по коридору. – Я и не знала, что Фейнштейн приехал, – сказала Мэгги, как только за ними закрылась дверь. – У него сейчас трудные времена. Родители разводятся. И оба требуют, чтобы он дал в суде показания в их пользу. – Давай не будем об этом. – О’кей. – Майки почесал затылок. – Я, вообще-то, рад, что ты приехала. Рад тебя видеть. Помню, ты говорила, что мы предназначены для других вещей и других людей, но… Я все равно рад. На глаза навернулись слезы. Увидев Майки – да и Фейнштейна, если уж на то пошло, – она словно вернулась в студенческую пору. Одно его присутствие моментально перенесло ее в прошлое, в Сент-Луис. Туда, где мама еще была жива. – Ты хоть иногда меня вспоминаешь? – спросил он. – Иди сюда. – Мэгги привлекла его к себе и поцеловала. – Но… Фейнштейн… – пробормотал Майки, пока она стягивала с него футболку. Они разделись и упали на матрас, застеленный старым нежно-голубым бельем, которым он застилал кровать еще в универе. Мэгги оседлала Майки, поместила его в себя, наклонилась и поцеловала его в шею. Но как бы она ни гнала от себя непрошеные образы, память вновь и вновь возвращала ее на реку Мерамек. Жара. Во рту пустыня. Она закрыла глаза. Было время, когда Мэгги нравилось заниматься сексом. Она переспала с несколькими однокурсниками, и хотя непринужденность тех случайных связей пришлась ей по душе, сама культура беспорядочного секса превращала человека в эмоционального пуританина. Майки был одним из немногих, кто не боялся показать девушке свой интерес. Это дело быстро вошло у них в привычку: секс был достойный и максимально обоюдоприятный (при условии, что твой партнер – юный консерватор). Однако после маминой смерти Мэгги начала отдавать себе отчет, какой вред может причинить тело – себе и другим. Вот уже два года она пыталась испытать то непринужденное, ничем не омраченное удовольствие, привлекала Майки к своим поискам, но всякий раз возвращалась ни с чем. – Ты похудела? – прошептал он. Она закрыла ему рот. По телу пополз колючий жар. Она увидела постер «Лицо со Шрамом» на стене и стопку книг на прикроватной тумбочке. «Алхимия финансов». «Слово в защиту Израиля». – Прости. Я не могу. – Что не можешь? В реке плавала ее блевотина. Мэгги проглотила ком в горле: – «Алхимия финансов»? Не слишком возбудительно. – Сказала мажорка с открытым на ее имя трастовым фондом. – Ты совсем охренел? – Она скатилась с него, легла на спину и скрестила руки на груди. – Лучше бы молчал, ей-богу. – Извини. – Зачем ты так сказал?! – Мэгги, – взмолился он, – прости! – Кончи уж как-нибудь сам. Он закрыл глаза, положил руку ей на бедро и минуту спустя, застонав и содрогнувшись, замер. – Что я вообще тут делаю… – сказала она. Они молча лежали рядом. Дыхание Майки успокоилось. И тогда он спросил, не приехал ли к ней отец. Мэгги прыснула: – Я голая. Ты голый. Что за вопрос, блин?! – Так он приехал? – Нет… – Ты недавно с ним виделась? – Нет! – Тогда, может, с братом встречалась? Она покраснела: – Тебе-то какое дело?