– Как же быть? Что же теперь делать, господин? – чуть слышно, еле разлепляя губы, зашептал один из них, заглядывая Дандоло в глаза. – Вы все слышали? – О да, мы находились вместе со слугами императора неподалеку от вас, господин. Мы ночью будем бежать? – Говорящий покосился на солдат императора, следовавших за ними, но на почтительном расстоянии. – Нет, Серджио. Мы не будем бежать, – тихо и печально сказал Дандоло. – Но как же тогда? Как же быть? – Слуга заглядывал в спокойное лицо Дандоло и даже представить себе не мог, что собирался сделать сегодня этот человек. Долго еще будет жить благородный старец Энрико Дандоло. Удивительно долго. Но никогда он не забудет того, что произойдет сегодняшней ночью. Ни когда великая Венеция рукою Дандоло заставит непобедимого Барбароссу распластаться ниц перед папой прямо на площади Сан-Марко, ни когда Дандоло в восьмидесятипятилетнем возрасте станет правителем Венеции, ни когда он, девяностовосьмилетний, возглавит Крестовый поход и штурм Константинополя, а потом будет провозглашен византийским императором. Он не забудет потому, что самое важное событие в жизни Энрико Дандоло произойдет именно сегодня. Этой ночью было предначертано будущему правителю Венеции и Византии пройти великое и самое страшное испытание в своей жизни. Глава V Неудачная попытка разбогатеть. Москва, декабрь 2014 года Прошла неделя с тех пор, как Сергей Анциферов прилетел в Москву, и неделя и одна ночь после страшного венецианского приключения. Древний пергамент в прозрачном файле, нагло размещенный в большой сумке среди сувениров, никакого внимания службы охраны аэропорта не привлек. Сергей часто думал, что он скажет о пергаменте, если вдруг его спросят о нем представители итальянской таможни или полиции. И всякий раз терялся, считая прежний ответ неправильным и стараясь придумать ответ новый. Ночами ему снились старик с перерезанным горлом и длинные уродливые венецианские тени, искажаемые узкими высокими стенами старинных зданий по набережным каналов. – Ну-ка, дай еще раз эту фигню посмотреть. – Друг Сергея Иван, длинный, лохматый и беспечный сослуживец, работавший системным администратором в той же фирме, уже не первый раз брал в руку пергамент и грустно качал головой. Было очевидно, что он жалеет о том, что с ним такие приключения никогда в жизни не происходят. Пергамент оказался очень старым, очень загадочным и совершенно нечитабельным. При этом какие-то древние буквы были нанесены на него, казалось бы, в совершенно хаотичном порядке, на обеих сторонах древнего листа. Друзьям пришлось немало поломать голову, прежде чем догадаться о некоторых действиях, которые необходимо было проделать с пергаментом. Однако к разгадке того, что там написано, наших героев это не приблизило. Например, для того, чтобы слова, написанные на разных сторонах пергамента, оказывались единой строкой, старинный документ нужно было сложить неким причудливым образом. Об этом догадался Сергей, исследуя древние сгибы. Но и в этом случае строки были какими-то неполными. После длительных манипуляций друзья обнаружили, что строка становится полной, если документ правильным образом свернуть, а после этого посмотреть на просвет. Это открытие присвоил себе Иван, догадавшийся приложить к оконному стеклу уже свернутый пергамент. Благодаря наличию странных водяных знаков, как на денежных купюрах, которые естественно дополняли знаки, уже существующие по обеим сторонам документа, можно было увидеть ровные строки совершенно непонятного текста. Но и в этом случае, хотя строчки и становились полными, ничего прочитать было совершенно невозможно – буквы были вроде бы знакомы, но понять хоть что-нибудь не получалось. – Нет, ну ты глянь, какие хитрецы! – в который раз восторгался Иван. – Прикинь, ну, ведь совершенно невозможно копию этой штуки сделать! Ее ведь ни сфотографировать, ни отсканировать никак нельзя. Да и точно такую же фиг сделаешь! – Иван, как ведущий шоу «Магазин на диване», нахваливал Сергею «свой товар». – Предположим, отсканировал ты эту сторону, но тебе ведь и другую надо. – Иван демонстрировал другую сторону. – Но и этого мало, тебе ведь надо их особым образом сложить! Но даже если ты додумался точно так же сложить несколько таких отсканированных листов, тебе ведь нужно водяные знаки сделать, которые внутри и видны только на просвет, да так, чтобы они недостающие части букв дополняли! Это-то ты как сделаешь? – победно вопрошал Иван у молчавшего Сергея. Сергей Анциферов разделял восторги Ивана и был поражен не меньше его удивительным пергаментом, который действительно нельзя было не только прочитать, но и отсканировать, и сфотографировать, и даже просто изготовить хоть что-то отдаленно его напоминающее. С момента приезда из Венеции он давно уже мучился вопросом: что ему делать с манускриптом, который попал к нему таким страшным образом? Сергей успел уже несколько раз рассказать Ивану свою венецианскую историю, они уже и выпивали по этому поводу, и задумчиво размышляли, что же с этим делать, выкуривая большое количество сигарет и пуская струйки дыма в ночной бархат московского неба, стоя на балконе двенадцатиэтажки на улице Большая Грузинская, где Анциферов снимал квартиру. Неделя – большой срок для молодого и, как это сейчас модно говорить, занимающего активную жизненную позицию человека. За это время Сергей успел пять дней потрудиться в офисе, ловя на себе завистливые взгляды сослуживцев (надо же, командировка в Венецию!). Но тоска не проходила, смутная тревога оставалась, а что делать с манускриптом, так и не было решено. Неделю понаблюдав за другом, Иван задумал предпринять решительные действия по его психологической реабилитации. Супруга Ивана, миловидная и смешливая девушка по имени Марина, отправлялась на выходные к родителям в Тверь. Иван посчитал это благословенным знаком и предупредил Сергея, что начнут они отдых в пятницу, продолжат в субботу, закрепят пройденное в воскресенье, а к понедельнику никакой грусти у Сергея и в помине не останется, сколько ни ищи. Короче говоря, Иван решил вышибать из друга тоску-печаль традиционными российскими методами: холодной водкой, разухабистой гульбой и разговорами по душам. Анциферов в общем-то был не против. Вчера была пятница, Марина уехала, а Иван появился на пороге Серегиной квартиры с большим пакетом из «Перекрестка», позвякивающее содержимое которого должно было помочь раскрыть чакры друга всерьез и надолго. Сегодня шел уже второй день релаксации. За окном стояло яркое утреннее зимнее великолепие, немногочисленные машины изредка шуршали по субботней Большой Грузинской, погрузившейся в сладкую и непроходимую дремоту. Стол анциферовской комнаты был завален тарелками, стаканами, пепельницами, яблоками, недопитыми бутылками из-под водки и из-под пива, пачками сигарет, мобильными телефонами и какими-то бумагами. Друзья сидели молча, сосредоточенно глядя в одну точку, только не вне, а куда-то глубоко вовнутрь себя. Бывает такое ощущение с похмелья, как будто внутри тебя – бездонная пустота и каждое слово или каждое движение отзываются в организме звоном или гулом. В этом состоянии говорить тяжело. Но можно. – …Слушай, зачем он тебе? – медленно спросил Иван. И хотя несколько минут до этого они молчали и никто ничего не говорил, Сергей сразу понял, что друг говорит о манускрипте, поэтому совершенно не удивился, когда тот продолжил: – А давай его продадим! Антикварам! Собственно, идея про антикваров ими обсуждалась уже не раз, но сегодня, в зыбкой похмельной ясности, вдруг показалось, что она – самая очевидная. – Слушай, ну, ведь денег действительно заработать можно будет! Ну, прикинь… Вот тебе, пожалуйста, гарантированная десятка зелени на этой хрени! А тебе-то эта фиговина зачем? Ходить и мучиться? Продай и забудь навсегда! – Иван разлил по рюмкам водку и протянул другу кусочек соленого огурца. – Давай! – Давай! – согласился Анциферов, выпил и вдруг решительно встал. – Фиг с тобой, пошли к антикварам. Иван, довольный тем, что высказанная им мысль была принята так быстро, не заставил себя упрашивать и направился в прихожую одеваться. Через пару минут друзья, выйдя из квартиры, начали пробираться по длинному коридору к лифту. Извилистый коридор был заставлен живописным соседским хламом, который оставлять здесь было совершенно нежалко, а выбрасывать – жалко. Здесь они столкнулись с рабочим-узбеком, одухотворенно плескавшим какой-то гадкой серой смесью на стену и старательно растиравшим ее строительным мастерком. – Ты зачем стену пачкаешь, тут же у людей вещи какие-то стоят? – удивился Сергей. – Дэс сказал: ремонт будет, – бесстрастно и меланхолично пожал плечами узбек и продолжил возюкать мастерком по стене. ДЭЗ для него был что-то вроде муллы: он всегда знал, как лучше, и никто не мог ему указывать, что делать, а если кто-то и имел наглость указывать, то мулла ДЭЗ это указание со всем возможным достоинством просто игнорировал. – Так ты же людям вещи испачкаешь. – Иван продолжил мысль друга, пока они поджидали лифт. – Дэс давно уже всем сказал, что ремонт будет, – узбек, по-видимому, был хорошо подготовлен к ответам на вопросы и его трудно было сбить с этого делового меланхоличного тона. Раствор все так же деловито летел на в общем-то вполне сносные стены, оставляя уродливые серые пятна. Тут раскрыл двери лифт, Сергей махнул рукой на узбека, и друзья поехали вниз. Герои недолго думая двинули на Арбат, справедливо полагая, что нигде в Москве не встретить такого большого количества антикварных магазинов, как там. Однако, вопреки их плану, арбатских антикваров совсем не порадовал принесенный манускрипт, и они быстро теряли всякий интерес к молодым людям, узнав, что те ничего не собираются у них в магазине покупать. Когда терпение наших героев исчерпалось и больше всего на свете захотелось закончить это бесцельное хождение по одинаковым антикварным лавкам, заставленным хохломой, новодельными картинами, матрешками, не очень старыми иконами и оловянными солдатиками, непохоже изображающими Наполеона и Ленина, манускриптом вдруг заинтересовались. Это произошло уже в самом конце Арбата, почти у станции метро «Смоленская». Сергей, в очередной раз лениво положив документ в пластиковой папочке на заставленный разнообразными безделушками прилавок, вдруг заметил, что у антиквара всего на долю секунды в глазах полыхнул странный огонек. Этот антиквар был явно не похож на своих коллег из других магазинов, он больше походил на заслуженного музейного работника на пенсии, а те больше напоминали продавцов на рынке. Антиквар изучал манускрипт внимательно и долго. Друзья очень удивились, когда он догадался о том, как манускрипт надо сложить, чтобы получались строчки, а потом посмотрел его на просвет, поняв, что недостающие буквы – в водяных знаках. Но дальше было еще интереснее. Антиквар очень быстро придумал, как прочитать эти непонятные буквы. Иван не смог сдержать удивленного возгласа, когда тот начал приставлять манускрипт к зеркалу и в отражении стало возможным прочитать некоторые слова. «AMALGAMA» значило самое крупное из них. Потом в круглом сувенирном зеркальце с палехской росписью Сергей увидел другие слова, по очереди разобранные старательным антикваром. «DANDOLO». «AMORE». «ODIO». Каждое разобранное слово антиквар вполголоса проговаривал, непременно качая при этом головой. У самой витрины в это время стоял невысокий плотный человек, обладавший пышной белой шевелюрой и роскошными седыми усами. Он рассматривал какие-то картины и изредка поглядывал то на антиквара, то на наших друзей. Сергею эти его поглядывания не понравились. Человек заметил это и немного смутился, а Анциферов про себя назвал этого посетителя магазина «чеширским котом», видимо, из-за пышных усов. – Дандо’ло. Или Да’ндоло, – пробормотал антиквар и растерянно посмотрел в окно. – И еще вот это – Одио. – Он покачал головой. Устав подглядывать, седовласый посетитель магазина произнес: – Одио по-итальянски значит «ненависть», – а затем действительно как-то по-чеширски улыбнулся и представился: – Меня зовут Александр Валентинович, – и сразу же, без какого-либо перерыва, обратился к Сергею, махнув седой головой в сторону манускрипта: – Вы позволите полюбопытствовать? – Потом подошел к прилавку и стал «любопытствовать», совершенно не дожидаясь ответа. Сергей хотел как-нибудь нахамить наглецу, но, увидев, с каким почтением продавец протянул ему манускрипт, решил подождать, чем все это закончится. Чеширский тоже очень долго разглядывал манускрипт, переворачивал его, складывал и раскладывал. – Откуда у вас это? – вдруг нарушил молчание антиквар. – Понимаете, – Сергей давно придумал историю, которую уже несколько раз сегодня «прогонял» в других антикварных магазинах, – я отдыхал в Италии, и там в одном магазине мне предложили… – Прям-таки предложили, – насмешливо нараспев произнес чеширский Александр Валентинович. «Чего он дразнится?» – подумал Сергей и, вспомнив мелькнувший огонек в глазах у антиквара в самом начале их разговора, вдруг решительно сказал: – Короче, ситуация такая. Десять тысяч долларов стоит эта штука. Если готовы платить, платите. А – нет, так мы дальше пойдем. Воцарилось молчание. – Триста долларов, – четко произнес антиквар. Сергей молча взял манускрипт и пошел по направлению к входной двери. Иван, за все это время не проронивший ни слова, поспешил за ним. Звякнул колокольчик, и друзья оказались на улице. Сергей надеялся, что, как это часто бывает в хороших фильмах, их окликнут на пороге и скажут что-нибудь типа «Подождите, молодые люди» или «Ну, зачем же так горячиться?». Но их никто не окликнул. Быстро темнело, мела поземка. Сергей круто повернулся и побрел по небольшому переулку вверх, к Новому Арбату, чтобы оттуда направиться через Садовое кольцо домой. Было обидно, что не удалось ни продать, ни разбогатеть, ни избавиться от этой страшной штуковины с таинственными трудночитаемыми буквами. Иван шел рядом, не говоря ни слова. Серое московское небо сыпало на улицу мокрые комья снега и надежно прятало от прохожих звезды. Глава VI Второй полет. Кунцево, Ближняя дача Сталина. Ноябрь 1941 года Мотор мощного бронированного «форда» приглушенно урчал, катя по пустынной ночной Новодорогомиловской улице. Тени приземистых кособоких лачуг, притулившихся к широком тракту, стремительно проносились за окном надежной американской машины, подаренной в самом начале войны американским президентом Рузвельтом. На пустырях между домами встречались одинокие зенитки, грустно уставившиеся в серое московское небо. В автомобиле сидело четверо – двое спереди и столько же сзади. Все молчали. Тем, что спереди, говорить было не положено по должности, те, что сзади, успели обговорить свои дела чуть раньше. Однако тишина тяготила маленького пышноусого человека в солдатской шинели без знаков различия и какого-то необычного кроя. Он после долгого молчания с явным грузинским акцентом произнес: – А ты был не прав, Лаврентий. Выиграл я наш спор, – и с усмешкой покосился на своего соседа, единственного из сидевших в машине одетого в темное гражданское пальто. Впрочем, несмотря на обычность пальто, человек этот был достаточно необычен и легко узнаваем всеми гражданами СССР. Человек этот повернул голову, блеснув знаменитым пенсне, и осторожно произнес: – Какой спор, товарищ Сталин? Сталин усмехнулся: – Помнишь, как мне звонил начальник штаба Западного фронта Булганин, просил перевести штаб фронта подальше от передовой? Я ему запретил это делать, а тебе сказал, что это явно просьба Жукова? – Помню, – кивнул Берия. – И тогда же предложил тебе поспорить, что Жуков, исчерпав все возможности, обязательно попросит меня об этом сам, а ты заявил, что он для этого слишком труслив и побоится. – Было, говорил, – согласился Берия. – А что, он уже исчерпал все возможности? – А кому еще просить? – хмыкнул Сталин и начал загибать крупные короткие пальцы левой руки. – Соколовский звонил, Булганин звонил… – А комиссар фронта Степанов? – Он поднимал этот вопрос самым первым, еще в начале октября. Предложил вывести штаб фронта в район… – Сталин сделал паузу и зло выдохнул: – Арзамаса. – Куда?! – не смог удержаться от изумленного восклицания Берия.