– Ну, на этот вопрос только ты можешь ответить, – небрежно бросила она. От недоумения я замер на месте. Наконец она поняла, что я не понял. – Ну а чё? Я не могу знать, на что ты способен. – В смысле? – В коромысле. Способен ли ты передвигать руки и ноги, чтобы опуститься и присесть. Способен ли обедать за одним столом с толстой коровой Аделиной. Тут мне вправду захотелось сбежать и поститься какое-то время. Но она бы подумала, что я испугался. Поэтому я поставил поднос на стол, подвигал руками-ногами и сел как можно дальше от нее. Не рядом, не напротив – по диагонали. Я откашлялся и сказал: – Еда сегодня неплохо выглядит. Давали курицу и картошку фри. – Не согласна. – А ты не любишь картошку фри? Я удивился. Все любят картошку фри! – Если я толстая, это еще не значит, что я люблю картошку фри… Я уже собирался вежливо намекнуть, что в моем вопросе не было ничего личного, как она вдруг прошипела сквозь зубы: – На голову отшибленный. Тут я взбесился: – Если у меня амнезия, это еще не значит, что я забыл, как обращаться с жирными коровами! Аделина медленно подняла голову. Я прижал ладони к губам, словно пытаясь удержать слова, но было поздно – слово не воробей. Я перешел границы и понимал это. – А вот это грубо, – прогремела она. И тут я вправду испугался. Если не принимать во внимание неуместность сравнения, она напомнила мне быков из мультиков, когда те собираются атаковать, а из широких ноздрей валит пар и злобные глазки наливаются кровью. Вдруг Аделина расхохоталась. Все повернулись в нашу сторону. Неловко. Прямо очень неловко. Но все же лучше, чем полный игнор. Получилось даже весело. Я тоже рассмеялся, правда, не так громко. – А ты изменился, – сказала Аделина, – раньше ты никогда бы не посмел сказать подобное. – Правда? То есть мы знакомы? Мы дружили? Аделина покачала головой справа налево и слева направо, размахивая темными кудряшками. – А, не, такого не было. Ты… короче… в тебе содержания не больше, чем в голограмме. Обычно ты молчишь. Сидишь себе в углу. Если со всем начистоту, пока директор не привел тебя на урок, я даже не заметила, что тебя не было. И думаю, я не одна такая… Меня как водой окатили. Я уже догадался, что не был мистером Популярность, но узнать, что ты вообще не существуешь, всегда неприятно. Жизнь Ромена, сцена третья: главный герой в роли эктоплазмы. Одно хорошо в обливаниях холодной водой: помогает проснуться. – …да и я ни с кем не дружу особо. Аделина отпустила эту фразу, как собака, отбросившая слишком сухую кость. Получается, мы не друзья. – Никогда не поздно наладить отношения. – Наладить отношения не значит дружить. Одно лицемерие. Кивнув подбородком в сторону, Аделина показала, что все вокруг вернулись к своим разговорам. – А ты и вправду думаешь, что все эти клоуны нравятся друг другу? Миром правит выгода. Я нахмурился. – А ты не нагнетаешь? Она повернулась и взглянула мне прямо в глаза. – Да говорю тебе, миром правит выгода. Поверь, вот я, толстая уродина. Мне нечего им предложить, поэтому никто мной не интересуется. Это ясно, прозрачно, очевидно. К ее автопортрету мне захотелось добавить, что она «не очень любезная» и именно поэтому у нее нет друзей, но я вдруг осознал, что у меня тоже никого нет. И промолчал. В любом случае было ясно, что Аделина ничего особенного обо мне не расскажет. Я жевал картошку фри, закрыв глаза от удовольствия: даже жирная и холодная, она не шла ни в какое сравнение с диетой из тофу и пшеницы. Аделина, в свою очередь, вернулась к чтению. Мне не хотелось с ней разговаривать, но от тишины становилось еще больше не по себе. Прищурившись, я попытался разобрать заголовок книги, которую она читала, но Аделина заметила до того, как мне это удалось. – Да чё я вообще тут забыла? – прогремела она, сунув книжонку в карман. На что я протянул очень воодушевленное: – Э-э-э… И поскольку Аделина уже закончила обедать, она взяла поднос и ушла. На ее тарелке оставалось еще много картошки фри, и у меня сердце сжалось при мысли, что дорога ей прямо в мусорное ведро – особенно если вспомнить, какие ужины ждали меня дома. Но, сам не знаю почему, внутренний голос подсказал, что будет не очень разумно просить Аделину поделиться. Уроки кончились, и я отправился домой. В планах на вечер гигантская домашка по математике и… «Граф Монте-Кристо», конечно! 23 часа 30 минут Жизнь Ромена, сцена четвертая: чем дальше, тем страньше! Сегодняшний вечер получился гораздо интереснее, чем ожидалось. Взгляд со скрытой камерой немного назад. Для начала обсудим конец дня и будем честны: начиналось все довольно плохо. Короче, расскажу. К шести часам вечера мне наскучило сидеть за уроками, запершись в комнате. И я решил спуститься в гостиную. Там стоит отличная стерео система: хай-тек с кучей колонок ростом с меня. Однако полка с дисками оказалась пустой. Стран но, но там не было ни пылинки. Сама гостиная была обставлена со вкусом, типа в классическом стиле: хрустальная ваза, два оловянных подсвечника, симметрично поставленные с каждой стороны от стереосистемы. Над всем этим висело зеркало в белой раме с лепниной. Кожаный диван и два подобранных в стиль кресла. Белые стены, сливовые шторы. Не знаю почему у меня по спине пробежал холодок. Я уже собирался вернуться в комнату, но очень уж хотелось опробовать эту восхитительную стереосистему, так что я остался. Сердце бешено заколотилось без всякой на то причины, словно я осквернял священный храм. Раздались звуки. Голос мужчины говорил так ясно, будто диктор находился в комнате. Повернув другую кнопку, я попал на радиоволну повеселее: с ритмом, роком, грувом. И я сделал погромче. Басы загудели, как из преисподней. – Выключи немедленно! Не услышав, как открывалась входная дверь, я подпрыгнул от неожиданности. Беатриса перелетела через всю гостиную, как космический шаттл, вернувшийся с задания. Схватив пульт, она выключила стереосистему. – Ромен, о чем ты только думал? Эта… эта музыка! Ее голос высоко дребезжал. Наверняка я на нее странно посмотрел, потому что она тут же смущенно добавила: – Твой отец не любит, когда трогают его стереосистему. Еще меньше он любит, когда переключают радио. Надо понимать: это его система. Она начала повторяться. Похоже, это была очень важная информация. Я извинился. Она извинилась. Затем включила систему, чтобы тщательно отрегулировать звук и поймать ту волну, которая была сохранена до того, как я осмелился испортить его программы. Беатриса уже собиралась нажать на кнопку и выключить, как входная дверь хлопнула во второй раз. Она мгновенно отпрыгнула от стереосистемы и одарила меня взглядом, значение которого было яснее ясного: рот на замок – и молчок. И я не возражал: хотя бы в этот раз мы оказались на одной волне. Однако мы зря волновались. Арно ничего не заметил. Он вошел в гостиную с таким видом, будто начались каникулы, а в руках у него коктейль. Арно улыбался до ушей. – А, Ромен! Хорошо, что ты здесь! Я не знал, что ответить, однако мое замешательство не особо его смутило – видимо, я не очень словоохотлив и в нормальные времена. Арно подошел ко мне, и лицо его снова озарилось улыбкой. – Угадай, что я принес! В этот момент я заметил, что он прячет что-то за спиной.