Лавлейс улыбнулся. – Ну, и что это у нас? Сбитый с толку Андервуд очумело затряс головой. Он явно не верил своим глазам. Казалось, будто он постарел за эти доли секунды. – Нет, – прошептал он. – Это какая-то хитрость… Вы меня дурачите… Лавлейс даже не взглянул на него. Он смотрел лишь на свою добычу. – Просто не представляю, о чем вы себе думали, когда решились на это, – сказал он. – Уже одного лишь вызова Бартимеуса с лихвой хватило бы, чтобы вытянуть из вас все силы. – Я же говорил, – еле слышно произнес Андервуд, – я ничего не знаю ни про этого Бартимеуса, ни про вашу вещь, ни про то, как она сюда попала. Тут Натаниэль услышал еще один голос, тонкий и дрожащий. Его собственный голос. – Он говорит правду, – сказал этот голос. – Это я взял Амулет. Вам нужен я. Тишина, воцарившаяся после этого заявления, длилась целых пять секунд. Оба волшебника резко развернулись – и потрясенно уставились на Натаниэля, разинув рты. Брови мистера Андервуда поползли на лоб, потом опустились, потом снова взмыли, отражая его полнейшее замешательство. На лице Лавлейса застыло непонимание. Натаниэль воспользовался этой возможностью и подошел поближе. – Это был я, – повторил он. Теперь, когда дело было сделано, его голос зазвучал чуть тверже, – Он ничего об этом не знает. Оставьте его в покое. Андервуд моргнул и затряс головой. Кажется, он не верил своим глазам и ушам. Лавлейс стоял недвижно, не сводя глаз с мальчика. Амулет Самарканда слегка покачивался в застывшей руке. У Натаниэля пересохло в горле, и он кашлянул. Он боялся даже думать, что будет дальше. Когда он решался на признание, то просто не заглядывал дальше этого шага. Где-то в комнате притаился его слуга, так что он не полностью беззащитен. Натаниэль надеялся, что, если понадобится, Бартимеус придет к нему на помощь. Тут к его наставнику наконец-то вернулся дар речи. – Что ты несешь, недоумок? Да ты даже не знаешь, о чем мы беседуем! А ну убирайся отсюда! Но тут его посетила мысль. – Стой! Ты как выбрался из чулана? Тут нахмуренное лицо Лавлейса рассекла странная подергивающаяся улыбка. Он негромко рассмеялся. – Одну минуту, Артур. Возможно, вы судите слишком поспешно. На миг к Андервуду вернулась его обычная раздражительность. – Не говорите глупостей! Этот щенок никак не может быть связан с преступлением! Да он даже не смог бы миновать мое огненное заклятие – я уж молчу о вашей системе обороны! – И вызвать джинна четырнадцатого уровня, – пробормотал Лавлейс. – Это тоже чересчур. – Вот именно! Эта идея абсурд… – Андервуд поперхнулся на полуслове. В глазах его мелькнул проблеск понимания. – Погодите!.. Возможно… Неужто такое возможно? Лавлейс, не далее как сегодня я поймал этого выродка с оборудованием для вызова демона – а на полу его комнаты был нарисован пентакль Адельбранда. Я нашел у него весьма сложные книги – например, «Уста Птолемея». Я думал, что его одолели амбиции, но он потерпел неудачу… Но что, если я ошибся? Саймон Лавлейс ничего не ответил. Он неотрывно глядел на Натаниэля. – А час назад, – продолжал Андервуд, – я поймал его за тем, что он шпионил за мной, когда я сидел у себя в кабинете. У него было гадательное зеркало – хотя я никогда не давал ему ничего подобного. А если он оказался способен на это – кто знает, какие еще преступления он мог совершить? – Даже если так, – негромко проговорил Лавлейс, – зачем ему красть у меня эту вещь? Натаниэль видел по поведению своего наставника, что тот не узнал Амулет Самарканда, и понял, что это невежество может спасти Андервуда. Но поверит ли Лавлейс, что он, Натаниэль, тоже ничего не знает об Амулете? Натаниэль поспешно заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более по-детски. – Я… Я просто неудачно пошутил, сэр! Я хотел вам отплатить за то, что вы меня тогда побили. Я велел демону унести у вас что-нибудь – ну, что сможет. Я хотел спрятать у себя эту вещь до тех пор, пока не подрасту… ну, и до тех пор, пока не смогу выяснить, для чего она и как ею пользоваться. Я думал, сэр, что она не очень ценная. Я очень извиняюсь, если доставил вам какие-то неприятности… Он умолк, до боли остро осознавая, до чего же неубедительно это все звучит. Лавлейс молча смотрел на него, и Натаниэль не мог понять по лицу волшебника, что же тот думает. А вот наставник сразу ему поверил. И наконец-то получил возможность дать волю своему гневу. – Это последняя капля, Мэндрейк! – крикнул он. – Я отдам тебя под суд! И даже если тебя не посадят, тебя отчислят из учеников и вышвырнут на улицу! Я тебя выгоню! Никто не возьмет тебя на работу! Ты превратишься в нищего, в простолюдина! – Да, сэр. Натаниэль был сейчас согласен на все, только бы Лавлейс ушел. – Лавлейс, мне остается только принести свои извинения. – Андервуд немного совладал со своим порывом и теперь горделиво выпятил грудь. – Мы оба пострадали. Он предал меня – а у вас украл это могущественное сокровище, этот амулет… Он взглянул на небольшой овальный медальон, свисающий из кулака Лавлейса, и во внезапном роковом озарении осознал, что же это за вещь. И судорожно, со свистом втянул воздух сквозь зубы. Звук был негромким, но Натаниэль отчетливо расслышал его. Лавлейс не шелохнулся. Лицо Андервуда залила мертвенная бледность. Он быстро взглянул на Лавлейса, проверяя, заметил ли тот что-либо. Натаниэль невольно последовал его примеру. В висках звонко пульсировала кровь, но Натаниэль все равно услышал, как Андервуд пытается продолжить прерванную фразу: – …и …и мы оба должны теперь проследить, чтобы он понес должное наказание, да, должны. Он пожалеет о том дне, когда придумал все это… Второй волшебник вскинул руку. Андервуд мгновенно умолк. – Что ж, Джон Мэндрейк, – сказал Саймон Лавлейс. – Тебе почти что удалось произвести на меня впечатление. Да, я действительно пострадал. Последние несколько дней были весьма трудными для меня. Но, как видишь, я вернул себе то, к чему стремился, и теперь все будет хорошо. Можешь не извиняться. Для твоего возраста вызов такого джинна, как Бартимеус, – незаурядное достижение. А то, что ты сумел на протяжении нескольких дней удержать его под контролем, – еще поразительнее. Ты заставил меня понервничать – это мало кому удается – и оставил Андервуда в дураках – в этом, впрочем, ничего примечательного нет. Все прекрасно. Только вот конец подкачал. Что это на тебя нашло, что ты решил во всем сознаться? Я мог втихую разобраться с Андервудом и не тронуть тебя. Голос Лавлейса звучал спокойно и рассудительно. Андервуд попытался было что-то сказать, но Лавлейс оборвал его: – Помолчите! Я хочу услышать соображения мальчишки. – Да просто он не был в этом виноват, – бесстрастно произнес Натаниэль. – Он ничего не знал. Вражда была между вами и мною, даже если вы ничего об этом и не знали. А он тут ни при чем. Потому я и вмешался. Натаниэля охватило тягостное чувство: ему показалось, что все его усилия были тщетны. Лавлейс рассмеялся. – Это что, этакая детская концепция благородства? – поинтересовался он. – Что-то в этом роде я и предполагал. Да, весьма благородный поступок. Геройский, но дурацкий. Откуда ты всего этого набрался? Что не от Андервуда, так это точно. – Я обворовал вас, потому что вы меня оскорбили, – сказал Натаниэль, – Я хотел сам отомстить вам. Вот и все. Накажите меня, если хотите. Мне все равно. В душе Натаниэля под мрачной покорностью судьбе начал пробиваться росток надежды. Может, Лавлейс все-таки не поймет, что они знают об Амулете Самарканда! Может, он как-нибудь накажет Натаниэля да с этим и уйдет… Очевидно, Андервуд лелеял ту же надежду. Он нетерпеливо ухватил Лавлейса за руку. – Саймон, вы же видите – я тут совершенно ни при чем! Это все паршивец Мэндрейк. Разбирайтесь с ним, как вашей душе угодно. Вы можете наказать его за это преступление, как сочтете нужным. Я предоставляю вам в этом вопросе полную свободу действий. Лавлейс спокойно высвободил руку. – Спасибо, Андервуд. Я в самом ближайшем будущем определю ему меру наказания. – Вот и прекрасно. – Сразу же после того, как разберусь с вами. – Что?.. Андервуд на миг оцепенел, а потом развернулся и со скоростью, удивительной для человека его лет, ринулся к открытой двери. Но в тот самый миг, когда он несся мимо Натаниэля, невесть откуда взявшийся порыв ветра захлопнул дверь. Андервуд вцепился в ручку двери и принялся дергать ее изо всех сил. Но дверь не открывалась. Андервуд зарычал от страха и обернулся. Теперь они с Натаниэлем смотрели на Саймона Лавлейса – а тот глядел на них, стоя в дальнем углу кабинета. У Натаниэля подгибались ноги. Он в отчаянии озирался по сторонам в поисках Бартимеуса, но паука нигде не было видно. Лавлейс плавным, изящным движением надел на шею цепочку с Амулетом Самарканда. – Я не дурак, Джон, – сказал он, – Конечно, вполне возможно, что ты и вправду не знаешь, что это за вещь, – но мне, честно говоря, слабо в это верится. А бедолага Артур уж точно все знает. Заслышав это, Андервуд схватил Натаниэля за шиворот. Голос его срывался от страха. – Да, но я никому ничего не скажу! Вы можете на меня положиться, Лавлейс! Держите Амулет у себя, сколько вам угодно, – я и слова не скажу! Но этот придурок слишком привык лезть не в свои дела! С ним надо покончить, пока он ничего не разболтал! Убейте его, и вопрос будет решен! Он больно сжал шею Натаниэля и швырнул его вперед. Мальчик вскрикнул от боли. Лавлейс самодовольно ухмыльнулся. – Какая преданность наставника своему ученику! Очень трогательно. Вот видишь, Джон, – мы с Андервудом преподали тебе завершающий урок искусства волшебства. Возможно, с нашей помощью ты поймешь, как ошибся, явившись сегодня ко мне с повинной. Ты верил в некий кодекс благородного волшебника, которому полагается отвечать за свои деяния. Так вот, все это лишь пропаганда. Ни кодекса, ни волшебников, которые его соблюдают, не существует. Равно как не существует чести, благородства и справедливости. Каждый волшебник действует исключительно в своих интересах и не упускает ни малейшей возможности провернуть что-либо к собственной выгоде. Пока он слаб, он старается избегать опасностей – именно поэтому посредственности из кожи вон лезут, лишь бы найти себе местечко внутри системы. Артуру об этом прекрасно известно – не так ли, Андервуд? Но если волшебник силен, он наносит удары. Как, по-твоему, Руперт Деверокс пришел к власти? Его наставник двадцать лет назад убил предыдущего премьер-министра в ходе государственного переворота – а Деверокс унаследовал титул. Такова истина. Такова жизнь. И когда я на следующей неделе пущу Амулет в ход, я буду следовать великой традиции, восходящей еще к Глэдстоуну. Сверкнули очки, и рука Лавлейса начала подниматься в каком-то жесте. – Кстати, может, это тебя немного утешит: еще до того, как ты появился на сцене, я решил, что убью всех в этом доме. Я не могу позволить себе рисковать. А потому твоя глупость, заставшая тебя явиться сюда, на самом деле ничего не изменила. Перед глазами Натаниэля встала миссис Андервуд, хозяйничающая на кухне. На глаза у него навернулись слезы. – Пожалуйста!.. – Ты слаб, мальчик. В точности как и твой наставник.