– Мы одна семья. И тут нам не нужны никакие анализы крови. – Разумеется, – согласился я ртом, набитым ватой. – Главное – эмоциональные узы. Кармайкл пристально посмотрел на меня, убеждаясь в том, что я не говорю с ним снисходительно. Я превратил свое лицо в маску искренности. И заморозил на нем это выражение. Топор описал дугу, острое лезвие оцарапало пол. – Вот именно. Главное – это чувства. А наши чувства были выкованы в боли. Мы втроем против всего мира. И наша семья такая, какой должна быть – спасение от всего окружающего безумия. Безопасная гавань. Прекрасная и бесценная. И я должен ее защищать. У меня не было никакого плана бегства. Пока что я надеялся лишь потянуть время разговорами. – Понимаю. Ты глава семьи. Голубые глаза вспыхнули пламенем газовых горелок. – Единственный. Остальные двое были плохими – одно только название, что родители. Они злоупотребляли своими правами. Пытались разрушить семью изнутри. – Знаю, Дуг. Сегодня я побывал в доме. Видел теплицу. Прочитал дневники, которые вел Своуп. Лицо Кармайкла исказилось в страшной гримасе. Вскинув руку, он взмахнул топором, и наточенное лезвие, описав ослепительную параболу, врезалось в стол. Пластик разлетелся вдребезги, весь прицеп содрогнулся. Движение это далось Кармайклу без какого-либо усилия, он даже не пошевелил рукой, сжимающей ружье. За занавеской послышался какой-то шорох, но девушка не появилась. – Я сейчас собирался уничтожить эту помойную яму, – прошептал Кармайкл, высвобождая лезвие. – Вот этим. Разрубить в щепки всё до последней доски. Разнести на части весь дом. А затем сжечь его дотла. Но, приехав на место, я обнаружил, что замок срезан, и вернулся сюда. И очень хорошо, что все так обернулось. Шумно втянув воздух, он выпустил его со свистом. Дыхание культуриста, привыкшего «качать железо». Натужное, шипящее возбуждением. Поборов страх, я постарался собраться с мыслями: мне нужно переключить внимание Кармайкла на преступления Своупов. Заставить его забыть обо мне. – Это дурное место, – сказал я. – Трудно поверить, что люди могут быть такими. – Мне нетрудно, дружище. Я сам пережил все это. Как и сестренка. Мой предок сношал меня, лупил меня и годами твердил, что я полное дерьмо. А эта стерва, которая называла себя моей мамочкой, просто стояла рядом и смотрела на это. Театры разные, спектакль один и тот же. Когда я сказал «выкованы в боли», я знал, о чем говорю. Как только Кармайкл заговорил о пережитых издевательствах, многое встало на свои места: задержка в развитии, эксгибиционизм, ненависть и паника, когда он говорил о своем отце. – Сама судьба свела нас с Ноной, – удовлетворенно улыбнувшись, продолжал он. – В одиночку ни она, ни я не справились бы. Но чудо свело нас вместе. Соединило в семью. – Давно у вас семья? – спросил я. – Уже много лет. Я приезжал сюда летом, работал на месторождении, простым рабочим. У старого ублюдка были большие планы насчет этого места. «Кармайкл ойл» собиралась осквернить землю, перерыть ее вверх дном и выдавить из нее все соки до последней капли. К несчастью, месторождение оказалось сухим, словно сиськи мертвой женщины. – Рассмеявшись, он стукнул обухом по полу. – Я ненавидел эту работу. Она была грязной, унизительной, нудной, но отец меня заставлял. Каждое лето, словно срок на каторге. Я старался удрать при первой возможности, отправлялся бродить по проселочным дорогам, дышать свежим воздухом. Размышляя о том, как расквитаться с отцом. Однажды, гуляя по лесу, я встретил Нону. Ей было шестнадцать – самое очаровательное создание на свете, она сидела на пеньке и плакала. Увидев меня, она испугалась, но я ее успокоил. А Нона, вместо того чтобы убежать, или заговорить, начала… – Красивое лицо потемнело и исказилось от ярости. – Выбрось это из своей грязной головы, приятель! Я и пальцем ее не тронул. И все то, что я рассказал про минет тебе и тому фараону, это полная брехня. Я просто хотел навести вас на ложный след. Я молча кивнул. Мне на ум пришло еще одно объяснение этой выдумки: сладостные грезы. Однако пока что сексуальные позывы Кармайкла в отношении девушки, которую он называл своей сестрой, к счастью, оставались подавленными, и я надеялся, что так будет и дальше. – Именно потому, что я относился к Ноне не так, как другие мужчины, между нами возникло что-то особенное. Вместо того чтобы наброситься на ее тело, я слушал, что она говорит. Дал ей возможность излить свою боль. Поделился с ней своей болью. Все лето мы встречались и разговаривали. То же самое и на следующий год. Я поймал себя на том, что с нетерпением жду работы на месторождении. Мы узнавали друг друга крупица за крупицей, выясняли, что нам пришлось пройти через одно и то же, осознавали, как мы похожи друг на друга – две половинки одного целого. Мужская и женская составляющие. Брат и сестра, но только больше. Понимаешь, что я хочу сказать? Я постарался изобразить сочувствие, чтобы он продолжал говорить и дальше: – У вас сложилась единая личность. Как это иногда бывает у близнецов. – Точно. Это было прекрасно. Но затем старый подонок закрыл месторождение. Запер все. Я все равно продолжал сюда приезжать. По выходным. В каникулы я проводил здесь по целой неделе. Поселился прямо тут – это был дом сторожа. Я готовил для Ноны. Учил ее саму готовить. Помогал ей делать домашнюю работу. Научил ее водить машину. По вечерам мы долго гуляли. И всегда разговаривали. О том, как хотим убить своих родителей, вырвать с корнем прошлое. Начать все заново, в новой семье. Мы устраивали пикники в лесу. Я хотел брать с собой и малыша, чтобы он тоже был частью нашей семьи. Но эти двое никуда его не отпускали. Нона много говорила о нем, о том, что она собирается заявить о своих правах. Я ее поддерживал, учил ее быть свободной. Мы построили планы на следующее лето. Мы втроем собирались сбежать на какой-нибудь остров. Может быть, в Австралию. Я начал собирать рекламные проспекты, чтобы выбрать лучшее место, и тут малыш заболел. Нона позвонила мне сразу же, как только приехала в Лос-Анджелес. Она хотела, чтобы я помог ей устроиться в какое-нибудь шоу, но я сказал, что для этого нужны большие связи. К тому же, я уже подготовил номер в «Адаме и Еве». Я уговорил Рэмбо позволить нам работать вместе. Все номера проходили гладко как по маслу. Нам не нужно было ничего репетировать, потому что мы прекрасно знали, что думает другой. Это было все равно что работать в паре с самим собой. Мы получали щедрые чаевые, и я оставлял их Ноне. И тут как-то вечером она позвонила мне в панике. Сказала, что поговорила с ними начистоту, а те выкрали малыша. Если честно, мне с самого начала не нравилось, что его упекли в больницу, но тут я испугался, что они сбегут за границу, спрячут малыша там, где Нона его уже не найдет. Я поспешил туда и приехал как раз тогда, когда они уезжали. Своуп выходил из номера, когда я распахнул дверь. До того я с ним никогда не встречался, но мне было чертовски хорошо известно, какое он дерьмо. Он начал было что-то говорить, но я врезал ему по морде. Отключил одним ударом. Тут на меня с криками набросилась женщина, и я ей тоже врезал, по голове. Они лежали на полу, родственные души. Малыш что-то бормотал во сне. Внезапно Нона сорвалась с катушек и начала громить все вокруг. Я утихомирил ее, сказал, чтобы она подождала здесь, и с трудом запихнул обоих в «Корвет». Ее засунул назад, его усадил спереди. Отвез их на берег рядом с аэропортом, и когда очередной самолет пролетал низко над головой, прикончил обоих. Затем отвез их в одно знакомое место в каньоне Бенедикт и выбросил там. Эти люди заслужили смерть. Покрутив топорище, Кармайкл принялся жевать похожие на солому усы. – Полиция обнаружила там еще одно тело, – сказал я. – Женское. Я оставил недосказанный вопрос висеть в воздухе. – Знаю, о чем ты подумал, но нет, – ухмыльнулся Кармайкл. – Я с огромной радостью отправил бы туда свою мамочку, но та имела наглость пару лет назад умереть от инфаркта у себя дома в постели. Это меня жутко разозлило, потому что я уже много лет вынашивал план – для старика также уже приготовлен сценарий, который я как-нибудь воплощу в жизнь. Но мамочке удалось сбежать. И тут мне повезло. Я выполнял номер в «Ланселоте», и одна старая шлюха в первом ряду буквально вешалась на меня. Запихивала мне в трусы стодолларовые купюры, лизала щиколотки. Как выяснилось, она была врачом. Рентгенологом. Пару месяцев назад развелась и пустилась во все тяжкие. Она заявилась ко мне в гримерку, налакавшись по самые жабры, принялась меня лапать, подавая откровенные сигналы. Меня это вывело из себя, и я уже собирался выставить ее вон. Но когда я зажег свет, я все увидел: она была похожа на старую сучку, как сестра-близнец. То же самое высушенное лицо, задранный нос, избалованные манеры. Улыбнувшись, я сказал: «Заходи, милая». Позволил ей удовлетворить меня прямо в гримерке. Дверь оставалась незапертой, туда мог войти кто угодно. Ей было все равно, она просто задрала юбку и забралась на меня. Потом мы отправились к ней домой, квартира на мансардном этаже на берегу океана. Она снова овладела мной, а когда заснула, я ее задушил. – Он невинно округлил глаза. – Кладбище было выбрано. Теперь оставалось его заполнить. Прислонив топор к плите, Кармайкл сунул свободную руку в сумку и достал большой персик. – Хочешь? – Нет, спасибо. – Они вкусные. И полезные для здоровья. Кальций, натрий. Много витамина А и С. Замечательная последняя трапеза. Я молча покачал головой. – Как тебе угодно. Откусив большой кусок, Кармайкл слизнул сок с кончиков усов. – Я не желаю вам с Ноной ничего плохого, – сказал я, тщательно подбирая слова. – Я только хочу помочь вашему младшему братику. – Каким образом? Накачав его отравой? Я прочитал все о том, что с ним собирались сделать. Именно эта дрянь и вызывает рак. – Не стану кривить душой и уверять тебя в том, будто эти препараты совершенно безобидные. Они очень сильные – отрава, как ты и сказал. Но только так можно убить злокачественную опухоль. – По мне все это полное дерьмо. – Кармайкл выставил вперед подбородок. – Нона все рассказала мне про тамошних врачей. Кто поручится, что ты другой? Доев персик, он выбросил косточку в раковину. Достал из сумки сливу и расправился с ней. – Пошли, – сказал Кармайкл, поднимая топор. – Вставай. Пора кончать с этим. Жаль, я не прикончил тебя в первый раз, из ружья. Тебе же было бы лучше. Ты бы даже не понял, в чем дело. А теперь тебе придется немного помучиться в ожидании того, когда это случится. Глава 25 Я подошел к двери, подчиняясь дулу двустволки, подталкивающему меня в спину. – Открой дверь медленно и осторожно, – приказал Кармайкл. – Положи руки на затылок и смотри прямо перед собой. Я повиновался. Тут послышался шорох занавески для душа, голос Ноны. – Дуг, не надо его убивать. – Возвращайся обратно. Я сам с этим разберусь. – Но что, если он прав? У Вуди жар… – Я сказал, что сам со всем разберусь! – отрезал блондин, внезапно теряя терпение. Ответ Ноны, который я не услышал, заставил его смягчить тон. – Извини, сестренка. День выдался тяжелый, и мы все на взводе. Как только я его прикончу, мы займемся малышом, введем ему В12. Я тебе покажу, как сбить жар. Пара недель – и он будет как огурчик, и тогда мы расстанемся. А через месяц я уже буду учить его, как лететь по волне. – Дуг, я… – начала было Нона. Я надеялся на то, что девушка продолжит защищать меня, тем самым отвлекая внимание Кармайкла и давая мне шанс внезапно обратиться в бегство. Однако она осеклась на полуслове. За шлепаньем босых ног последовал шорох задвигающейся занавески. – Шевелись! – приказал Кармайкл, разъяренный намеком на бунт, что было очевидно по удару холодной сталью мне по почкам. Распахнув дверь, я шагнул в темноту. Смрад химических реактивов в воздухе усилился, массивная плоская гора застилала небо. Огромные ржавые остовы брошенных машин молчаливо и безучастно рассыпались по истерзанной земле. Просто отвратительное место для того, чтобы умереть здесь. Кармайкл провел меня по коридору, образованному пустыми бочками. Я метал взгляд из стороны в сторону в поисках путей бегства, однако большие черные цилиндры образовывали высокие железные баррикады, беспощадно сплошные. За несколько ярдов до конца прохода Кармайкл заговорил, предлагая мне выбор: – Я могу тебя убить, когда ты будешь просто стоять, стоять на коленях или лежать на земле, как я поступил со Своупами. Или, если тебе страшно оставаться неподвижно, ты можешь побежать, заняться физическими упражнениями, чтобы отвлечь мысли от грядущего. Я не скажу, сколько дам тебе шагов, так что ты сможешь притвориться, будто это обыкновенная пробежка. Убедить себя в том, что ты участвуешь в марафоне. Когда я бегаю, мне становится классно. Быть может, и тебе тоже станет классно. Я зарядил крупной дробью, так что ты ничего не почувствуешь. Что-то вроде одного сильного удара. У меня задрожали колени. – Ну же, приятель, – с укором произнес Кармайкл, – держись. Умри достойно. – Моя смерть ничего тебе не даст. Полиция знает, что я здесь. Если я не вернусь, сюда нагрянет спецназ.